Будем как солнце. Книга символов

Бальмонт Константин Дмитриевич

Там все живут и чувствуют во сне, Стоят, сидят с закрытыми глазами, Проходят в беспредельной тишине. Узоры крыш немыми голосами О чем-то позабытом говорят, Роса мерцает бледными слезами. Седые травы блеском их горят, И темные деревья, холодея, Раскинулись в неумолимый ряд. От города до города, желтея, Идут пути, и стройные стволы Стоят,

как бы простором их владея. Все сковано в застывшем царстве мглы, Печальной сказкой выстроились зданья, Как западни — их темные углы. В стране, где спят восторги и страданья, Бывает праздник жертвы раз в году, Без слов, как здесь вне слова все мечтанья. Чтоб отвратить жестокую беду, Чтобы отвергнуть ужас пробужденья, Чтоб быть, как прежде, в мертвенном чаду. На ровном поле, где сошлись владенья Различно-спящих мирных городов, Растут толпою люди-привиденья. Они встают безбрежностью голов, С поникшими, как травы, волосами, И мысленный как будто слышат зов. Они глядят — закрытыми глазами, Сквозь тонкую преграду бледных век Ждет избранный немыми голосами. И вот выходит демон-человек, Взмахнул над изумленным глыбой стали, И голову безгласную отсек. И тени головами закачали Семь темных духов к трупу подошли, И кровь его в кадильницы собрали. И вдоль путей, лоснящихся в пыли, Забывшие о пытке яркой боли, Виденья сонмы дымных свеч зажгли. Семь темных духов ходят в темном поле, Кадильницами черными кропят, Во имя снов, молчанья, и неволи. Деревья смотрят, выстроившись в ряд, На целый год закляты сновиденья, Вкруг жертвы их — светильники горят. Потухли Отдалилось пробужденье. Свои глаза сомкнувши навсегда, Проходят молча люди-привиденья. В стране, где спят немые города.

ОСУЖДЕННЫЕ

Он каждый день приходит к нам в тюрьму, В тот час, когда, достигнув до зенита, Ликует Солнце, предвкушая тьму. В его глазах вопросов столько слито, Что, в них взглянув, невольно мы дрожим, И помним то, что было позабыто. Он смотрит как печальный серафим, Он говорит бескровными устами, И мы как осужденные пред ним. Он говорит: «Вы были в стройном храме, Там сонмы ликов пели в светлой мгле, И в окнах Солнце искрилось над вами. Вы

были как в спокойном корабле, Который тихо плыл к стране родимой, Зачем же изменили вы земле? Разрушив храм, в тоске неукротимой, Меняя направленье корабля, Вы плыли, плыли к точке еле зримой,— Как буравом равнину вод сверля, Но глубь, сверкнув, росла водоворотом, И точка не вставала как земля. Все к новым бедам, поискам, заботам Она вела вас беглым огоньком, И смерть была за каждым поворотом. Ваш ум жестоким был для вас врагом, Он вас завлек в безмерные пустыни, Где всюду только пропасти кругом. Вот почему вы прокляты отныне, Среди высоких плотных этих стен, С душою, полной мрака и гордыни. Века веков продлится этот плен. Припомните, как вы в тюрьму попали, Искатели великих перемен». И мы, как раздробленные скрижали, Свой смысл утратив, бледные, в пыли, Пред ним скорбим, и нет конца печали. Он снова речь ведет,— как бы вдали, Хотя пред нами взор его блестящий, В котором все созвездья свет зажгли. Он говорит: «Вы помните, все чаще Вам скучно становилось между вод, И смутно от дороги предстоящей. Но раз попали вы в водоворот, Вам нужно было все вперед стремиться, И так свершать круги из года в год. О, мука в беспредельности кружиться, Кончать, чтоб вновь к началу приходить, Желать, и никогда не насытиться! Все ж в самой жажде вам была хоть нить, Был хоть намек на сладость обладанья, Любовь была в желании любить. Но в повтореньи гаснут все мечтанья, И как ни жди, но, если тщетно ждешь, Есть роковой предел для ожиданья. Искать светил, и видеть только ложь, Носить в душе роскошный мир созвучий, И знать, что в яви к ним не подойдешь. У вас в душе свинцом нависли тучи, И стал ваш лозунг — Больше Никогда, И даль закрылась пеною летучей». «Куда ни глянешь—зыбкая вода, Куда ни ступишь—скрытое теченье, Вот почему вы мертвы навсегда». И вспомнив наши прежние мученья, Мы ждем, чтоб наш казнитель и судья Дал внешнее для них обозначенье. Он говорит: «В пустынях бытия Вы были—ум до времени усталый, Не до конца лукавая змея.