Будущая твоя
Шрифт:
— Мама, я хочу увидеть его. Хочу поговорить с Максимом. Пожалуйста, дай мой телефон, — понижаю голос и смягчаю тон, но не работает.
Антонина Романовна — скала, а не человек. Её не трогают мои слёзы, не трогают просьбы, а я так устала просить. Знаю, родители хотят уберечь меня от целого мира, но зачем мне такая опека, если Максим и есть мир, мой мир. Без него трудно дышать, есть, пить. Я просто умираю. Не физически, нет. Умираю морально, душой.
За день до выписки ко мне в палату приходит полицейский. Мужчина средних лет, одетый как обычный
— Карина Владимировна, расскажите, пожалуйста, где и при каких обстоятельствах вы познакомились с Соколовским?
— Я не буду говорить, — цежу сквозь плотно сжатые зубы.
— Считаете, что молчание поможет найти преступников? — выжидающе смотрит, пытаясь понять мои эмоции.
— Моё личное право, как считать. Это не относится к материалам дела.
— Безусловно, — ухмыляется. — Вы имеете право на собственное мнение…
— Спасибо, — обрываю на полуслове, за что получаю удивлённый взгляд полицейского.
— За что?
— Что вспомнили о моих правах. Извините, но я не буду говорить. У меня очень болит голова, — демонстративно тянусь к виску и делаю круговые движения пальцами, растирая кожу.
— Вы понимаете, что рано или поздно вам всё-таки придётся дать показания. В отношении Соколовского возбудили уголовное дело, а за отказ от дачи показаний имеются правовые последствия.
— Я в курсе, господин следователь. А ещё я в курсе, что вы нарушаете мои гражданские права. Из-за тяжёлого заболевания вы не имеете право оказывать на меня какое-либо давление. Я вам всё сказала. Уходите, — отворачиваю голову в сторону и прикрываю глаза. Пусть катится к чёрту. Не буду говорить.
— Хорошо, — соглашается служитель закона, направляясь к выходу. — Поговорим в другой день. Я вызову вас по повестке.
Через несколько недель после выписки из больницы отец отправляет нас с мамой в санаторий. Я не сопротивляюсь. Мои нервы давно привели в порядок, сделав из живого человека подобие овоща. Психотропные препараты и успокоительные вливаются в мой организм ежедневно. Бесчувственная кукла — вот, кто я теперь. Не плачу, не смеюсь, не радуюсь, не злюсь. Всё стало таким неважным, серым, скучным и пустым.
Гуляю по парку под строгим контролем мамы. Сажусь на лавочку и бездумно гляжу перед собой, не ощущая никаких эмоций. Меня долго лечили и, похоже, вылечили. Починили тело, а вот душу — нет. Я до сих пор помню о нём, вспоминая каждую секунду. Трудно забыть, трудно стереть из памяти, да я и не хочу забывать, не хочу стирать. Моя клеточная память помнит его образ: каждую частичку, крупицу, абсолютно всё.
— Доченька, пора возвращаться в комнату. Начинает темнеть, — мама легко прикасается к моему плечу и замирает на секунду, видя, что я не собираюсь подниматься с лавочки.
— Я хочу остаться. Хочу немного побыть в одиночестве, — пытаюсь улыбаться, но кроме кривой ухмылки ничего не выходит.
— Тогда я останусь с тобой.
— Мам, я хочу побыть одна, — мама недоверчиво смотрит с высоты своего роста, а затем громко вздыхает.
— Карина, что мне с тобой делать?! Прошел почти месяц, а ты не меняешься. До сих пор думаешь о нём? — отвечаю на вопрос кивком головы, и мама продолжает говорить. — Ладно, время лечит и тебя вылечит. Я оставлю тебя одну, но только пообещай, что ты не задержишься надолго. Я буду очень волноваться.
— Мама, — мне всё-таки удается улыбнуться. — Со мной ничего не случится. Вокруг только сосны и свежий воздух. Думаешь, бандиты с пистолетом прячутся за вот тем фонтаном?
Показываю рукой на небольшой фонтанчик в центре парка, замечая, как мама пытается сдержать свои эмоции. Она смеётся и злится одновременно. Понятное дело, что они с папой боятся меня потерять, но здесь, в санатории, да кому я нужна в такой глухомани?
Мама уходит, оставив меня наедине. Я долго смотрю ей вслед, ощущая внутри какую-то свободу. Наконец-то меня оставили в покое. Пусть ненадолго, но позволили побыть в гордом одиночестве. Я так устала от постоянно контроля, опеки.
"Время лечит", — сказала мама. Что ж, надеюсь, она знает, о чём говорит. Мне ведь совсем не верится, что когда-нибудь всё будет по-другому. Что когда-нибудь я перестану искать в каждом прохожем знакомый силуэт. Перестану вздрагивать, когда звонит телефон и грустно вздыхать, когда на экране светится не тот абонент.
"Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети", — тысячный раз одно и тоже. Я звоню на его номер и с замиранием в сердце жду, а в ответ только противный голос оператора. Но я не устану. Не устану ждать, что однажды в один день я таки услышу знакомый голос, знакомый до каждой клеточки моей души.
Собираюсь уходить. Встаю с лавочки и не спеша ступаю по тротуарной плитке, оглядываясь по сторонам. Внимание привлекает мужской силуэт, притаившийся за деревом. Недалеко, метров пятнадцать. Мужчина одет в темного цвета одежду, а голова покрыта капюшоном. Я не вижу его лица, но почему-то уверена, что он наблюдает именно за мной. Интуиция подсказывает подойти к нему. Внутренний голос молчит, в душе затишье. Нет опасности, нет тревоги. Я просто иду ему навстречу, ничего не боясь. Шаг, ещё шаг, ещё… Подхожу достаточно близко, а он отдаляется. Уходит в глубину леса, точно ведя за собой. Иду, не спрашивая саму себя "зачем". Слепо бреду за незнакомцем, пока его силуэт не растворяется в чаще леса.
Крик птиц и тишина. Я глотаю воздух, ощущая ускоренный ритм сердца. Под чужими ногами хрустят сухие ветки. Оборачиваюсь. Никого. Сердце замирает на несколько секунд, когда на мою талию опускаются большие ладони. Они тянут моё тело всё больше и больше, пока я не прижимаюсь спиной к чьей-то груди. Запах. Терпкий аромат с нотами древесины. Я помню его, несмотря ни на что. Хочется кричать, но язык предательски онемел. Я пытаюсь унять в сердце печальную струну, но вместо этого на глаза наворачиваются слёзы. Они жгут мою кожу, будто кислотой. Задыхаюсь, когда мужчина круто разворачивает к себе лицом, а затем снимает со своей головы капюшон.