Будущее есть. Горизонты мечты
Шрифт:
— На буксир?! — возмутился Сережа. — Ни за что!
— А что делать, если ты сам разобраться не в состоянии? — резко спросил Гриша. — Хочешь, чтобы тебя отчислили в конце семестра за неуспеваемость?
Сережа молчал.
— Так, ребята. У кого с матанализом все в порядке? — Гриша оглянулся на аудиторию. — Кто хочет помочь отстающему товарищу?
Группа зашумела, обсуждая предложение.
— А вот у Тимура пятерка за последний коллоквиум! — обрадовалась Майя. — Ну что, дадим ему комсомольское поручение?
— Правильно! — крикнул Коля. — В точку!
— Да вы что, ребята?! — ошарашенно воскликнул Тимур. — Да у меня с матанализом полный нуль! — и тут же осекся. Он, действительно, недавно получил пятерку:
К счастью, было довольно шумно, и его слова не расслышали.
— Что-что? — переспросила Майя.
— Ничего, все нормально, — быстро сказал Тимур.
— Ты согласен, возьмешься подтянуть Сережу?
— Согласен, договорились… — подтвердил Тимур без особой охоты, но куда уж было деваться.
— Молодец, спасибо, — Майя пожала ему руку.
— Потом, — быстро сказал Тимур. — Когда Серега нормально сдаст зачет.
— Ребята, тише! — крикнула Майя. — Сейчас разойдемся, только решим последний вопрос — куда идем на выходных?
В группе было много иногородних, больше половины, и ребята еще на первом курсе договорились между собой каждые выходные ходить в какой-нибудь музей, на выставку, в театр или куда-нибудь еще. Не полным составом, конечно, а просто кто хочет. Чтобы иногородние ребята после окончания института не могли сказать, что они прожили в Ленинграде пять лет и не увидели ничего особенного. Тимуру, влившемуся в группу в середине обучения, понравилась эта традиция, он даже несколько раз сходил со всеми в местный Эрмитаж и музей Революции.
— Пошли в «Гостинку»! Или в «Пассаж»! — пошутили с задних парт. Шутка, впрочем, была дежурная.
— Да ну вас! — отмахнулась Майя.
— Давайте на метро покатаемся! — предложил еще кто-то.
— Ой, ребята, что вы, как дикие!
— А давайте в какой-нибудь космический музей сходим, — предложила тихоня Лена. — Раз уж только что годовщину запуска первого спутника отмечали.
Вот, оказывается, какой был праздник. Ну да, 1963 минус 1957 — шесть лет. А в современности это никакой и не праздник, никто даже и не вспоминает… Это ж надо — первый спутник, какая седая древность…
— А какие в Ленинграде есть космические музеи? — спросил кто-то из неместных.
— ГДЛ в Петропавловке, — с видом знатока пояснил Гриша.
— Знаете что, в Планетарии сейчас интересная лекция о перспективах космонавтики, — вспомнил Сережа. — У меня один знакомый очень расхваливал.
На Планетарии и остановились.
Лекция, действительно, оказалась очень интересной. Для ребят, которые пять лет назад своими ушами слышали по радио сообщение Левитана о запуске первого спутника и участвовали в легендарной демонстрации на Дворцовой 12 апреля 1961 г., возможно, это и была лекция о перспективах космонавтики. Для Тимура же это был довольно обстоятельный исторический экскурс. Лектор показал множество диапозитивов с популярных фотографий, обошедших весь мир: Сергей Павлович, фамилия которого тогда еще не называлась, с одной из первых летавших собачек, изображение обратной стороны Луны, Гагарин перед стартом и во время полета, спускаемый аппарат «Востока» и совсем недавние, этого лета, снимки: Валентина Терешкова в космосе, Быковский и Николаев… Подумать только — еще и двух лет не прошло с момента полета Гагарина… Ребят эти кадры не удивляли, они видели их много раз. Лектор подробно комментировал диапозитивы, включил записи радиосигналов спутника, знаменитой речи Гагарина перед стартом… Тимур сидел, задрав голову, и остановившимся от напряжения взглядом всматривался в черно-белые проекционные изображения на куполе Планетария. Он знал об этом, в школе проходил, в седьмом классе на уроках истории… А сейчас он стал современником этих событий. На учебном диске картинки были цветными, и все выглядело по-другому. И было представлено не так. И Тимур всю жизнь был твердо уверен, что советская космонавтика — это череда непрерывных катастроф, перемежающихся чисто случайными успехами, сплошные политические дрязги и гонка с американцами. Космонавты на черно-белых фотографиях улыбались, бодро рапортовали об успешно выполненной программе, просто делились своими впечатлениями о полете — и все было не так, как читал Тимур. Впрочем, им, конечно, запрещено говорить правду. Они должны молчать о том, что техника ненадежна, что шансы вернуться на Землю ничтожно малы, что после приземления, пока спасатели ищут космонавтов в тайге, по радио передают траурный марш — так, на всякий случай…
— Тимур, ты что? — Коля, сидевший слева, толкнул его в бок.
