Будда слушает
Шрифт:
Столь безрадостные мысли одолевали Билли Рида, когда он углублялся в темнеющие в наступивших сумерках заросли. Майла уже давно сделала дела и теперь наслаждалась прогулкой, изучая и обнюхивая каждое заинтересовавшее ее дерево. Билли Рид невольно улыбнулся, наблюдая за собакой, но тут же вспомнил о жене. Вот он вернется, сядет на диван, и она опять начнет докапываться, какого хрена, мол, уселся перед теликом. Старая сука. Он решил не спешить домой и пройтись еще немного, несмотря на то, что в боку уже кололо, а суставы ныли – проклятый лишний вес давал о себе знать.
Побродив еще около четверти часа,
Собака настороженно подняла уши и собралась гавкнуть.
– Заткнись, Майла, – цыкнул на нее хозяин, с любопытством всматриваясь в полумрак рощи. – Пошли, проверим, что там происходит.
– Ты сама поднимешься? – с сомнением протянула Барбара, высаживая Эми у ее дома и кивая на высокое крыльцо, ведущее к входной двери. Эми малость перебрала, и хотя вела она себя совершенно адекватно, позволить ей сесть за руль Барбара не могла. Если патрульный ее остановит и попросит дыхнуть в трубочку, прибор просто зашкалит и прощай, водительские права.
– Все нормально, подруга. – Эми порылась в сумочке и достала ключи. – Спасибо, что подбросила. Хотя я бы и сама прекрасно доехала.
– Лучше не рисковать.
– В этом твоя проблема, Барби. Классная ты девчонка, только скучная.
– Вот спасибо.
– Ты ж знаешь, я не со зла. – Эми нагнулась, просунув голову в открытое окно со стороны пассажира. – Просто нельзя постоянно держать себя в рамках, иногда можно позволить себе чуточку лишнего. Парня бы тебе, больного на всю голову, чтобы растормошил тебя.
– Еще раз спасибо, добрая женщина, – фыркнула Барбара. Злиться на Эми было невозможно. – Иди уже спи! Спокойных снов!
Она убедилась, что подруга благополучно поднялась по ступенькам и вошла в дом, и тронулась с места.
Дорога тянулась вдоль частного сектора, встречных машин в этот час не попадалось, и на Барбару нахлынуло неожиданное бесконтрольное чувство полного одиночества. Она подумала о том, что вся родня, все друзья ее остались в Чикаго, и хотя до Милуоки всего-то часа два пути, а то и полтора, если без пробок – за все это время никто не сподобился навестить ее. С семьей понятно, отец высказывает свое «фи», и домочадцы подчиняются, а вот подруги, с которыми связано столько воспоминаний, столько детских и подростковых клятв – «лучшийдругнавеки», – они-то куда пропали? Чем взрослее становишься, тем больше истин тебе открывается. И одна из самых главных – о тебе помнят, пока ты рядом и можешь быть чем-то полезен. С глаз долой – из сердца вон.
Накатило все разом. И утренний звонок отца, и скандал в спортзале, и отказ издательства. А ведь день обещал был таким чудесным!
За окном потянулся темный частокол из деревьев – таких по-кинематографически мрачных, что хотелось нырнуть в их засасывающую черную густоту и позволить монстру (в таких местах непременно водятся монстры) уничтожить тебя вместе со всеми твоими сомнениями, со всем твоим одиночеством.
Она подумала, что, если начнет когда-нибудь работать над новым романом, обязательно вставит туда эту дорогу, сжатую тисками лесополосы. Она отвлеклась на несколько секунд, разглядывая корявые силуэты сосен, – на каких-то несколько секунд, – и когда ее взгляд снова вернулся к дороге, что-то тяжелое врезалось в передний бампер. Барбару резко бросило в кресле, но ремень безопасности удержал ее, больно вонзившись в ребра; передние колеса подскочили, словно на кочке, затем задние, и машина по инерции проехала еще несколько метров после того, как водитель ударил по тормозам.
– Господи, пусть это будет олень…
Дрожащими пальцами она расстегнула ремень безопасности и подняла глаза в зеркало заднего вида. Это был не олень.
Долго не получалось открыть дверцу – она дергала и дергала ручку, пока не поняла, что заблокировала замки. Она буквально вывалилась из салона и ее едва не стошнило при одном взгляде на асфальт.
Человек лежал лицом вниз, и черная в сумерках кровавая лужа растекалась под ним.
Барбара бросилась к нему, схватила безвольную руку, лихорадочно нащупывая пульс.
– Ну же, черт тебя возьми! Бейся! Пожалуйста, бейся!
Пульс не прощупывался.
Барбара хлопнула себя по карманам пиджака, телефон остался в машине. Она побежала к автомобилю, взяла мобильный, начала набирать «911», но тут же сбросила.
Необычное, невнятное предчувствие заставило ее вернуться к телу. Несколько секунд она стояла, глядя на распростертого у ее ног мужчину, затем медленно опустилась на корточки, схватила его за плечи и перевернула лицом вверх.
Если ей и казалось мгновение назад, что хуже ничего быть не может, то сейчас она поняла, как заблуждалась. Еще как может.
Она узнала сбитого ею мужчину. Это был Стенли-мать-его-Уорхол.
Сегодня днем они в пух и прах разругались на глазах множества свидетелей, а несколькими часами спустя она переезжает его на своей тачке. Барбара истерически рассмеялась – и так испугалась своей реакции, что рассмеялась пуще прежнего, задыхаясь от ужаса…
– У тебя шок, отойди, – раздался за спиной чей-то спокойный голос.
Она оглянулась. В метре от нее, на тротуаре, стоял молодой мужчина в спортивной форме, с бутылочкой воды за поясом и болтавшимися на шее наушниками.
Он подошел, деловито нагнулся и положил пальцы сбоку на шею жертвы. Несколько секунд сосредоточенно молчал, затем выпрямился и посмотрел на Барбару:
– Он мертв. – И после паузы добавил: – Я совершал вечернюю пробежку и видел, как все произошло.
Барбара кивнула.
«Вот такой бесславный конец, – мелькнуло у нее в голове. – Проявить твердость характера, свалить в другой город за новой жизнью и сесть в тюрьму за убийство».
Интересно, отец будет ее навещать? О, конечно, будет. Хотя бы ради того, чтобы мучить ее своим «А я тебе говорил!»
– Его нельзя так оставлять.
Барбара подняла взгляд на незнакомца и снова кивнула.
– Спасателей и полицию вызови, пожалуйста, ты. Я… – Она запнулась. – Наверное, говорить… не смогу.
Мужчина посмотрел на нее в упор:
– Тебя посадят надолго.
Она не отреагировала.
– Ты хочешь в тюрьму?
Барбара непонимающе уставилась на странного незнакомца.
– В тюрьму, говорю, хочешь? – повторил он, повысив голос.
– Господи, конечно, нет! – взорвалась она. – Что ты за дерьмо у меня спрашиваешь? Кто вообще в своем уме хочет за решетку?