Будущее — дело темное
Шрифт:
Леди Вайолетт держалась так, словно ей не привыкать к подобной обстановке; впрочем, так оно и было на самом деле. Она решительно поднялась по раскрошившемуся крыльцу в три кривых ступеньки и громко постучала. За дверью послышались тяжелые шаги, и я поежилась, а мама за моей спиной прерывисто вздохнула. Наверное, она тоже уже не единожды пожалела, что обратилась за помощью к леди Вайолетт, чья знакомая и должна была решить мою проблему.
«Она немного странная, — сообщила провидица как бы между прочим. — Но дело свое знает. А насчет ее поведения — ничему не удивляйтесь и не бойтесь, она не подведет. Заговаривается иногда, так что не слушайте и в голову не берите».
Дверь
— Летти? — недоверчиво протянул хрипловатый голос. — Это ты?
— Это я, Эстер, — подтвердила провидица. — Открывай.
Звякнула цепочка, и створка распахнулась шире, явив нам высокую худощавую женщину, замотанную в немыслимых размеров пестрый платок с кистями. Светлые волосы, непривычно короткие, спутанные, словно давно не знавшие расчески, обрамляли скуластое, изможденное лицо, бледное до синевы, что только подчеркивали яркие зеленые глаза да подведенные красной помадой губы. Женщина сильно сутулилась и подслеповато щурилась в свете ручного масляного фонаря. На нас с мамой она взглянула со смесью любопытства и неудовольствия, что не укрылось от внимания леди Вайолетт.
— Эстер, это и есть моя просьба, — сказала провидица, шагая вперед и вынуждая свою знакомую попятиться вглубь дома. — Ты не передумала?
— Я же обещала, — улыбнулась Эстер, что из-за особенности освещения получилось несколько зловеще. — Проходите.
Миновав узкий темный коридор, где пришлось оставить верхнюю одежду, мы вошли в комнату, небольшую и неожиданно уютную. Здесь сияли магические сферы, окно скрывала тяжелая светлая штора, с круглого стола, едва приоткрывая его массивные ножки, свисала вязаная скатерть, спинки стоявших вокруг него стульев украшали салфетки с тем же узором, а на стенах были прибиты книжные полки, и они не пустовали. Хозяйка села на один из стульев и жестом предложила располагаться и нам. Я осторожно примостилась на самый краешек и сцепила ощутимо дрожавшие руки в замок. Мама последовала моему примеру, а вот леди Вайолетт отошла к окну, чуть отодвинув штору, выглянула на улицу и сделала вид, что ее здесь и вовсе нет. Что ж, она заранее предупредила, что вмешиваться не станет. Как и о том, что Эстер, несмотря на свои странности, даром работать не будет, и о цене нам придется договариваться самостоятельно.
Хозяйка расслабленно откинулась на спинку стула и окинула нас изучающим взглядом.
— Вы поможете моей дочери? — прямо спросила уставшая от ожидания мама.
— Вы действительно этого хотите? — улыбнулась Эстер, и я поняла, что освещение к особенностям ее улыбки не имеет ни малейшего отношения.
Захотелось заявить, что не нужна мне никакая помощь, подняться и сбежать, но мама успела ответить первой:
— Иначе бы нас здесь не было.
Эстер медленно кивнула и подвинула ближе кошель, положенный мамой на столешницу.
— Странные люди, — нараспев произнесла она с той же пугающей улыбкой. — Идете наперекор судьбе, а после рыдаете над разбитой жизнью…
Холодок скользнул по моей спине. Я не поняла, к чему были сказаны эти слова, но почему-то испугалась.
— Нарушенные зароки рода всегда мстят, — перестав улыбаться, остро глянула на маму Эстер.
Я подумала, что мама сейчас прервет ее, возмутится, но вместо этого она побледнела и опустила взгляд.
— Я прошу исправить то, что произошло с моей дочерью, а не вытаскивать на свет мое прошлое, — все-таки ответила она.
