Буденновск: семь дней ада
Шрифт:
Раиса Николаевна ГОНЧАРОВА, заведующая родильным отделением буденновской больницы, пять дней провела в настоящем кошмаре. Ей было так же тяжело и страшно, как и другим заложникам. Но она еще должна была выполнять свои прямые обязанности: оказывала помощь больным и раненым, принимала роды, проводила
— Ко мне в отделение позвонила акушерка Иванова — она в центре города живет. По-моему, около часа дня было: «На улицах чеченцы, убивают. Закрывайте роддом, а то придут, и позвоните куда-нибудь». Я, честно скажу, не поверила. Выстрелов мы не слышали. Думаю, наверное, кто-то пальнул, и началась паника. Про чеченцев у нас с самого начала войны говорили: мол, они в любой момент могут войти и устроят террор. А в том, что Буденновск не обойдут, не сомневались. Хотя бы из-за предприятия «Полимер».
Бросилась я в административный корпус — он на втором этаже. Секретарь успокаивает — ничего не знаю. Возвращаюсь через реанимацию, слышу, что хирургов вызывают в приемный покой. Обычно зовут анестезиологов. А тут… Значит, действительно что-то случилось. Хирурги уже бегут по коридору, я за ними. В приемном покое — раненые. Наши, буденновцы. Стонут. У кого рука прострелена, у кого ноги перебиты.
Наш замглавного Костюченко Петр Петрович уточняет: «Да, в городе чеченцы, стреляют везде. Готовьте операционную…»
А тут узнала, что в приемный покой три чеченца привезли своего раненого. Позвонила домой старшей акушерке Ольге Надеиной. Она в военном городке живет, где летчики. Дома была соседка. Она дала телефон командира полка. Сообщаю, что в больнице чеченцы: «Будем думать, примем меры».
Мы как думали: через несколько минут вертолеты сядут — за больницей большое поле. Охрану дадут, разберутся с бандитами. Однако ничего подобного не случилось. Где-то через час увидела: в больницу по улице Калинина ведут огромную толпу людей. Чеченцев в охране совсем мало, а людей очень много. Привели их — сначала расставили возле забора по одному, а потом рассадили возле здания. Вскоре подъехали чеченцы на КамАЗах и бензовозе.
Услышала, как во входную дверь застучали. У нас двери всегда закрыты: роддом же — такой порядок. Спустилась, открыла окошко для приема передач. Оказалось, наши медработники: понадобились лекарства заложникам. Рядом два боевика разгружали КамАЗ. Доставали оружие. Какое — не знаю. Много оружия. Разгружали долго. Я их спросила: «Нельзя ли тех, кому плохо, взять в роддом?» Чеченцы прикрикнули: «Уходи, закрой свое окно». Передала я врачам, что было: валокордин, настойку пустырника. Валидола не нашлось.
Поднялась к женщинам — к тем, что после родов, и распорядилась, чтобы каждой матери отдали ее ребенка. Так положено действовать в любой чрезвычайной ситуации. Объяснила все, что произошло. Попросила не поддаваться панике. Собрали матерей, беременных — перевели всех с первого этажа на второй.
В дверь стали бить прикладами, а потом из автоматов. Разбили стекла на первом этаже. Ворвались чеченцы — всего человек десять. А мы женщин спрятали в выписной комнате — она за перегородками, и ее не очень-то видно. Ни один ребенок не пикнул, ни одна женщина не вскрикнула. Представьте себе. А другие женщины стояли со мной. Плакали, причитали: «Мамочка, мама».
Поднялся к нам на этаж чеченец. Вышла навстречу, представилась: «Что вам надо? Не пугайте женщин и детей. Кроме них — никого нет». Попросил ключи от дверей, которые ведут в соседнее отделение. Сказала, что у меня их нет. «Тогда мы так выбьем». Разбежался и… ногой. А навстречу по коридору идут другие чеченцы, которые зашли в гинекологию и кардиологию. Чеченцы стояли по всей лестнице, поняла: захватили всю больницу.
Тут чеченец обратил внимание на выписную комнату. Потребовал ключи. Надо было выкручиваться. Объясняю: мол, комната не закрыта, в ней просто сидят перед процедурами.
Всего у нас было примерно сто человек: 30 детей, 28 родильниц, 16 беременных и 20 сотрудников.
Чеченец успокоил — мы никого не тронем, мы не будем делать то, что делают ваши солдаты. Разместились так: на первом этаже и в подвале — только чеченцы. На втором — беременные. На третьем — родильницы. На втором и третьем — по шесть чеченцев. Один совсем мальчишка — на вид лет десять. У него был автомат, весь заклеенный картинками из-под жвачек. Звали его Малыш. Другой был тоже паренек — лет шестнадцать. Еще двоих женщин видела. Одна — врач.
Чеченцы не сидели на месте. Постоянно ходили. Все двери заставили открыть. Были отдельные палаты, где они ели и спали. Но к нашим женщинам не заходили. Говорили, какие звери ваши сыновья и мужья. Они бы наших в роддоме убили. А требуем мы только одного — прекратить войну. Я спросила, что будет, если это требование не выполнят. Они ответили: «Вас убьют ваши же». «Но вас же, — говорю, — тоже убьют». «Умереть за газават — великая честь для чеченца, — ответили мне. — Ворвутся же солдаты сюда только тогда, когда нас уже не будет». Сказали еще, чтобы в подвал не ходили, не трогали шахту лифта — они заминированы.
Вечером началась стрельба. Это еще до штурма. Снаружи палили по роддому и повредили газовую трубу. В палатах стало невозможно дышать. Пришлось с согласия чеченцев срочно эвакуировать роддом. Перевела беременных в гинекологию — там теснотища, везде на корточках сидят люди. Побежала к Костюченко, стали звонить в город, чтобы перекрыли газ. Не сразу это горгаз сделал. Нам сначала даже отказывали — в городе, мол, жаловаться будут на перебои… Минут 20–30 уговаривали. Мы настаивали, какие жалобы, если в любую секунду может произойти взрыв.