Шрифт:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
— Привет, Филин! — Кто-то хлопнул меня по плечу так, что охапка бумаг, которую я держал в руках, стараясь не уронить и одновременно не помять, чуть не выпорхнула белыми голубями на мраморный пол академии. В такой толчее подобрать их, да чтоб не затоптали и меня, и бумаги, было бы мёртвым делом.
За моей спиной нарисовался, приветливо скалясь частоколом ровных, жемчужно-белых зубов, самый страшный кошмар моей схольной жизни — Свентаниана деи Маринаро — или просто Свента. Объективности ради следует признать, что внешне
Вы правы. Я тоже восхищен ею, что не мешало мне в схольные годы избегать её общества всеми возможными способами, ибо никто другой не доставлял мне столько неприятностей, как она. Скажем прямо (а я давно уж перестал заниматься самообманом), талия моя была несколько больше средней. Ближе к стандартам борцов одного из видов восточной борьбы, где противники должны, пользуясь своей массой, выпихнуть друг друга за ковёр. Друзья, которых, несмотря ни на что, у меня тоже было немало, постоянно говорили, что я сильно преувеличиваю. Однако, думаю, утешали.
В общем, другие схольники, не друзья, малознакомые и вовсе не знакомые мне протиратели схольных скамей предпочитали ласково называть меня жирдяем, салом на ножках, пузаном и тэдэ и тэпэ. Особенно мелкота из младших классов любила поразвлечься за мой счёт. Любимый приём — крикнуть: «Толстый!» — и бежать. Лови их, если очень хочется. Положение вечного объекта для шуток и проказ усугублялось моей любовью к уединению и чтению книг. Никто не мог понять, как можно предпочесть книги шумным играм, а всё непонятное пугает и раздражает. Вот все ученики схолы и соревновались в изобретении разных пакостей.
Впрочем, если я считал шутку оскорбительной, задевающей мою честь и достоинство, то без колебаний преодолевал свою лень и вызывал обидчика на бой. Дрался всегда упорно, до победного конца. И неважно, для кого в итоге этот конец становился победным.
Пальму первенства, особенно ближе к концу обучения, уверенно держала Свента. Увлечённо занимаясь с малых лет боевыми искусствами, она, похоже, больше всех не могла смириться с такой ошибкой природы, как я. Мужчина — и ни разу не может подтянуться. Не владеет оружием и приёмами рукопашного боя, а на уроках начальной боевой подготовки умирает на первых ста метрах бега. В то время как сама она уже несколько лет являлась чемпионом нашего города по рукопашному бою, стрельбе из лука и фехтованию среди взрослых мастеров. А ещё наделите этот образ острым умом, огромной начитанностью и властным характером, и, думаю, у вас не возникнет вопросов, кто был неформальным лидером самой сильной группировки схольников и организатором самых изощренных проделок, виновников которых не удавалось найти даже королевским охранителям порядка. А такое тоже было. Когда Свента и компания решили, что их товарищ несправедливо обвинен в организации потопа в мужском туалете, директор обнаружил, что потоп этот добрался до его личного сейфа. Сейф был, между прочим, помимо секретного кода, известного только директору, дополнительно защищен ещё и далеко не слабым магом.
Следует признать, что Свента, пользуясь своим авторитетом, никогда не допускала, чтобы проказы доходили до физического ущерба моему здоровью или морального унижения. Тем не менее отрава, даже не смертельная, даже в бриллиантовой оправе, отравой быть не перестает.
И вот, когда я решил, что детские кошмары остались в прошлом, а я, поступив в столичную академию, спрячусь от своих обидчиков далеко и надёжно, хлопок по плечу ненавязчиво перегнал мои мозги в то место, которым положено думать, а не на котором принято сидеть. Проблемы никуда не ушли, и решать их хочешь не хочешь придётся.
— И тебе привет. Самый большой, — нехотя буркнул я. — Ленточкой перевязать?
— Да ладно тебе. Приятно же видеть знакомую личность в чужом городе, — не отставала от меня эта заноза. — Тебе ведь тоже наверняка приятно. Скажи, приятно?
— Я безмерно счастлив лицезреть вашу персону в этих скромных стенах!
— Ну что ты как неродной?
— Что тебе от меня надо? Можно я спокойно сдам бумаги и тихо пойду на испытание?
