Будет немножко больно
Шрифт:
Заварзин кротко выслушал начальственный гнев, сковырнул со стола прилипшую крошку, подышал на него, протер подвернувшейся бумажкой, глянул сбоку – не осталось ли на столе следов, даже рукавом протер. И только после этого, склонив голову к плечу, взглянул на Голдобова. Не было в его глазах ни страха, ни почтения. Это был слегка удивленный взгляд, в котором светилось даже нечто поощряющее. Давай, дескать, говори, что ты там еще припас для меня.
– Что касается дерьма собачьего, – тихо начал Заварзин, – то тут нужно разобраться… Мне так кажется,
– Заткнись. Потом будешь обижаться. Когда будет время, когда будет много свободного времени и много свободных денег. А пока заткнись.
– А что касается «Мерседеса», то я знаю некоторых уважаемых людей нашего города, которые тоже не прочь побалдеть на мягких сиденьях.
– Саша, я тебя прошу!
– Хорошо. Но в следующий раз, Илья Матвеевич, такие выражения вам придется оплачивать. Я не возражаю, когда меня называют дерьмом. Но не бесплатно же! В минуту опасности я становлюсь обидчивым и жадным, Илья Матвеевич.
Голдобов молча положил плотную ладонь на руку Заварзину, пожал ее, встряхнул, и все это выглядело просьбой о прощении. Заварзин кивнул. Дескать, принимаю, поехали дальше.
– Скажи вот что… Это был тот самый мотоцикл?
– Да.
– Ты не припоминаешь… Говорил ли я тебе, что для таких дел нужен другой, ничей мотоцикл, говорил?
– Илья Матвеевич… Это было давно. А сегодня, сейчас – Андрей на крючке.
– Продаст?
– Он не продаст. Он расколется. Тем более что мы с ним такую шутку сыграли. И если ему представится возможность восстановить справедливость…
– Надо сделать так, чтобы у него такой возможности не было.
Заварзин помолчал, посмотрел на свои ладони, поднял глаза на Голдобова.
– Вы уверены, что я вас правильно понял?
– Нам ничего не остается. Мотоцикл должен исчезнуть… Как и его хозяин. Нам ничего не остается. Уж если Пафнутьев дал нам время… Грех не воспользоваться.
– Воспользуемся, – обронил Заварзин. – Хотя… Возможны варианты.
– Какие?
– Надо кое-что прикинуть. Мне не дает покоя ночной гость. Кто это был? Случайный грабитель? Но целы все замки… Все комплекты ключей на месте…
– Вывод?
– Не на крючке ли я, Илья Матвеевич… Вот что меня смущает.
В этот момент дверь открылась и вошла секретарша. Она молча остановилась в отдалении, ожидая разрешения говорить. Голдобов знал, что так просто она не зайдет, когда Заварзин в кабинете.
– Что случилось?
– Звонят из прокуратуры… Следователь Пафнутьев.
– Что ему нужно?
– Хочет поговорить.
– Нет меня. Так и скажи – нет. И в ближайшие дни не будет. В командировке я. Все.
Но не успела секретарша выйти, Голдобов остановил ее.
– Постой! – Он несколько мгновений сидел набычившись, потом сонно посмотрел в окно, снова поднял глаза на Жанну. – Соедини.
– Правильно, – кивнул Заварзин. – А то потом думай – зачем звонил, что имел в виду.
Голдобов с некоторой опасливостью взял трубку, подержал, как бы прикидывая на вес.
– Слушаю, – сказал
– Илья Матвеевич? – Голос Пафнутьева, смазанный динамиком, прозвучал в кабинете неожиданно громко. – Приветствую вас! Что хорошего в жизни?
– Простите… С кем имею честь? – Голдобов решил сразу поставить нахала на место.
– О, виноват! Мне показалось, что секретарь доложила… Следователь Пафнутьев из прокуратуры. Павел Николаевич, с вашего позволения. Занимаюсь расследованием убийства Николая Константиновича Пахомова. Надеюсь, это имя вам известно?
– Чем могу быть полезен?
– Видите ли, Илья Матвеевич, нами проделана большая работа, пришлось поговорить со многими людьми… Надо бы и с вами увидеться.
– Телефона недостаточно?
– Дело в том, что нужно составить протокол, подписать его, оформить соответствующим образом…
– Протокол чего?
– Протокол допроса.
– Вы собираетесь меня допрашивать?
– Придется, Илья Матвеевич.
– В качестве кого? Надеюсь, не обвиняемого?
– Что вы! Моя мечта довольно скромная – в качестве свидетеля.
– Но меня не было во время убийства в городе.
– Да, я знаю, вы были в Сочи, отдыхали, как говорится, под солнцем юга. Завидую! А если и присутствовали здесь, то только мысленно. Но, видите ли, убит давний ваш друг… Мне говорили, что у вас с ним были добрые отношения, вы хорошо знакомы с его женой… Она, кстати, была у нас сегодня и дала весьма интересные показания. С документами приходила, с письмами покойного мужа.
– С какими письмами? – спросил Голдобов и тут же пожалел об этом. Но уж больно многословно говорил Пафнутьев, как-то угодливо говорил, все время нестерпимо хотелось его перебить, а когда упомянул о письмах, Голдобов не сдержался.
– Да и не письма в общем-то, так, черновики, наброски… То, что после мужа осталось… Так вот, надо бы нам с вами поговорить. Сегодня я подписал повестку одному вашему приятелю… Заварзин его фамилия. Жду его завтра с утра.
– А он какое отношение имеет к убийству?
– Видите ли, Илья Матвеевич, есть убедительные данные, что он частенько подвозил жену Пахомова на своем лимузине, надо полагать, они хорошо знакомы, плотно, как говорится. Вы, может быть, не поверите, но все ее соседи в один голос уверяют, что Заварзин – ее любовник, с вашего позволения.
– Любовник с моего позволения? – взревел Голдобов.
– Нет… С вашего позволения – это у меня проговорочка такая, от робости, Илья Матвеевич… А кроме того, Лариса Пахомова часто ездила с вами в командировки… Некоторые утверждают, что без производственной необходимости. Тут все так перепутано, что без вас, боюсь, и не разобраться. Кстати, я сегодня был в кооперативе, которым руководит этот самый Заварзин. Странное, должен вам сказать, заведение, очень странное. Ну, да ладно, разберемся. Так что вопрос, Илья Матвеевич… Когда сможем увидеться?