Будни и праздники императорского двора
Шрифт:
Впрочем, как это почти всегда бывает, мнения разделились, нашлись и суровые критики. Тот же А. И. Храповицкий назвал оперу «вздором и галиматьей», добавив: «Глинка от иностранного отстал, а к русскому не пристал, и вышла чепуха» [1175] .
Это был звездный час М. И. Глинки, еще не омраченный началом бракоразводного процесса. Он получил также перстень из рубина, украшенного алмазами, от наследника цесаревича в 1837 г. за музыкальное произведение для бала смоленского дворянства в 1500 руб. асс. (польский с хором). В Великий пост того же 1837 г. после удачного исполнения трио «Не томи, родимый» из оперы М. И. Глинки государь сказал С. А. Танееву: «Глинка – великий мастер; жаль, если при одной опере останется» [1176] .
Позднее, 27 ноября 1842 г., состоялась премьера оперы М. И. Глинки «Руслан и Людмила», которая была встречена публикой прохладно, тем более что и исполнители оказались не совсем подходящими. С пятого действия императорская фамилия покинула театр [1177] . Эта опера испугала публику сложностью своего музыкального языка. Однако уже второе представление было удачно, хотя задающий тон в музыкальной критике граф М. Ю. Виельгорский и заявил, что это «ученая музыка» [1178] . В то же время многие считали, что эта опера удачнее длинной и утомительной оперы «Жизнь за царя».
Поддерживая «итальянцев» (среди них были представители разных национальностей), Николай Павлович не забывал об интересах русской оперы. Он запретил итальянской труппе в бенефис театрального сезона 1848–1849 гг. исполнять «Жизнь за царя»
Николай Павлович серьезно относился к духовой музыке. Он даже знал об итальянском композиторе XVIII в., чье имя к тому времени уже забылось. Дужезеппе Сарти, будучи капельмейстером при дворе Екатерины II, прославился сочинением не только патетических гимнов и музыки с пиротехническими эффектами и пальбой пушек, как для торжества по случаю взятия Очакова, но и духовными сочинениями. Впрочем, и в основе музыки на взятие Очакова был «Амврозианский гимн» («Тебе Бога хвалим»). По свидетельству графа Д. Н. Толстого, Николай Павлович любил музыку Сарти из произведения «Ныне силы небесныя», кроме ее финала «Аллилуйя», кончавшегося фугою. Случилось так, что осенью 1845 г. в Петербург приехал внук композитора по женской линии, сын капельмейстера при берлинском дворе Муссини, который, в нарушение семейной традиции, стал художником. Он носил какой-то прусский орден и, чтобы представиться Николаю I, нарядился в какой-то малознакомый мундир, кажется, прусской дворцовой стражи. Николай Павлович был любезен и даже распорядился исполнить для него музыку деда на взятие Очакова, кроме, конечно, пушечной пальбы [1180] .
«Petits jeux»: маленькие игры
Распорядок дня был плотный, и времени для досуга оставалось не много. Публичные мероприятия в виде высочайших выходов, приемов, балов и других публичных церемоний были, как правило, продолжением работы, продолжением службы. Но были и более камерные развлечения императорской семьи и приближенных лиц в узком кругу. Загородные резиденции позволяли уединиться в большей степени, так как круг лиц, приглашаемых ко двору, был ограничен и официальных церемоний было меньше. Даже при дворе Марии Федоровны в Павловске в Александровскую эпоху было меньше чопорности и характерных для вдовствующей императрицы строгостей этикета.
Будущая императрица великая княгиня Александра Федоровна вспоминала, как после ряда торжеств, ознаменовавших собою бракосочетание, император Александр с императрицей Елизаветой Алексеевной переехали в Царское Село, а императрица Мария Федоровна в сопровождении новобрачных, великого князя Михаила Павловича и принца Вильгельма отправилась в свою любимую резиденцию – Павловск. Следующие два месяца прошли для великокняжеской четы в беспрестанных переездах из одного загородного дворца в другой, причем главным их местопребыванием оставался Павловск. Здесь этикет, лелеемый императрицей-матерью, несколько ослабевал – и воцарялось самое неподдельное веселье, поддерживаемое прогулками целым обществом, танцами и разными играми. Иногда же в дурную погоду устраивалось литературное чтение, причем читали Жуковский, Уваров и Плещеев [1181] .