— Что? — Тимур с трудом повернул голову. Наверное, даже в темноте можно было разглядеть, что он потрясен, потому что Коля прошептал:
— У тебя такое лицо, как будто ты сейчас заплачешь!
— Просто… Просто, мне казалось, что Лайка погибла при выведении… — пробормотал Тимур. — Кажется, нам так говорили…
— Ты где учился-то? Ты что — из Америки сбежал? — сдавленно хихикнул Коля. — Чего это она погибла? Благополучно летала, только тогда мы еще не умели возвращать капсулы. И все Лайку очень жалели…
— Мальчики, тихо! — обернувшись, шикнула на них сидевшая впереди Майя.
Это пропаганда, Тимур-то знал, что это просто пропаганда. Почему он должен верить им сейчас? Разве из будущего, через сто лет, не виднее?
Лектор рассказывал о ближайших задачах — выходе человека в открытый космос, проектировании нового типа многоместных космических кораблей, беспилотных полетах к Луне, а затем и высадке космонавтов, долговременных орбитальных лабораториях… Он, конечно, и предположить не мог, как скоро все это станет реальностью… Глаза ребят светились радостью и энтузиазмом: они уже видели эти города на орбитах, и космонавтов, шагающих по Луне, и яблони на Марсе. Их поколению предстояло совершить все это.
— Выход в космос, — пробормотал Тимур. — Новые корабли, орбитальные станции… Знал бы он, чего это будет стоить…
— Что ты там ворчишь? — спросил Сережа.
— А если… а если при испытании этой новой модели корабля космонавт погибнет? — сказал Тимур. — Например, откажет парашютная система? Ты считаешь, здесь есть, чему радоваться?
— Ты как-то странно рассуждаешь, — Сережа посмотрел на него долгим взглядом. — Как будто хочешь сказать, что космонавтов посылают на верную смерть… Модель будет тысячу раз пересчитана и испытана на стендах.
— Но кто может дать гарантию, что не произойдет какой-нибудь непредвиденный сбой?
— Разумеется, никто. Конечно, техника может подвести, и конечно, полеты в космос — это большой риск. Но ведь в этом весь смысл, Тимур! Ты представь, что тебе предложили испытать новый корабль, и пусть даже ты знаешь, что он не стопроцентно надежен — неужели ты откажешься?
Тимур знал, что эти космические полеты через сто лет в принципе будут не нужны, сегодняшние герои забыты, орбитальные лаборатории заброшены и, уж конечно, на Марсе не зацветут яблони. А сейчас он видел горящие энтузиазмом Сережины глаза. И Тимур, стараясь придать своему голосу искренность, ответил:
— Нет, конечно, я бы согласился!
Сережа растолкал Тимура посреди ночи.
— Ты что кричишь? — испуганно спросил он. — У тебя температуры нет?
Тимуру и на самом деле казалось, что у него поднялась температура, во всяком случае, он чувствовал себя больным.
— Соседей перебудишь, — сказал Сережа.
— Кошмар какой-то приснился… — пробормотал Тимур.
— Может, выпьешь аспирину?
— Не выдумывай, — отмахнулся Тимур, постепенно приходя в себя. — А что я орал?