Будь со мной нежным
Шрифт:
— Еще, — высовываю хоботок и погружаю его в густую каплю. — Восхитительно!
Но проглотить не успеваю, какой-то жужжащий звук отвлекает от наслаждения. Поднимаю голову, оглядываюсь, крылышки серебрятся и трепещут, сквозь них проникают лучи солнца и раздражают радужку.
— Пайель! Пайель! — ввинчивается в мозг металлический голос. — Пайеля вызывают к директору. Пайель!
— Вот он! — вскрикивает рядом кто-то.
Меня хватают за плечи и встряхивают. Радужные крылья исчезают, вкус нектара превращается в горечь. Только
— Что? Что случилось?
— Идиот! Ты что натворил?
— Где?
Наконец встряхиваюсь, вижу склоненные надо мной головы и резко сажусь.
— Тебя к директору вызывают, — трясет меня Ахайя.
— Меня? Зачем? — никак не могу прийти в себя спросонья, тру глаза.
— А мы откуда знаем? — пожимает плечами Махасия.
Вызов к директору небесной канцелярии — самое важное событие для ангелов, и оно случается крайне редко.
— Ну, ты и спать, дружище! — смотрит укоризненно Ахайя.
Ему хорошо, он ангел терпения, может трудиться в поте лица и день, и ночь и не устать.
— Конечно, — огрызаюсь я и бросаюсь к парадной одежде. — Разве можно иметь столько подопечных, как у меня? За всеми даже уследить не успеваю.
— Что поделаешь, нехватка кадров, — разводит руками Ахайя. — Людей все больше, а состав ангелов не меняется.
— Надо поднять этот вопрос пред Святейшим.
— Рискни.
Мы замолкаем. Наши ряды пополняются крайне редко. Это настоящее событие для небесной канцелярии. В ангелы могут перевести человеческую душу, которая соответствует строгим параметрам. Увы, тех, кто способен выполнять миссию ангела, по пальцам пересчитать можно.
Я надеваю строгий белый костюм, расправляю каждое перышко, складываю крылья вместе, повязываю галстук. К вылету готов, а в груди все трясется от страха. Падать больше некуда, я и так в самом нижнем ряду небесной канцелярии. Разве что секретарем на божественный суд отправят грешников пересчитывать. Не хотелось бы. Позор для ангела света.
— На, выпей, приди в себя! — Махасия протягивает бутылочку нектара-энергетика.
— Пайеля вызывает директор!
Подскакиваю от металлического голоса громкой связи. Проглатываю напиток и, поправляя на ходу галстук, несусь к блюдцу внутреннего полетника: крыльями пользоваться запрещено.
— Ни пуха! — кричат вслед друзья.
— Ладно вам! — прыгаю на блюдце, оно тут же взмывает. — Скорости прибавь! — приказываю ему.
— Нельзя! — бурчит железка. — Правила внутреннего распорядка не разрешают.
— Отдам в металлолом!
— Будешь ходить пешком.
Блюдце наклоняется и уходит в крутой вираж, я теряю равновесие и чуть не вываливаюсь за борт. Нет, разбиться я не могу, но в полете придется расправить крылья, а за это получу штраф.
— Треснутый уродец! — срывается с губ.
— Такому работнику, как ты, новая техника не положена, — парирует блюдце.
Задираю голову и грожу кулаком центру управления.
У нас давно разногласия с этим средством передвижения. С трудом подавляю внутренний протест. Мы, ангелы, полные сил и энергии, выступаем против произвола начальства. Почему нельзя использовать крылья? Зачем они нам даны от природы?
Блюдце кругами поднимается все выше и выше. Мимо мелькают отделы небесной канцелярии. Хотел бы я отвечать за любовь или здоровье, а еще лучше — за долголетие. На худой конец можно быть ангелом откровений: сиди и выслушивай жалобы людей, чем не пыльная работенка?
Быть ангелом поддержки и удачи — самое гнилое занятие. А когда у тебя так много подопечных, как у меня, обязательно кого-нибудь забудешь поддержать. Неужели кто-то пожаловался?
— Слушай, медянка, — ласково обращаюсь к блюдцу, — не знаешь, зачем меня вызывают?
— Облаку ясно: натворил что-то.
Прикидываю, в чем мог провиниться, но в голову ничего не приходит. Старался, работал. Подумаешь, заснул на часок!
Мимо мелькают белые кабинеты отдела возвышения, блюдце тормозит и подлетает к краю платформы.
— Подождешь меня? — спрашиваю, ни на что не надеясь.
Эта железка может и смыться.
— У тебя десять минут.
— Я не справлюсь!
— Шевелись!
Двери разъезжаются, и я вхожу в приемную директора. Тысячи стеллажей, заполненных папками и файлами, стоят вдоль стен. Их невозможно охватить взглядом, настолько они велики. Сотни секретарей взбираются по лесенкам, что-то правят, делают записи, куда-то все отсылают. Еще больше сотрудников снуют внизу. Никто не обращает на меня внимания, все заняты делом.
Плохой знак. Секретари прячут глаза, стараются на меня не смотреть, облаку ясно: в чем-то я провинился, и серьезно. Но в чем?
— Вас ждут, — главный секретарь, седой старик с длинной бородой, показывает на дверь кабинета директора.
На ватных ногах приближаюсь к ней, створки тут же раздвигаются в стороны и смыкаются за моей спиной.
В огромном кабинете пусто. Сажусь на краешек дивана цвета морской волны. Он кажется ярким пятном на фоне остальной белизны. Даже глаза режет яркое сияние.
— Фрукты будешь? — от окна доносится голос.
На подоконнике сидит невиданная птица и красным клювом чистит яркие перышки. Сегодня у директора такой образ. Никто не знает, как он выглядит по-настоящему.
Я вскакиваю, смотрю на низкий столик перед собой. На нем стоит тарелка с нарезанными фруктами, лежат приборы.
— С-спасибо. Вызывали?
Птица взлетает, делает круг над моей головой, чувствую, как легкий поток воздуха овевает лицо, и вдруг оборачивается женщиной. У нее гладко зачесанные на строгий пробор седые волосы, ровные брови вразлет, четко очерченные красные губы. Желтое с радужными переливами платье при каждом движении неуловимо меняет оттенки.