Придворное общество участвовало не только в зимних катаниях на санях (как об этом рассказывалось), но и в летних – на дрожках. Описывая пребывание в России своего отца Фридриха-Вильгельма III и брата Фридриха Вильгельма (будущего короля Фридриха-Вильгельма IV) в 1818 г., императрица Александра Федоровна вспоминала: «…Их Императорское и Королевское величества съехались снова в июне месяце в Царском Селе. Там устраивались катанья в двадцати дрожках, которые следовали друг за другом с Императором Александром во главе, происходившие в различных павильонах сада – было вечернее собрание в Эрмитаже, другое собрание на острове посредине пруда, и еще в Павловске, у вдовствующей государыни» [1182] .
К. А. Ухтомский. Арсенальный зал Гатчинского дворца. 1847 г.
Непритязательно выглядел тогда и зал Арсенала в Гатчине, но деревянная горка в нем уже была. Рассказывая о 1818 г., императрица Александра Федоровна заметила: «…Я нашла Гатчинский дворец действительно скучным, но собрания и так называемый арсенал показались мне весьма приятными по своей простоте в сравнении с другими местами. Всевозможные игры, размещенные в разных отделениях арсенала, – некогда это был просто сарай, – доставляли нам развлечения. Я попробовала тут впервые скатиться с деревянной горы стоя» [1183] . Ее камер-паж П. М. Дараган также оставил воспоминания об этом времени. Описывая посещения великокняжеской четой Павловска, он отметил: «В Павловске… чаще всего играли в фанты и так называемые charades en action. Шарады эти всегда придумывал великий князь. Шарады всегда исполнялись без всяких приготовлений, без всяких пособий. Можно было пользоваться только тем, что находилось в смежной бильярдной комнате. Так просты, так незатейливы были павловские вечера императрицы, а как веселы и оживлены были они!» [1184]
Пребывание в Гатчине обычно воспринималось как время для дачных увеселений, хотя многим это казалось странным. В дневнике 19 октября 1854 г. фрейлина А. Ф. Тютчева писала: «Я не понимаю, почему двор выбирает Гатчино именно тогда, когда хочет веселиться. Образ жизни здесь совершенно особый, похожий на жизнь в деревне. Для обедов и завтраков собираются в Арсенале, там же проводят вечера за музыкой, днем играют в petits jeux (маленькие игры. – А. В.) и в шарады, катаются с деревянных гор. Организуются прогулки в экипажах всякого рода: ландо, фаэтонах, шарабанах и кабриолетах с самой фантастической упряжкой, охоты, в которых принимают участие дамы» [1185] .
В источниках, по понятным причинам дефицита свободного времени, сохранились весьма немногочисленные свидетельства об участии императора в различных комнатных играх. Они подтверждают те особенности характера Николая Павловича, которые прослеживаются по другим источникам. Еще в отрочестве помимо увлечения фарсами, каламбурами и придумыванием театральных сцен Никош играл и в шахматы, и бильярд. Первые сведения о том, что он любит играть в шахматы, относятся к 1804 г. Тогда мальчику было 8 лет [1186] . Игра в шахматы Николая I упоминается и в дорожных записях В. И. Фелькнера. Он сопровождал императора на пароходе во время неофициального его визита в Стокгольм в 1838 г. Тогда государь коротал время с цесаревичем Александром Николаевичем и «довольно долго играл в шахматы» [1187] . Маркиз Лондондерри в записках о пребывании в России осенью 1836 – в январе 1837 гг. упомянул еще одну настольную игру. Наряду с другими развлечениями (костюмированные балы и шарады) «внимание Императорского двора в часы отдыха» занимает игра в триктрак, в которой двое играющих передвигают по доске шашки навстречу друг другу в соответствии с очками, выпавшими на костях [1188] .
Судя по всему, Николай I не имел ничего против бильярда, хотя не удалось обнаружить свидетельств его личного участия в игре в зрелом возрасте. Бильярд был общепринятым развлечением в высшем свете, в дворцовых покоях появился еще при Екатерине II. За бильярдом проводили досуг представители императорских семей во время совместных русско-австрийских маневров в 1835 г. в Теплице [1189] . Бильярдный стол имелся и на половине младших сыновей императора – великих князей Николая и Михаила (свидетельство 1851 г.) [1190] .
