Будни анестезиолога
Шрифт:
– Плохой вы сварщик, Володя, не хотим мы с вами играть.
Кислород
Воспоминания об институтских временах не вызывают никакой ностальгии. Если случается пройти по территории своего бывшего института, значит, просто через институт ближе. Само собой, вспоминаешь те годы, когда смотришь вокруг: этого не было, а наоборот, тут что-то было, снесли. Смотрю, построена новая кислородная станция, не слишком ли близко к корпусу? Впрочем, не мое это дело. Естественно, вспоминается история.
В старые времена, когда кислород в клиники еще привозили в баллонах, хранились они в отдельных пристройках, и была самая лучшая в мире работа для студентов: кислородчик. Платили немного, но зато работа простая, утром открыть баллоны, вечером закрыть. Если есть операции по ночам, тебе звонят: открой баллон. Открываешь, спишь дальше. Но по ночам в институте оперируют редко. Естественно, на эту работу было не устроиться, и трое молодцев крепко держались за место.
В работе имелось два недостатка: первый – нечем заняться по вечерам. Интернета не было, телевизор притащить? Но в глубине двора он не словит ни один из тогдашних трех каналов. В результате ребята занимались промыслом. Один притащил вязальную машину, вязал на продажу свитера. Второй, имевший способность к шитью, кроил брюки, а третий, умелец-краснодеревщик, приволок токарный станок и вытачивал на нем изделия, почему-то чаще всего делал ручки для самоваров.
Второй минус – в пристройке не было водопровода и канализации и, соответственно, нужника. На стенке висел рукомойник, помыть руки можно. А как делать остальное? Ходить по ночам на улицу? Отлить ночью можно, что и делали за углом пристройки, который почти развалился от сырости, смотрю, не починили до сих пор, а до ближайшего сортира в клинике пульмонологии далеко, метров 200. И в результате в каптерке стояло ведро, в народе – параша. Обычное ведро, уходя изволь вынести, промыть в ближайшей луже, приготовь для сменщика.
Ну и в один день дежурный, кажется вязальщик свитеров, нажравшись в дым, выделил из себя различных жидкостей, наполнив ведро до краев. И уснул на топчане. Главное, что уснул, мудила, с сигаретой в зубах. Задымился матрас, из окон клиники увидели дым. Пожар в кислородной это катастрофа, это же сейчас как пи…ет! Народ отскочил от окон, кто-то побежал в другой конец здания клиники, и только начмед, тетка или храбрая, или безбашенная, побежала в кислородную. И видит тлеющий матрас, видит спящего на нем работничка, начинает бороться с пожаром подручными средствами, а под рукой оказалось ведро с жидкостью, и естественно, этой жидкостью, то есть дерьмом обливает матрас, обливает спящего на нем студента и заодно себя. Стоял такой крик, такой мат, что случись взрыв, на сто процентов вокруг было бы тише. Парня гонят с глаз, мокрый, облитый дерьмом, в мороз топает домой. В метро, понятное дело, его не пускают. В итоге выгоняют с работы, не помню точно, с института погнали или нет. Хотя, кажется, нет закончил.
История дырки
Иногда притормаживаю у здания нефрокорпуса и, как всегда, смотрю вверх, на дырку в капитальной стене здания, на самом верху, никак не предусмотренную проектом. Но для нас это не просто дырка, для нас это память об учебе в институте. История дырки такова. Нефрокорпус института строился ударными темпами лет 20. Последнее, что помешало – московская Олимпиада восьмидесятого года, когда все силы и ресурсы были брошены на нее. Лет пять после никакого движения на стройке не было. Наконец в середине 1980-х встал вопрос: или достраивать, или снести, или ждать, когда недостроенный корпус сам развалится окончательно. Решили, что дешевле достроить. И нас, на шестом курсе, отправили не как положено студентам – убирать морковь, а на завершение стройки. На пару с другом Лехой выдали нам компрессор, пару отбойных молотков – работайте. Работа творческая, с утра заливали солярку, заводили компрессор, разворачивали шланги и приступали к удалению лишнего.
За годы строительства прогресс не стоял на месте, в проект новой клиники вносились изменения, что в сочетании с распиздяйством и высокой технической грамотностью строителей давало результаты. Поэтому работы для отбойного молотка за 20 лет накопилось достаточно. Так, кто-то решил на каждом отделении обустроить чудо техники: лифты для подъема кормов из пищеблока. Маленькие такие лифты с узкой шахтой, на платформочку которых умещалась только тележка с кастрюльками. Удобно, по замыслу архитектора еда должна была носиться вверх-вниз по этажам, минуя общие пассажирские лифты. Каменщики в строгом соответствии с планом выложили на каждом этаже шахту, такую маленькую кладовочку, метр на метр, оставив вход в нее у самого пола, больше напоминающий леток улья. Но! Перекрытия между этажами как были сплошными по изначальному проекту, так и остались. Тут без отбойного молотка никак. И начали мы ломать эти бетонные плиты. Работа тяжелая, бетон за годы набрал прочность. Приходилось на карачках забираться в леток, напарник подавал молоток, и ты в темноте, в замкнутом пространстве, начинал бить отбойником в пол у себя под ногами, ожидая, что вот-вот – и плита провалится вниз, а ты повиснишь на страховочном тросе. К счастью, до этого не доходило: как только остатки плиты начинали раскачиваться, готовые рухнуть вниз, мы успевали выбираться и снаружи расхерачивали ее остатки. Для спасения от пыли и грохота в стенке шахты сбоку мы пробивали отверстие, куда и высовывался ебальничек, дышать. В конце, перед тем как сдать работу прорабу Славику, дырка закладывалась кирпичами. Звук
Наконец мы добрались до чердака, где должен быть установлен моторчик лифта. Там было сложнее, требовалось что-то измерить, вырубить какие-то фигуры в полу. Но на чердаке темно и было лень искать провода, лампочки, проводить туда свет. Да и зачем, когда у тебя в руках отбойный молоток, а на компрессоре ты в нарушении правил безопасности поставил 8 атмосфер? И уже появился навык работы с отбойным молотком. Пять минут, и в капитальной стене проделано окошко. Главное было успеть его заложить кирпичами, пока не появился прораб. Прораб до вечера не появился, зато неожиданно появилась бригада белорусов-отделочников, которые снаружи обкладывали кафелем стены. Эстетика. Решив, что дыра – это так и надо, они аккуратно обложили ее плиткой. Закладывать дыру кирпичом было уже поздно. Славик, посмотрев на нее, достал чертеж, поставил на нем какую-то точку и махнул рукой: черт с ней, никто не заметит. С тех пор эта дыра так и осталась на ровной стене клиники, как память.
