Будущее – дело тёмное
Шрифт:
– Доброго дня, леди Геллея, – предельно вежливо сказала я, изобразив нечто вроде реверанса, что в промокшем платье наверняка выглядело до смешного глупо. – Мне очень нужно поговорить с мэтрессой Ноллин.
– Мэтресса Ноллин занята, – прислушавшись к чему-то, сообщила призрачная красавица и изящно прикрыла ладошкой зевок. – Возвращайтесь к себе, леди Далларен, вам нужен покой. – Она слегка пошевелила пальцами, и школьная форма, заклубившись туманом, сменилась формой лекарской. На голове появилась соответствующая шапочка, а в голосе – угрожающие нотки: – Иначе я буду вынуждена сообщить доктору
Я тяжело вздохнула, соображая, как убедить вредного духа в том, что мне нужна именно Эрея Ноллин, а не доктор Реддер. Пока что не доктор, да. С одежды на пол капала вода, холодная, неприятная, и очень хотелось наконец-то согреться, а не стоять здесь, перед совершенной, давным-давно не испытывающей насущных потребностей живого организма девицей, которую, по слухам, даже милорд Вилорен переспорить не в силах.
– Леди Геллея, – сложив руки в молитвенном жесте, проникновенно начала я, – доктор Реддер мне не поможет. В отличие от наставницы. Пожалуйста, пропустите меня, и я просто подожду ее в пустой аудитории.
Дух снова нахмурился, отчего по идеальному лицу прошла легкая рябь, и лекарский халат превратился в преподавательскую мантию.
– Ступайте в кабинет мэтрессы Ноллин, – после недолгого молчания повелела Геллея, изящным взмахом руки указывая и без того известное мне направление. – Я сообщу ей о вашем визите.
Девушка замерцала и пропала, а я, не сдержав вздоха облегчения, поторопилась к широкой лестнице. Оглянулась лишь однажды – чтобы убедиться, что грязные следы, оставляемые мною, тают, едва успев появиться.
Бытовая магия в университете всегда была на высоком уровне.
Поднявшись на второй этаж и подходя к знакомой двери, я готовилась к тому, что придется подождать, но створка оказалась приоткрытой, и я, постучавшись и дождавшись разрешения, вошла. Блаженное тепло окутало меня, стоило лишь перешагнуть порог, и вмиг высохшая одежда перестала противно липнуть к согревшемуся телу.
– Санни, ну что ты застыла? – раздался нарочито ворчливый голос наставницы. – Проходи, я заварила чай. Горячий чай со специями – лучшее средство от простуды, которую ты, чувствую, уже умудрилась заполучить.
Умудрилась, тут не поспоришь. Сняв плащ и шляпку, я оставила их на вешалке в небольшой прихожей, расправила складки на юбке и, выдохнув, шагнула в комнату. Из-за яркого света, играющего на задернутых янтарно-желтых занавесках и золотистых обоях, казалось, что она полна солнца. Большую ее часть занимали шкафы из светлого дерева; в них хранились книги, как совершенно новые, так и старинные, а труды провидцев прошлого соседствовали с работами студентов. Напротив двери, заключенные в массивный корпус, мерно тикали напольные часы. У окна на накрытом вязаной скатертью столе стоял чайник и две чашки тонкого фарфора, а еще – свежий ароматный пирог, украшенный кремом и вишнями. За столом сидела мэтресса Ноллин. В лимонном теплом платье, накинутом на плечи белоснежном платке, с выбившимися из забранных наверх волос темно-каштановыми завитками, оттеняющими белизну кожи, она казалась девчонкой-первокурсницей, и, лишь внимательно присмотревшись, можно было заметить невесомую паутинку морщинок возле сине-зеленых глаз и затаившуюся в их глубине мудрость и усталость.
Чай был восхитительно горячим и пряным, и с каждым глотком я ощущала, что недомогание отступает. Исчезло неприятное першение в горле, и дышать стало легче. Эрея Ноллин неторопливо помешивала серебряной ложечкой чай в своей чашке и внимательно слушала мой сбивчивый рассказ. Пытаясь как можно точнее описать увиденное и прочувствованное, я путалась в словах, порой не в силах подыскать нужные, запиналась и нервничала, но, поймав ободряющий взгляд наставницы, успокаивалась и говорила дальше.
– Санни, Санни, – покачала головой мэтресса Ноллин, едва я замолчала. – Напомни-ка мне важнейший принцип работы провидца.
Важнейших принципов на самом-то деле существовало немало, но я сразу поняла, что имеет в виду наставница, и к щекам прилила волна жара.
– Спокойное и умиротворенное состояние для вхождения в транс, – пролепетала виновато, опуская взгляд.
Ничего похожего на спокойствие я тогда не испытывала, и уже за одно это заслужила хороший выговор.
– Смятенная душа еще и не то показать способна, – вздохнула мэтресса. – Я понимаю, Санни, действительно понимаю тебя. Ты молода, эмоциональна, импульсивна… Так сложно сдержаться. Невероятно сложно, я знаю. Но надеюсь, что впредь ты будешь гораздо умнее и не нарушишь элементарных правил безопасности.
– Да, мэтресса Ноллин, – прошептала я, сгорая со стыда. Даже моя бездарность не оправдывает моего поведения! Я же знаю теорию, а правила безопасной работы выучила давным-давно и ни разу еще не забывала о них. – Но… Значит ли это, что все, мною увиденное, не сбудется?
– Не могу сказать наверняка, – разрушила робкую надежду наставница. – Твое видение сумбурно и основано на эмоциях, а не на чистом расчете, как следовало бы. Сама понимаешь, при таком раскладе определить, что верно, а что лишь игра твоего воображения, невозможно.
Я понимала, и от этого было еще горше. Как и от сочувствующего взгляда Эреи Ноллин, которая и не думала ругать меня за безответственное поведение, наоборот, еще и утешала.
– С каждым может случиться, – улыбнулась она. – Ты лишь учишься. Ошибки неизбежны, но это и к лучшему – они помогают усвоить материал и наглядно объясняют, для чего существуют правила и чем чревато их нарушение. Не думаешь же ты, что кто-либо обходился без ошибок?
– Риллис Гилен? – вырвалось у меня, так как мой взгляд как раз остановился на его портрете, висящем над часами.
Здесь он был совсем еще мальчишкой с рыжими вихрами непослушных волос, лукавыми карими глазами, задорной улыбкой и россыпью веснушек на тонком носу и бледных щеках. Великим чародеям ни небрежность прически, ни наличие веснушек не возбраняется… Я коснулась собственного носа и улыбнулась. Раньше я даже гордилась своим сходством с Гиленом. Жаль только, что оное ограничилось лишь цветом волос и золотистыми крапинками на коже.
– Риллис Гилен – всего-навсего человек, пусть и очень одаренный, – тоже взглянула на портрет наставница. – И ему пришлось до всего доходить своим умом. Логично предположить, что и ошибок он наделал гораздо больше, чем любой из студентов, имеющих возможность получить помощь преподавателей.