Иногда были и подвижные игры. Долли Фикельмон в дневнике от 30 августа 1829 г. запечатлела один необычный вечер у императрицы во время визита персидского принца Хосрова-Мирзы (искупительное посольство после разгрома русской миссии в Тегеране). Когда официальные извинения Персии были приняты, принц включился в придворную жизнь. После возвращения из Царского Села его пригласили к Александре Федоровне: «Вслед за военным спектаклем для него устроили еще одно, несколько иного рода представление – вечер у Императрицы, где общество развлекалось салонными играми, и Хозрев, как и все остальные степенные персы, весь вечер бегал, хлопая ладошками. Было бы очень любопытно узнать, какое впечатление произвели на эти серьезные умы вид Императрицы Всея Руси, играющей в кошки-мышки ?» [1191] Впрочем, для принца, которому было 15 лет, это было несложно. В воспоминаниях великой княжны Ольги Николаевны «Сон юности» упоминается еще одна из подвижных детских игр – серсо (франц., cerceau, от лат. circulus – круг). Для игры служил деревянный обруч, который перекидывали друг другу при посредстве палочек-шпаг. «В 1834 году нас посетил наш дядя принц Оранский, со своим старшим сыном (теперешним королем Вильгельмом Нидерландским)», – вспоминала Олли. И далее продолжала: «Во время игры в серсо он втыкал булавки, о которые мы кололись» [1192] .
Человек устойчивых привычек, Николай Павлович не был падок на модные игры, приходившие в Россию из Европы. В частности, он язвительно отзывался об игре в кегли. В записках барона М. А. Корфа сохранился такой эпизод. Однажды в разговоре с императором граф П. Д. Киселев, рассуждая о физическом здоровье, упомянул о пользе кегельной игры. «Прекрасно, – отвечал государь, приняв это в шутку за совет себе, – вот я начну ездить всякий день в Английский клуб или лучше стану собирать к себе членов Совета по департаментам, чтобы потешиться кегельной игрою. Но в чем я уверен, – продолжал он уже более серьезно, – это в большой пользе для здоровья от делания ружьем. Двадцать лет не проходило дня, чтоб я не занимался этим движением, и в то время не знал ни завалов, ни прочих теперешних пакостей; я старался даже приучить к этому и жену, "mais, helas! tous mes efforts n\'etaient qu\'en pure parte" (франц. "но, увы! все мои усилия были лишь к моей невыгоде". – Л. В.). Это дало повод к нескольким шуткам со стороны императрицы, которая с обыкновенною своей грациозностью в движениях стала представлять неудачные свои попытки в ружейных приемах» [1193] . Именно эти карабины и стояли в углу кабинета Николая Павловича, когда его застигла смерть [1194] . И во время досуга император до мозга костей оставался человеком в мундире.
Некоторые развлечения и игры были чисто женскими. Для великих княжон помимо рисования, которому обучали и мальчиков, это было вышивание, а во время простуды, как вспоминала Олли в 1832 г., вырезание бумажных кукол [1195] . В рассказе о событиях сентября 1832 г. она же сообщает: «В то время опять входило в моду все китайское. Некто мадемуазель Флейшман учила нас рисованию в китайской манере, а также изготовлению лакированных работ и вышивке золотом по черному шелку. Многие дамы двора собирались у Мама, чтобы украшать таким образом столики, стулья и ширмы. Старая графиня Бобринская… придумала занимать грубые пальцы мужчин вырезаньем из персидских материй цветов с крупным узором, которые потом наклеивались на стекло для ширм» [1196] . Упомянутая Анна Владимировна Бобринская, урожденная Унгерн-Штернберг (1769–1846), была вдовой побочного сына Екатерины II графа Алексея Григорьевича Бобринского (1762–1813). Наконец, это были гадания. Позднее фрейлина А. Ф. Тютчева в дневнике 2 января 1854 г. записала: «У великой княгини Ольги были только ее фрейлина Эвелина Массанбах и Анолита Виельгорская. Мы занялись гаданиями, давали петуху клевать овес, топили олово» [1197] .
