Будничные жизни Вильгельма Почитателя
Шрифт:
– В какое гадкое время мы живем, Эндрю. – Вымученно улыбнулся Вильгельм, выпил еще одну рюмку водки-воды, уже представляя, как Марк будет смеяться и расспрашивать, как это в Джексона влезает столько алкоголя.
– Другого для нас не будет, надо привыкнуть. – Пожал плечами Эндрю и, очаровательно улыбнувшись какому-то гостю, появившемуся в дверях, вновь подлил воды в рюмку Вильгельма.
Каким-то невероятным образом он, даже в этом рассаднике алчности, зависти и разврата, умудрился остаться все тем же Эндрю, моделью, с которого они писали выпускную работу в университете. Хлебнув еще немного воды, Вильгельм услышал испуганный стон Бедного-Луи, который из бедного стал смущенным.
– Эндрю, у тебя есть сахарная пудра?
– Зачем тебе?
Вильгельма пронзила дрожь на мгновение. Но Эндрю заметил.
«Я не знаю! Просто больше не хочу так. Не понимаю, зачем все это. Не понимал!» – пронеслось в голове.
Бедному-Красному-Луи повезло.
– Есть или нет? – повторил Вильгельм.
Эндрю обернулся, посмотрел на Бедного-Луи. Габи уже что-то вытанцовывала, а Луи заливался пьяным смехом. Эндрю понял.
– Должна быть, но мне нужно к сумке, – прошептал он, наклонившись над рюмкой Вильгельма и будто подливая снова. – Подожди, я позову Элизу, пусть пока постоит здесь за меня. – И он скрылся в темноте подсобки, слившись с мраком еще раньше, чем пропасть в дверном проеме.
Габи, заметив, что бармен пропал, сползла с колен Бедного-Луи и подпихнула его к Вильгельму, игриво шлепнув. Бедному-Луи было уже все равно – он напился вдрызг. Вильгельм оглянулся – Марк уже дрых на диване.
– А вот и Джексон Максгрейв, как я и обещала, – протянула Габи, улыбаясь и невинно хлопая ресницами. – Джексон, а я познакомилась с начинающим художником. Говорит, твой поклонник.
Бедный-Луи вблизи оказался еще более жалким, чем был ранее. Его лицо покрыто прыщами, на носу, на самом кончике, бородавка. От волос пахло мылом, дешевым, похожим на то, что используют для стирки одежды. От кофты несло старостью.
– П-простите, М-Мистер М-Максгрейв, я п-писал В-вам! – Голос его тоже дрожал, будто он сидел не на барном, а на электрическом стуле. – В-Вы не ответили…
– Конечно не ответил, мне же их десятками шлют, – вздохнул Вильгельм, стараясь не смотреть на довольную Габи, которая даже не разговаривая с Бедным-Луи, умудрялась волновать его, то поднимаясь, то опускаясь по его позвоночнику ногтями.
Элиза уже заменила Эндрю и улыбалась, подливая текилу Дону Краусу – сыну владельца финансовой корпорации, который еле стоял на ногах и пытался не свалиться у стойки, продолжая что-то ей рассказывать. Она кивала, будто слушала. Все бармены должны быть очаровашками – кому еще изливать душу, поглощая рюмку за рюмкой, если не верному слушателю за барной стойкой? Большинство для этого и ходят в бар.
– В каком жанре работаешь? – спросил Джексон Максгрейв, оттягивая время.
– П-п-поп арт, – отплевываясь, еле выговорил Бедный-Луи, а Габи засмеялась так, будто это была самая смешная шутка в ее жизни. Так фальшиво, что Вильгельма даже передернуло.
– Уэйн Тибо? Рой Лихтенштейн? Джаспер Джонс? 8 Кем вдохновляешься? – спросил Вильгельм, все еще вглядываясь в темноту подсобки. Бедный-Луи, будто пытаясь вспомнить, про кого говорил Джексон Максгрейв, замолчал на минуту, а потом, будто сообразив, воскликнул.
8
Художники направления поп-арт.
– Э-Энди Уо-Уо… – Язык его споткнулся о зубы и так и не поднялся.
– Понятно. – Ответ Вильгельма прозвучал резко. Лицо Луи стало испуганным и потерянным. Эльгендорф даже понадеялся, что это отрезвит парня, но тот лишь покраснел и закашлялся. Через мгновение на его лице вновь появилось выражение пьяницы.
Песня заканчивалась, чтобы начаться вновь. Сосед диджея запускал одну и ту же композицию каждые четыре минуты. Он еще мог поднять руку.
– Пошли танцевать, Луи. Покажи, на что способен, – сказала Габи. Луи покраснел, извинился и ушел в центр комнаты.
Его танцевальные движения похожи на что-то среднее между конвульсиями и метаниями рыбы, выброшенной на берег. Но Габи это не смущало. Радость Бедного-Луи была понятна – в реальной жизни такой вечер невозможен. Он танцевал так, будто это был его последний день в жизни.
Вильгельм нервно задергал ногой. Он как раз надеялся сделать так, чтобы этот день был не последним в жизни Одураченного-Луи.
– Элиза!
Девушка сразу же услышала его и, мило улыбнувшись очередному гостю, подошла к Вильгельму.
– Где Эндрю? Он не выходил?
Элиза с сияющей улыбкой посмотрела на Вильгельма. В глазах блестели огоньки проницательности. Она все знала, но была достаточно умна, чтобы молчать.
– Он что-то ищет в сумке. Сказал, что скоро выйдет. Вам налить что-то, Мистер Максгрейв?
– Нет, Элиза, спасибо. – Улыбнулся Вильгельм для вежливости. Потом залез во внутренний карман кожанки и достал оттуда сотню долларов, сложенную в гармошку. – Пожалуйста, возьми. За молчание.
Она с благодарной улыбкой взяла из изящной руки Вильгельма сотню и засунула ее в карман. Там была россыпь бумажек.
– Может, все-таки виски? Или виски с колой?
– Колы. Без виски.
Элиза улыбнулась, кивнула и направилась к холодильнику – газировку в клубе выдавали только в банках. Вильгельм с наслаждением открыл баночку. Газировка прыснула сладкой пеной на его пальцы, испачкала крышечку. Эльгендорф поднес банку к губам и сделал два больших глотка – он всегда пил колу перед сном.
– Два рома нам и побыстрее! – раздалось сзади. Уже вконец одуревшая от алкоголя Габи кричала Элизе, прижимаясь к Бедному-Луи. А Бедный-Луи был уже Счастливым-До-Невозможного-Луи.
«Прошу тебя, Эндрю, скорее!» – мысленно молил Вильгельм, наблюдая за тем, как аккуратные пальчики Элизы достают две чистые рюмки, откупоривают новую бутылку темного напитка, как она аккуратно наливает ром в емкости.
Вильгельму показалось, что ром пах смертью.
– Вот, держи!
На барную стойку, прямо перед носом Вильгельма, приземлился маленький мешочек сахарной пудры. Пакетики идентичные – Эндрю знал про игры Марка и Габи.
Вильгельм, недолго думая, высыпал пудру в рюмку Бедного-Луи, сделав вид, что достал пакетик из кармана. Эндрю, как ни в чем не бывало, стоял у стеллажа и протирал бокалы. Будто и не уходил.