Будешь моей!
Шрифт:
Охватившее меня возбуждение вызвало сладкую дрожь в теле. Дыхание сбилось, заставляя часто и порывисто вдыхать его аромат.
Спина оборотня забугрилась, раздувая мышцы, от которых веяло жаром, как от печи. Не знаю, всё он успел сделать или я ему помешала, но сейчас Койоту уже не до процедур.
Как смазанный спецэффект, перед моими глазами мелькнуло пространство, и я оказалась зажатой между раковиной и Мироном. Он тяжело дышал, приоткрыв губы, и шарил по моему лицу глазами, словно туман, застеливший его глаза, мешал ему меня рассмотреть в тусклом свете ванной.
— Люблю тебя, — легко вырвалось из меня признание,
Длинные пальцы Мирона скользнули на мой затылок, стягивая волосы, и, сверкнув своими серо-оливковыми прожекторами, он впился в мои губы, больше не сдерживаясь. Напористый поцелуй Мирона, как и прежде, моментально кружит голову, невольно заставляя подчиняться ему, так что теряется способность мыслить.
Ураган страсти захлестнул обоих настолько, что мы буквально рвали одежду, стремясь как можно быстрее, ощутить обнаженную кожу друг друга. Я торопливо расстегивала ремень, одновременно пытаясь залезть под худи и снять с Койота брюки. Он комкал мою юбку, задирая её выше, за пару секунд избавил меня от кофты и лифчика. Это было как помутнение рассудка, нами завладела дикая животная похоть, никаких прелюдий. На них просто не было ни времени, ни желания. Мне хотелось только скорее почувствовать его внутри.
Оставив меня без одежды, Мирон стянул свой свитер через голову и тут же тесно прижал меня к себе, продолжая жадно оглаживать моё тело, и без слов было понятно, насколько сильно он изголодался.
— Моя Ленточка, — прохрипел Мирон, прикусив мочку уха, и, подхватив за бедра, поднял вверх.
Его горячая твердая плоть прижалась к моей промежности, отчего мои внутренности обожгло, тугой узел затянулся в низу живота. Это было почти больно — чувствовать его рядом и сходить с ума от желания почувствовать его в себе.
Под моими ладонями бугрились его плечи, которые я царапала в нетерпении. Скрещенные за его спиной ноги тоже пытались поторопить Койота, подпинывая его упругую задницу пятками, но этот сисичник уже отвлекся на верхние полушария, склонив голову и с вожделением облизывая вершинки груди. От прикосновений его губ и влажного языка к затвердевшим соскам меня словно молниями прошило, вырвав протяжный стон. Невыносимо так долго ждать!
— Начинайте, Ваше Борзейшество! — ухватив его за шевелюру, оторвала я Рона от доведения меня до потери сознания.
Ресницы Койота взлетели вверх, и я снова бы попалась в плен его глаз, если бы не увидела жуткий шрам на его шее.
— Т-т-ты... тебя ранили сюда? — с ужасом уставилась я на шрам, где еще даже не зажили проколы от наложенных швов.
— В глаза мне смотри! — зарычал разъяренный оборотень, обхватив мое лицо и заставляя запрокинуть голову.
— Бля, Лена! Мне уже крышу рвёт! — рявкнул Мирон, глядя на меня черными глазами.
— И мне, — пробормотала я, но глаза меня не слушались, я косилась на его шею.
Резко опустив меня на пол, Мирон рывком развернул меня к себе спиной. Намотав мои волосы на свой кулак, Рон ткнул меня щекой в холодный кафель. Моя нога взлетела на раковину, и я вскрикнула, почувствовав как он резко вошел и начал двигаться. Охренеть! Я даже пикнуть не успела!
— Маньяк уличный! — всхлипнула я.
— Да, твой личный! — оттянув мою голову за волосы, хрипло прошептал Мирон мне в ухо.
Он двигался тягуче-медленно, словно давая мне снова привыкнуть к нему, а может, просто оттягивая финал. С каждым его движением мне всё больше сносило крышу. Мирон ускорился, одновременно сменив угол и проникая так глубоко, что казалось, он проткнёт меня насквозь. Его жаркое дыхание как всполохи огня обжигало кожу везде, где он успевал прикоснуться губами — на шее, плечах, спине.
Продолжая двигаться, Мирон неожиданно прижался языком к моей шее сзади и провел им от лопаток до затылка. Я не знаю, что это за фишка, но меня словно током прошибло от головы до ног. Я выгнулась, прижимаясь к его паху, ловя будоражащие сладкие волны, которые усиливались от того, что Мирон ускорился, входя в свой звериный ритм размашистыми толчками.
Несколько минут слияния с любимым гадким койотом, и меня накрыло оглушительной волной. Просто ядерный взрыв в голове в совокупности с ошеломляющим оргазмом. Экстаз невероятной силы с такой бешеной пульсацией, что Мирон с трудом протискивался в сжимающие его стенки.
Глухо застонав и содрогнувшись всем телом, Койот стиснул меня крепче, тесно прижимая к себе, так что я чувствовала его литые мышцы бедер своими, мои ягодицы упирались в его пах, лопатки прижаты к часто вздымающейся груди. При этом он продолжал медленно двигаться во мне, согревая дыханием мою охлажденную на кафеле щеку.
Откинув голову ему на плечо, я еще какое-то время приходила в себя, слушая, как сердце постепенно начинает биться ровнее.
— Посмотри на меня, — медленно протянул Койот, завораживая меня новым звучанием своего хриплого голоса.
Приоткрыв глаза, я рассматривала его в отражении зеркала. Сейчас он больше всего напоминал неземное существо, способное соблазнить любую женщину, стремящееся утолить свои сексуальные прихоти. Развратный, порочный инкуб с яркой радужкой глаз и черными котлованами зрачков, в которых отражались красные огни. Взъерошенный, с припухшими и покрасневшими от одержимых поцелуев губами.
Я завороженно наблюдала, как Мирон оглаживает мою грудь, то медленно кружа по ней ладонями, то сжимая их. Подняв руку выше, Койот надавил мне не подбородок, заставляя приоткрыть рот и очерчивая большим пальцем мои губы. Несмотря на то, что у нас с Мироном было еще не так много близости, я уже понимаю, в каком направлении потекли мысли этого ненасытного. Как минимум, потому что снова чувствую его твердое намерение продолжить секс-вечеринку.
— Отвечаю на твой вопрос, Ленточка. Я уверен, потому что люблю так, как любят в жизни только раз.
Это признание раздуло моё сердце до размеров воздушного шара. Наверное, только в этот момент я поняла, почему я верю ему всегда. Ведь если бы я смотрела на его отношения со стороны, находила бы к чему придраться тысячу раз. Мирон с первого вечера зарекомендовал себя тем самым наглым типом, цепляющим себе девчонок на одну ночь в клубах. Даже его единственный подаренный цветок и приглашение в кино можно назвать ухаживаниями с очень большой натяжкой. Но всё это перестает меня волновать только потому, что о своих чувствах он говорит прямо и спокойно, даже не волнуется ни капли. Словно просто озвучивает неоспоримый факт, и лично меня это подкупает. Мне всегда казалось, что люди, говорящие о своих чувствах слишком эмоционально, произносят слова любви в порыве, а вот сказанное то же самое спокойно и уверенно звучит более убедительно.