— Исправить то, что, возможно, и не стоит исправлять? — Губы Эстер в очередной раз растянулись в полубезумной улыбке.
Мне вновь захотелось выбежать вон, но ноги отнялись и, сколько я ни пыталась, слушаться не желали.
— Эстер, довольно, — подала голос леди Вайолетт.
Она даже не повернула головы, продолжая смотреть в окно, но это подействовало.
— Что ж, — пробормотала Эстер, переводя на меня цепкий взгляд, — посмотрим, что здесь…
В бессознательную тьму меня бросило гораздо быстрее и решительнее, чем при вмешательстве леди Вайолетт. И столь же резко выдернуло обратно — почти задохнувшуюся, окончательно растерявшуюся.
— Сила запечатана… Немалая сила! — мечтательно протянула Эстер, и мне показалось, что она едва сдерживается, чтобы не облизнуться.
— А можно снять печать? — комкая подол атласного платья и не замечая этого, спросила мама.
— Не все, что запечатано, стоит открывать, — с сомнением пожевала губами Эстер. Смахнула на колени очередной подвинутый мамой кошель и уже гораздо увереннее продолжила: — Но это явно не тот случай, не так ли?
Почему-то я была уверена в обратном, вот только на возражения сил не осталось. Да и не успела бы я возразить: Эстер резко поднялась, ярким крылом взметнулся ее платок, а в следующее мгновение тонкие, но сильные руки припечатали меня к спинке стула — и чужая сила хлынула в меня, сметая все преграды на пути. Кровь обратилась огнем, но ни дернуться, ни закричать я не смогла — так и сидела неподвижно, не мигая глядя в слишком яркие зеленые глаза, словно и вовсе ничего не происходило, словно и не ломало, не перекраивало меня, то ли отнимая что-то, ставшее моей частью, то ли возвращая то, о чем я давным-давно позабыла.
ГЛАВА 9
Колючие стебельки ранили пальцы и постоянно выскальзывали из них, и венок получался неровным, каким-то лохматым. Шляпка белела на изумрудной траве всего в нескольких шагах от меня; было лень тянуться за ней, и солнце вплетало лучи в волосы, впитывалось в веснушки, заставляло щуриться.
Рыжее солнце, заполнившее собой весь мир, кроме крошечного уголка с полянкой, шумной речкой и девчонкой с двумя косичками, неумело плетущей венок.
— Ты выросла, — шепнуло оно, и я кивнула, не поднимая головы, — за пределом моего мирка слишком ярко, так, что глаза слепит.
Выросла. У меня две смешные косички и белое платье с кучей оборок и бантиков, но я откуда-то знаю, что все это не по-настоящему.
Разве что тепло, по которому я скучала когда-то давно… Оно настоящее, живое — и тянется ко мне. Ластится, согревает, становится частью души… Мной.
Или же я растворялась в солнечном сиянии, ничуть о том не жалея?
И вспышкой не то боли, не то тьмы — то же место, тот же венок, плывущий в объятиях реки, тяжесть кожаной фляжки, терпкость незнакомого напитка на губах… и острое ощущение полной слепоты и всепоглощающей беспомощности.
И эхо чьих-то слов в тяжелой голове:
«Я просто хочу, чтобы ты жила… Прости!»
Всего один рывок к свету… Отчаянный вздох…
И я открыла глаза.
Не было ни луга, ни реки, ни солнца. Вместо них — незнакомая маленькая комната, наполненная серыми сумерками, колючее покрывало под щекой и приглушенные голоса из-за неплотно прикрытой двери.
Кажется, я все еще у Эстер… Ей удалось?
Я с трудом села на своем ложе, оказавшемся достаточно широким диваном, и прислушалась к ощущениям. Все было как прежде… и одновременно не совсем так. Что-то неуловимое и странное, похожее на затаившееся в груди тепло. Мой дар? Я прижала ладонь к сердцу и замерла. Почему-то хотелось улыбаться, а еще лучше — вскочить и покрутиться по комнате, рассмеяться в голос, поделиться со всем миром… чем?