Неукротимость белого человека. Гений
Был у меня в институтские годы друг, ныне, естественно, покойный. Звали его Мишкой. Знакомы мы с ним были еще со школьных лет, оба в один год собирались поступать в медицинский, думали учиться вместе. Но почему-то он, окончив школу с золотой медалью, выбрал не Первый мед, а менее престижный Педиатрический институт. Институт он тоже закончил с красным дипломом, что при его памяти было не сложно. Был он ярким примером правдивости тезиса нашей РПЦ о бесовской сущности младенцев, зачатых во время поста. Судя по дате его рождения, зачат он был именно в те дни. В качестве повода для пьянки ему не хватало новогодних праздников, поэтому он умудрился еще и родиться 31 декабря, что отмечалось дополнительно. И была у него в связи с этим традиция: под Новый год или вскоре после него ломать длинную трубчатую кость. Желательно не просто кость, а в месте, где она образует сложный сустав. Голень, бедро, локоть. Один раз Новый год мы встречали вместе и как вместе с женами ни старались его уберечь от поступков, он умудрился практически на ровном месте сломать лодыжку. Это был, пожалуй, самый нетравматичный день его рождения за все последние 20 лет жизни. Но что интересно, кости срастались на нем замечательно быстро. После оскольчатого перелома бедра, который без операции срастись не мог никак (сам видел снимки, когда нашел его в одной из больниц, куда он попал как неизвестный), через пару-тройку месяцев он уже бегал без костылей и без всякой операции. Оперировать его отказались. Каким-то образом он умудрился, лежа на скелетном вытяжении, напиться в хлам, хотя уверен – никто из знакомых спиртного ему не приносил. При этом пытался соблазнить дежурную медсестру, и попытка наверняка могла бы оказаться успешной, если бы вся конструкция из шины с противовесами не грохнулась на пол. Вместе с Мишкой и медсестрой. Бедро в месте перелома согнулось под углом, на крик прибежал дежурный врач, и моего друга, выведя в реанимации из шока, выписали за нарушение режима. Не иначе как травматолог сам подкатывал шары к этой медсестре. Загипсовали его от пятки до самой шеи и такого каменного гостя привезли домой, жене.
Помаявшись от безделья, лежа на кровати, а жена не приносила вожделенного продукта, и при этом еще уходя запирала снаружи дверь, чтобы пресечь контакты с друзьями, друг изобрел способ передвижения. Попросил жену купить костыли. Та, не подозревая неладного, приобрела. Способ был прост и гениален. Костыли были отпилены, укорочены наполовину, а к заднице ремнями привязывалась табуретка. Для снижения центра тяжести тоже с укороченными ножками. В таком полулежачем положении, с упором на короткие костылики, появилась возможность поступательного движения. Обретенную свободу Мишка использовал сразу, но секрет ее обретения долго держался в тайне. Было понятно недоумение его супруги: как же так? Заперт в квартире, не мобилен, алкоголь принести никто не может, а каждый вечер пьян как скотина. Первое время раздражали ее звонки и громкие вопли по телефону: «Ты, сволочь, ему водки принес?» (Жена была родом с Кубани.) Вскоре сразу стал вешать трубку, надоело объяснять, что не заходил и не приносил.
Но все тайное становится явным. Как-то выхожу из метро на проспекте Просвещения, останавливаюсь закурить и вижу: проспект пересекает какая-то странная конструкция, вроде как человек на костылях, завернутый в одеяло, но почему-то очень маленького роста и на четырех ножках. И прыгает через дорогу в ближайший шалман. «Мишка!» – думаю, и точно он. Зашел в распивочную, а друг уже у прилавка, уже присосался к стакану со своей любимой «отверткой». Пришлось составить компанию, потом тащить домой, дома отобрать средства передвижения. Костыли отдал соседям с просьбой передать жене. Травматическая болезнь заразна, пока затаскивал каменное тело в лифт, сломал палец, но не идти же с такой мелочью, да еще и на кочерге в травмпункт, по пути в аптеке купил гипсовый бинт, дома сам наладил повязку. Тайной осталось только то, как он покидал запертую квартиру? Об этом он не сказал даже мне.