В дневнике молодой фрейлины Анны Сергеевны Шереметевой за 1833 г. упоминается игра в волан (бадминтон) и «мячик». В письмо домой от 22 августа 1833 г. она описала праздничный (годовщина коронации) день в Царском Селе. Оказывается, помимо прочего, «вечером было собрание у императрицы, играли в мячик и в воланы…» [1198]
И совсем неожиданное ребячество императрицы Александры Федоровны, которая любила не только танцы, но и другие подвижные развлечения. Супруга австрийского посла Долли Фикельмон вместе со своей сестрой фрейлиной Екатериной (Катрин) Тизенгаузен была приглашена 31 августа 1829 г. в Елагин дворец. Тогда же она записала в своем дневнике: «Она принимала нас в своем маленьком будуаре в окружении восхитительно прелестных детей, и сама была красивая как ангел, смеющаяся, веселая, истинное воплощение счастья! Она сказала мне, что Император разрешил ей встречаться со мною вот так, неофициально, и что сегодня я для нее просто "Долли". Она долго не отпускала нас, и в этот раз я нашла ее такой же веселой, как некогда. Она провела нас в свой сад и заставила вместе с ней прыгать через натянутую сетку – довольно забавное и приятное занятие. Какая жизнь у этой женщины! Будучи на троне, она обрела счастье столь редкое даже среди самых низших слоев общества. У нее семейный очаг, исполненный нежности, сладости и удовольствий; превосходный супруг, который ее обожает и который любит ее; красивые и здоровые дети; характер, способный во всем находить радость; красота, молодость духа, точно у пятнадцатилетней; она окружена заботой и вниманием. Одним словом, имеет все то, что может нравиться и услаждать жизнь». Впрочем, это закончилось печально. И через месяц, 25 сентября 1829 г., Долли Фикельмон зафиксировала печальное известие: «Вчера Императрица выкинула. Известие о мире чрезвычайно взволновало ее, что еще с несколькими неосторожными ее поступками спровоцировало выкидыш» [1199] .За карточным столом
Карточные игры, не азартные, а как развлечение, были характерны для повседневного досуга в императорской семье. Известно, что в XVIII в., в частности при Елизавете Петровне, игра в карты при дворе производилась на крупные куши.
Сохранившей традиции и этикет прошедшего века любительницей карт была императрица Мария Федоровна, которая играла в бостон и макао. Курляндский барон К. Г. Гейкинг, посетивший двор Павла I вскоре после его воцарения 21 декабря 1796 г., оставил такое свидетельство о времяпровождении императрицы Марии Федоровны в кругу семьи перед ужином: «Императрица села за бостон с князем Репниным, вице-канцле-ром (Александром Борисовичем. – А. В.) Куракиным, графом Николаем Румянцевым» [1200] .
Карточная игра бостон возникла в Новом Свете во время войны за независимость. Бостон пришел на смену висту и является его видоизменением. Собственно бостон обозначает валета бубен, который у американцев считается самой старшей картой, хотя русские игроки по традиции не изменяют тузу. В бостон играют 4 партнера, используя колоду в 52 листа. Достоинство карт по старшинству считается от туза до двойки во всех мастях, кроме валета бубен, который в классическом макао считается высшей картой. Расчет в игре производится фишками, которые в количестве 480 распределяются поровну между всеми игроками; у каждого игрока имеется по коробочке для хранения фишек. Посередине стола помещается плоский сосуд, изображающий кассу. Восемь простых туров и два двойных составляют партию.
Макао – азартная игра, распространенная в XIX – начале XX в., получившая название по городу Макао, в современной России запрещена. Каждый из игроков поочередно выступает как банкомет. Выигрывает игрок, набравший максимальное количество очков (в пределах 9 очков).
Свои привычки вдовствующая императрица Мария Федоровна сохранила до конца жизни, предпочитая карты танцам и другим развлечениям. Обер-гофмейстерина Прусского двора графиня Фосс во время пребывания в Санкт-Петербурге отметила в дневнике 19 января 1809 г.: «Фейерверк перед Таврическим дворцом и затем бал в громадной дворцовой зале версты две в длину, чтобы осветить ее, потребовалось 22 тысячи свечей и 6 тысяч ламп до 4 часов утра. На этих балах царица-мать преспокойно играет себе в карты» [1201] .