Будни и мечты профессора Плотникова (сборник)
Шрифт:
— А зачем было просить согласия, они же взрослые! — возмутилась Оля.
— У каждого народа свои обычаи. В давние времена и у нас судьбы детей нередко решали родители. Ну вот… Для Асалбека настал день возвращения на Апфу. Я представляю этот хмурый ленинградский день, толчею космодрома, голос диктора: «Заканчивается посадка…» — и двух людей — апфийца и жительницу Земли, прижавшихся друг к другу в прощальном объятии.
Словом, Асалбек улетел домой, и там его вскоре женили. Я видел жену Асалбека — молоденькую, кроткую женщину с грустными глазами. Тогда
«Никиляииванивич, — произнес Асалбек под конец исповеди, — в первую же ночь я сказал жене, что не люблю ее и никогда не буду любить, потому что люблю и буду любить всегда другую женщину, которая осталась на Земле».
Николай Иванович надолго задумался, потом встал:
— Вот и все. А сейчас — спать!
Заснуть не удавалось, наверное, не мне одному. Из ума не выходила извечная история: жестокая женщина из-за нелепых предрассудков искалечила жизнь сына. Но почему эту, предельно ясную, ситуацию Николай Иванович назвал «парадоксальной»? В чем он углядел парадоксальность, ведь не случайно же…
И вдруг меня словно током ударило, я даже негромко вскрикнул. Какой же я глупец! Мать Асалбека предстала в совсем ином образе: мудрая женщина, у которой сердце обливается кровью от жалости к сыну, но она не может поступить иначе, не имеет права…
Только теперь я понял, зачем меня командировали на Дзету, а ведь до этого недоумевал, с какой целью нужно исследовать генные спектры упсеков. Скажу без ложной скромности: как специалист по генным спектрам я один из первых. Но прежде ими занимались лишь для улучшения наследственности человека. Выходит, теперь…
И в ушах снова прозвучал голос Николая Ивановича:
«Любое существо, наделенное высшим разумом, для меня — человек!»
«КТО Я?»
Главным инженером научно-исследовательского института, где в пятидесятых годах работал Плотников, был Фрол Степанович Липкин — массивный мужчина лет сорока пяти, авторитетный, шумный, прекраснейший специалист, властный и жесткий, но незлой человек.
Фрол Степанович незадолго до этого получил Сталинскую премию за создание радиорелейной линии. Аппаратура пошла в серию.
Однажды Липкин решил, что его непосредственные подчиненные — начальники отделов и лабораторий — слишком уж закисли в своих четырех стенах, и повез их на полигон: пусть понаблюдают радиорелейку в действии, приобщатся к практике и проникнутся еще большей ответственностью за порученные им участки работы.
Автобус выехал за город, свернул на грунтовую дорогу, остановился перед шлагбаумом, тронулся дальше.
— Приехали, — сказал Липкин.
Плотников увидел поле, напомнившее ему аэродром парашютно-планерного клуба, — аж защемило в груди. Там и сям по полю, как шахматные фигурки, были без видимого порядка расставлены автофургоны. Казалось, партия в разгаре, игроки думают над очередными ходами. На крышах фургонов виднелись рогатые антенны.
Подошли всей гурьбой к одному из фургонов. Ефрейтор — оператор станции — вытянулся в струнку:
Следом за ефрейтором Липкин и Плотников, которого выбрал главный инженер, втиснулись в кузов. Для ефрейтора места не осталось, он спроецировался на стенку, превратившись в смутно угадываемую тень.
— Сейчас я вступлю в связь, — многозначительно провозгласил главный и начал крутить ручки.
Но почему-то никто не спешил вступить с ним в связь, несмотря на многократно повторяемые страстные призывы. В ответ слышалось только гудение умформера.
— Черт знает что! — наконец не выдержал Фрол Степанович. — Это надо же суметь довести аппаратуру, такую удобную, такую надежную, такую…
Договорить ему не удалось. Тень ефрейтора, внезапно материализовавшись, вежливо, но твердо отодвинула в сторону тучного Фрола Степановича. Пальцами пианиста пробежавшись по рычажкам и ручкам, ефрейтор исправил сбитую настройку, и… буквально через несколько секунд в наушниках послышалось:
— «Резеда», я «Фиалка»! Какого… не отвечаешь, мать твою! Прием!
Впервые Плотников видел главного таким сконфуженным. Ведь именно за эту станцию он получил золотую медаль лауреата. Но надо отдать ему должное, оказавшись в смешном положении на глазах у подчиненного, он сохранил чувство юмора:
— Это еще что! Вот во время войны сдавали мы государственной комиссии радиоуправляемый танк с огнеметом. Пробило какой-то там конденсатор, и танк двинулся прямо на нас. Комиссия — генералы, представители главка — врассыпную. Бегу по полю, слышу: танк за мной. Поворачиваю налево, и он туда же. Я направо — то же самое. Ну, прямо с ума сошел! А огнемет заряжен. Да, натерпелся я тогда страху…
Перед Плотниковым был все тот же уверенный в себе, волевой и властный Фрол Степанович Липкин, главный инженер НИИ, лауреат Сталинской премии.
Тридцать лет спустя Алексей Федорович вспомнил этот эпизод и зримо представил тучную фигуру главного, убегающую от сумасшедшего танка.
«А если с ума сойдет баллистическая ракета?» — похолодев, спросил себя Плотников.
Он углубился в зеркало долгим испытующим взглядом. Продолговатое асимметричное лицо — безусловно, его лицо; широко посаженные глаза — его глаза… И все же из толщи стекла смотрел неизвестный. Человек без имени, биографии, прошлого.
Таковы все в пансионе. Встречаясь, они говорят о чем угодно, только не о себе. Остров забвения? Почему же не забыты математические теоремы, формулы химических соединений, партитуры опер? И стихи…
«Кто я? — допытывался Безымянный. — Мыслящая машина, в которую вложили все, что можно запомнить, кроме главного, касающегося ее самой? Или все же человек — странный, безликий, не знающий родства?»
Еще вчера он был как бы элементарной ячейкой, воспроизводящей в миниатюре структуру единого целого, именуемого человечеством. Но сегодня…