— Нельзя! А кто, как не мудрый Филин, поможет мне пробиться к секретарю сквозь эту страшную толпу? К тому же я девушка слабая, беззащитная. Меня легко обидеть и довести до слез. Кто меня защитит и утешит в этом чужом городе, полном соблазнов и бандитов?! — патетически воскликнул этот кошмар в платье от лучших портных и с дорогущей сумочкой на левом плече. Затем уже нормальным тоном: — Так ты ещё не получил кристалл? Деликатный ты наш! Энергичнее надо! Энергичнее! Ща всё организуем.
Она цепко ухватила меня за правую руку. Левой я едва успел прижать к груди бумаги, как она с воплем мартовской кошки, не поделившей с соперницей красавца-кота, вклинилась в толпу:
— Пропустите девушку с воздушным шариком! Пропустите, а то лопнет!
Со стороны, чувствую, я действительно выглядел большим воздушным шаром, который тоненькая девчушка тянет за ниточку, а он болтается из стороны в сторону в бесплодных попытках вырваться.
Меня с не девичьей силой тянули прямо сквозь группы, группки и группировки абитуриентов, не затрудняясь их обходом. Я об кого-то спотыкался, через кого-то продирался и протискивался, кому-то наступал на ноги и на руки, не успевая растерянно бормотать извинения. Как я умудрился человеку на руку наступить? Очень просто. Мой бурлак сделал подсечку одному несговорчивому парню, и тот, аккурат в конце пируэта, застыл в позе «собака воет на Селену». А тут и я протопотал стадом троллей, завидевших пивную. В общем, казалось, всё так и пройдёт вежливо, культурно, как принято в высших домах: «Сударь! Не будете ли вы так любезны убрать свою ногу с моего сапога?» — «Почту за честь!» — но вдруг сильный рывок за шиворот остановил наш прорыв к флагу буквально в шаге от победного вопля.
— Ну куда ж ломишься?!! Ты же ж всем ноги поотдавливал! — прорычал мне в ухо какой-то двухметровый верзила.
Тоже абитуриент, наверное, пришла мне в голову свежая, муха не сидела, а главное, своевременная мысль.
Через секунду бугай уже висел спиной параллельно полу, кисть его ручищи оказалась заломленной каким-то хитрым приёмом, а черепушка дымилась под яростным взглядом изумрудных глаз. Бугай выглядел настолько беспомощным, что мне вдруг стало его жалко. Казалось, а наверняка так и было, Свента может теперь сделать с ним всё, что захочет: бросить на пол, сломать руку… Я так чётко вообразил, что это я — тот верзила и это я сейчас завис над полом, что прямо физически ощутил боль в заломленной руке и ещё более мерзкое чувство полной беспомощности. Ужасное состояние! Кто не дрался в детстве? И я дрался. Только во время драки меня никогда не покидало чувство — ему же больно! Моему противнику, имеется в виду. Накатывала острая жалость к нему, я начинал осторожничать, старался не причинить боли, что иногда становилось причиной моего поражения. Противники мои в большинстве случаев подобных чувств и колебаний не испытывали. Правда, несколько раз меня, что называется, доводили до бешенства, и вот тогда я не жалел никого: ни себя, ни врага. Но случалось это крайне редко.
— Еще одно слово, и ты всю оставшуюся жизнь на лекарства работать будешь!
— Что здесь происходит?!
Блин, секретарь увидел нашу возню и встал из-за стола. Ну всё! Прощай, академия!
Наук гранит претвёрдый Грызть ныне недостоин я.— Всё в порядке, господин секретарь. Просто скучно стало. Вот парень и попросил меня показать, как правильно освобождаться из захвата в соответствии с лоперской школой боя, — не растерялась Свента и отпустила здоровяка.
— Спасибочки вам! А то я всю жизнь мучился, гадая, как же из того клятого захвата лоперцы освобождаются? — с облегчением пробасил тот, потирая руку.
А парень, видно, далеко не дуболом, хоть и выглядит, как горный тролль.
Секретарь недоверчиво осмотрел нашу компанию, надолго задержав взгляд на простодушном лице верзилы, и потребовал подойти.
— Спасибо! — нехотя буркнул я Свенте. — Но почему ты мне помогла? — Я замялся. — Мы ведь с тобой не друзья?