Будущее есть. Горизонты мечты
Шрифт:
— Что-то непонятное… Что такое «дисконнект» — это по-латински, что ли?
Тимур помрачнел.
— Да нет, по-русски…
— И что это значит?
— Не помню… Не обращай внимания, просто страшный сон.
Сережа посмотрел на него так, что Тимуру на секунду показалось, что он все понял. Все еще не придя в себя после ночного кошмара, Тимур внутренне сжался от ужаса.
— Про войну? — вдруг тихо спросил Сережа.
— Про войну, — оглушенно подтвердил Тимур, судорожно сглотнув. — Как ты догадался?..
Сережа не ответил. После некоторой паузы он спросил:
— А ты откуда, Тимур? Из какого
— Отсюда… — пробормотал Тимур. — Местный…
— Вот как…
— А что?
— Ты войну помнишь?
— Нет, — быстро ответил Тимур. Этого еще не хватало! — Не помню. Я маленький был.
Сережа продолжал внимательно смотреть на него.
— Меня эвакуировали в блокаду, — сказал Тимур. — Да что ты прицепился — ничего я не помню!
— Все понятно, — тихо сказал Сережа, обращаясь скорее к самому себе, чем к Тимуру. Он прошлепал босиком к своей кровати, забрался под одеяло и отвернулся к стенке.
— Что тебе понятно?! — не выдержал Тимур. — Ничего тебе не понятно!
— Понятно, — повторил Сережа. — Почему ты такой.
— Какой? Ну, какой?! — разозлился Тимур. — Нашелся психолог!
Сережа молчал, дышал ровно и глубоко, как будто уснул.
Тимур ворочался до утра, так и не заснул. Черт бы их всех подрал с их проклятым временем! Ну и выводы — свихнуться можно! Ребята, хакеры, вы говорите, что знаете, что такое социальная инженерия?!
На демонстрацию Тимур идти не хотел. Это казалось ему формой массового психоза. Конечно, он не стал объяснять это комсоргу Майе, просто подошел и сказал, что 7 ноября он на демонстрацию не идет.
— Это обязательное мероприятие, — строго сказала Майя.
— Поэтому я и не хочу идти. Ненавижу обязаловку, — угрюмо сообщил Тимур.
— А ты иди добровольно, — весело посоветовал подошедший Гриша.
— Ага. «Сейчас я назначу добровольцев»…
— Тимур, ты некрасиво поступаешь, — сказала Майя. — У всей страны такой замечательный праздник. Выходя на демонстрацию, мы показываем свою сплоченность, готовность бороться за свои идеалы, преданность Родине…
Тимур выслушал ее без эмоций. Невозможно было видеть этих горящих энтузиазмом ребят, которым вдолбили, что их страна самая лучшая, что они живут единственно правильно и в случае чего должны быть готовы не задумываясь отдать за нее жизнь. Никто из них и не подозревает, что всего через каких-то 30 лет этой страны не будет, а будет совсем другой мир, где над ними теперешними останется только смеяться. И самое страшное — эти сегодняшние ребята доживут до того времени и своими глазами все это увидят…
— Нет, мне все-таки непонятно! — Майя почувствовала себя задетой. — Чего ты добиваешься, что ты хочешь этим показать — что ты один такой особенный? Почему все идут, а ты не идешь?
— Слушай, ты зачем тогда в комсомол вступил, если тебе плевать на коллектив? — спросил Гриша.
— Когда я в комсомол вступал, я не давал расписку, что буду ходить на все собрания, субботники, митинги и демонстрации, — заявил Тимур.
— На все! — не выдержала Майя. — 46-ая годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции — это у тебя называется «на все!» Тимур, как тебе не стыдно!
— Эх, ты, — сказал Гриша. — В 41-ом люди под фашистским артобстрелом на митинги 7 ноября выходили. Во время блокады…
Тимур вспомнил бабушку с внучкой в скверике и не нашелся, что сказать.
На демонстрацию он все-таки пришел, вместе с другими ребятами из общежития. Их группа встречалась в сквере на площади Восстания, чтобы дождаться своей колонны и в общем строю дойти по Невскому до Дворцовой площади. Площадь была украшена красными знаменами, над Московским вокзалом натянут транспарант с лозунгом «Слава КПСС!», над вестибюлем станции метро «Площадь Восстания» тоже развевались флаги.
Тимур не видел раньше праздничного Ленинграда, поэтому он всю дорогу озирался, как неместный.
Подошедший Гриша весело глянул на Тимура, сказал:
— Привет. Космонавта хочешь понести? — и сунул Тимуру в руку плакат с портретом Быковского.
— Нет, не хочу, — попытался отвертеться Тимур.
— Тогда Никиту Сергеевича, — не растерялся Гриша.
Стоявшая невдалеке Майя смерила Тимура презрительным взглядом и холодно констатировала:
— Недостоин.
— Ой, нет, лучше космонавта! — быстро сказал Тимур.
Гриша вернул ему портрет Быковского, посмотрел на него как-то чересчур пристально и сказал:
— Удивляюсь я тебе, все-таки. Дикий ты какой-то. Вроде, и нормальный парень с виду, не хулиган, и учишься прилично. Но безыдейный до крайнос-ти. Как будто и не в Советском Союзе тебя воспитывали.
— Ага, в Америке, — мрачно сообщил Тимур и отошел.
С утра было пасмурно, как обычно, моросил мелкий дождик, но часам к одиннадцати, когда колонна прошла половину Невского, низкая облачность расползлась, и даже выглянул краешек солнца. В лужах на тротуарах отражались обрывки ярко-голубого неба. Ребята, по-праздничному оживленные, искренне радовались украшенным улицам, трепещущим красным флагам, маршевой музыке, разносившейся из репродукторов. Университетские матмеховцы, шедшие во главе колонны, запели «Интернационал», остальные подхватили. Тимур чувствовал, что на него тоже действует это всеобщее праздничное помешательство. У него тоже было какое-то приподнятое настроение, хотя и непонятно, из-за чего.
— А ты почему не поешь? — спросила шедшая рядом Лена Кузнецова.
Тимур чуть было честно не ответил, что он не знает слов, но вовремя прикусил язык и сказал:
— Ну, что ты, Лена! Мне медведь на ухо наступил.
— Чудак! — рассмеялась Лена. — Думаешь, у меня, что ли, музыкальный слух есть?
— Или у меня? — усмехнулся Коля, услышав их разговор. — Можешь не стесняться.
«Интернационал», к счастью, быстро закончился, и ребята запели «Гимн энтузиастов», слова которого Тимур уже несколько раз слышал. Он старался подтягивать — сначала, чтобы не привлекать внимания, а потом поймал себя на том, что орет уже просто так, ради удовольствия, вместе со всеми.
Потом подбежал Сережа, который шел на несколько рядов сзади:
— Ух ты, Тимур, тебе Гриша Быковского дал? Повезло же! Давай меняться, а? — Сережа нес простого белого голубя на палочке.
Тимуру почему-то не захотелось меняться.
— Ну, дай хоть на десять минут понести, — попросил Сережа. — Пожалуйста.
— Ладно, неси, — согласился Тимур и забрал у Сережи голубя.
Через десять минут, когда колонна входила в первый квартал Невского, Сережа честно прибежал обратно и вернул Тимуру Быковского.