«Будет жить!..». На семи фронтах
Шрифт:
Опыт применения ШИСБр показал, что их зачастую использовали неправильно. Вместо действий в составе групп и отрядов при штурме особенно сильно укрепленных позиций противника они использовались как обычные стрелковые части, получая самостоятельную полосу наступления. А поскольку штурмовые инженерно-саперные бригады не имели тяжелого стрелкового оружия и артиллерии, то несли при этом большие потери. Случалось, что ШИСБр выполняли и другие задачи, не связанные с обеспечением штурмовых действий.
Только в декабре 1943 года был наконец четко определен порядок использования таких соединений. Бригады вводились в действие
Недостатки, имевшиеся в применении ШИСБр, в дальнейшем были устранены. Эти бригады (в начале 1944 года в действующей армии их было 20), являясь соединениями РВГК, использовались на важнейших направлениях и сыграли значительную роль в достижении успеха в наступательных операциях.
Однако я забежал далеко вперед.
Во время переформирования нашей бригады мы еще, естественно, ничего подобного не знали и, исходя из (вооружения, полученного нами, полагали, что бригаде придется самостоятельно прорывать укрепленные полосы противника, и для усиления ей будут приданы танки и артиллерия. После прорыва в брешь, проделанную штурмовиками, должны вводиться стрелковые и танковые части и соединения. Такой точки зрения придерживался и полковник С. Л. Штейн.
Не буду повторяться, говоря о том, что боевая практика внесла серьезные коррективы в наши разработки, как, впрочем, и во многие другие постулаты военного искусства, основывающиеся на устаревших уроках гражданской войны или на волевых решениях «сильных» личностей, мало смыслящих в военной науке. А солдаты за эти ошибки платили кровью. Так или иначе, но боевая работа предстояла серьезная, и мы усиленно взялись за подготовку личного состава. «Тяжело в учении, легко в бою», — гласит первая суворовская заповедь, которая будет жить столько же, сколько будет существовать сама армия.
Уже через неделю мы написали программы, где особое внимание, как я уже упоминал, отдавалось элементам рукопашного боя, оборудовали учебные ноля и инженерные городки, и боевая подготовка пошла полным ходом. Красноармейцы, сержанты и младший комсостав учились штурмовать вражеские позиции, действовать автоматом, прикладом и финкой, метать гранаты, особенно термитные, правильно пользоваться взрывчаткой, переползать на животе, используя складки местности. На отдельном стрельбище готовили снайперов и расчеты противотанковых ружей.
Как же много нужно знать и уметь бойцу, чтобы грамотно воевать! Сколько технических знаний, силы, смекалки, сноровки надо приложить, чтобы победить в бою! И сегодня невольно возникает мысль, если бы всю эту энергию и ум человечество направило исключительно на мирные цели, как того добивается наша партия, сколько бы доброго можно сделать на земле!
Но, увы… Не мы виноваты, что и поныне приходится учить солдат самому мерзкому искусству — искусству убивать. Впрочем, тогда мы все думали о прямо противоположном — как можно лучше научить своих воинов именно этому. На нас, офицеров оперативного и технического отделений штаба бригады, легла значительная нагрузка. Мы не только разработали учебные программы для рядового и сержантского состава, но и контролировали ход учебы, проводили показные занятия, обучали командный состав батальонов. Особенно ценным для необстрелянных новичков был наш фронтовой опыт, которым мы щедро делились. Надо сказать, не все шло гладко. Беспокойство вызывал очень уж мирный вид наших полигонов. А хотелось создать обстановку, близкую к боевой, без чего занятия не приносили необходимой пользы. Например, довольно трудно было заставить солдат переползать по-пластунски даже в хорошую погоду, а уж в грязь и подавно. Однажды по такому поводу я сделал замечание командиру 62-го штурмового батальона капитану М. Цуну.
— А что делать? — ответил тот вопросом на вопрос. — Не стрелять же по ним боевыми патронами.
— А если попробовать? — в шутку предложил я. Дернули же черти за язык!
— И попробую! — воскликнул Цун. — Только отвечать будем вместе.
Теперь уж отступать было некуда. Комбат всерьез уцепился за идею. А я не стал его отговаривать, ибо в глубине души уж очень хотелось испытать этот «горячий» метод. Кажется, мы оба еще не понимали, какую ответственность берем на себя. Комбат отправил одного из красноармейцев за боевыми патронами, тот живенько их принес, и Цун, построив взвод, обратился к солдатам с краткой речью:
— Вы не хотите ползать по-пластунски, уверяя, что, пока стреляют холостыми, не стоит пачкать обмундирование, а в настоящем бою, дескать, сделаете все, как надо. Так вот смотрите, сейчас я снаряжу диск боевыми патронами, — говорил он, вкладывая один за другим патроны в прорезь диска дегтяревского пулемета, — и займу позицию вон на том бугорочке, — и он показал рукой на недалекий пригорок. — Вы меня будете атаковать по всем правилам, то есть ползти по-пластунски. Стрелять буду, видите, чем? — повертел он над головой снаряженный боевыми патронами диск. — Если кто приподнимет задницу, отстрелю в два счета. Поняли? А теперь, лейтенант Нефедов, приступайте к занятиям.
— Может быть, не стоит этого делать? — неуверенно обратился я к комбату по дороге на намеченную позицию.
— Да нет уж, механизм пущен, его теперь останавливать нельзя, — отрезал комбат. — Кстати, ты сам же и подал эту мысль.
На облюбованном Цуном бугорке мы легли за пулеметом.
Вскоре из маленького лесочка, метрах в 50–70 от нас, показалась цепь взвода лейтенанта Нефедова.
— Приготовиться! — подал команду Цун, судя по всему, самому себе и мне. Приготовились. Бойцы быстро бежали в нашу сторону, придерживая автоматы на груди.
— Огонь! — скомандовал сам себе Цун и дал первую короткую очередь в воздух. Бежавшие тотчас залегли.
— Вперед по-пластунски! — донеслась до нас команда Нефедова. — Не отрываться от земли!
Цун дал в сторону наступавших еще одну короткую очередь, держа ствол пулемета довольно высоко. Красноармейцы этого не знали и ползли так, как ползают только инструкторы-пластуны на показных занятиях в присутствии самого высокого начальства.
— Молодцы! — завопил над моим ухом Цун. — Ведь умеют, черти, переползать по-настоящему, только не хотят. — И, поднявшись с земли, громко выкрикнул: — Отбой!