Будущее капитализма
Шрифт:
Что же означает демократия, когда политические партии не способны предложить различные идеологические убеждения – различные мечты о природе будущей политической системы, о направлении к обетованной земле, – чтобы можно было обсуждать альтернативные пути в будущее? Выборы превратились в опросы общественного мнения, вертящиеся вокруг тривиальностей и зависящие от того, как кто-нибудь выглядит по телевидению. Выборы начинают уже рассматривать как замену одной шайки проходимцев другой шайкой проходимцев. Все голосуют, чтобы при дележе должностей его этническая группа получила больше мест, чем какая-нибудь другая. Каждый голосует за собственные экономические интересы, не считаясь с тем, как они могут задеть интересы другого.
Работающая
Работающая демократия должна иметь мечту об утопии – путь к лучшей жизни – мечту о том, что превосходит узкое сектантское своекорыстие. В истории правые политические партии были общественными якорями безопасности. Они представляют славное прошлое, часто такое прошлое, какого никогда не было, но это мифическое прошлое все еще важно. Они стоят за сохранение старых ценностей и старых способов действия.
Ньют Гингрич любит останавливать внимание на эре до 1955 г., «задолго до того, как враждебные культуре взгляды, глубоко укоренившиеся в демократической партии, стали обесценивать семью и неизменно предпочитать альтернативные стили жизни» (18). В действительности же его идиллическая эпоха до 1955 г. поставила непревзойденные с тех пор рекорды беременности несовершеннолетних, третья часть браков кончалась тогда разводом, расовая сегрегация была вездесуща и лучшими зрелищами считались «Мятеж без причины» и «Школьные джунгли». Но все эти неудобные факты можно отрицать. Правые партии держатся вместе, поскольку они любят прошлое, уже никому не угрожающее в настоящем, и не тратят время на разговоры о будущем, всегда вызывающие разногласия. Не предполагается, что у консервативных партий есть какая-то мечта о будущем. Будущее предоставляется рынку: пусть будет, что будет.
У левых партий задача труднее. Их задача в том и состоит, чтобы иметь утопическую мечту о будущем, дающую движущую силу для изменения. Часто их мечты недостижимы и непрактичны, но в их мечтах есть элементы, которые можно использовать для построения лучшего общества. Социальная технология часто не срабатывает, но всегда есть потребность в социальной мечте о лучшем будущем (19). История свидетельствует, что эти мечты левых партий нередко использовались правыми консерваторами, такими, как Бисмарк с его государственными пенсиями и медицинским страхованием, или Черчилль с его пособиями безработным: с помощью таких мер они сохраняли старую систему и устраняли от власти левых революционеров.
19. Nordal Akerman, ed., The Necessity of Friction (Heidelberg: Physica-Verlag 1993) p. 12.
В последние 150 лет левые партии предлагали две утопических мечты – социализм и государство всеобщего благосостояния. Цель социализма (общественной собственности на средства производства) состояла в том, чтобы все (а не только капиталисты) были включены в пользование плодами экономического прогресса. Цель государства всеобщего благосостояния – доставить минимальный уровень доходов тем, кто капитализму не нужен (старым, больным и безработным). В Соединенных Штатах социализм никогда не занимал главного места в платформе какой-либо политической партии, но «включение» занимало такое место. Американский вариант включения предполагал все более широкий и глубокий доступ к дешевому общественному образованию, правительственное регулирование и антитрестовские законы для ограничения экономической власти капитализма, систему социальных квот для обязательного включения исключенных и льготы социального обеспечения для среднего класса.
Если иметь в виду тех, кого теперь медленно исключают (тех, чьи реальные заработки медленно убывают), то ни один из традиционных американских методов включения в применении к ним не действует. Частичным ответом на этот вопрос является профессиональная подготовка людей, не идущих учиться в колледж, но такую политику надо было бы проводить вместе с политикой роста, создающей рабочие места и рынки труда, где реальная заработная плата начала бы снова расти. Поскольку левые политики не знают, как соединить эти два политических курса (а может быть, и не хотели бы проводить их, если бы знали), то им нечего предложить.
Левые партии все еще могут выиграть выборы, если консервативные партии будут очень уж плохо вести политические дела, но они не могут предложить ничего положительного. Политически левые могут защищать государствнное вспомоществование («вэлфер»), но экономически «государство вэлфера» не может продолжаться без серьезной хирургической операции. «Сокращение» – это не такая вещь, которую левые могут проводить с успехом. Мистер Клинтон ничего подобного и не сделал в свой первый срок, когда он контролировал систему. Во всяком случае, кто все время играет в защите, тот не выигрывает.
Все левые политические партии в мире деморализованы или не у власти. В Германии социал-демократическая партия имеет самую низкую поддержку за последние тридцать шесть лет, ее раздирают внутренние конфликты, и ее описывают как «мальчишек, играющих в песочнице со своими ведерками» (20). В Соединенных Штатах должностные лица на всех уровнях правительства в рекордном числе переходят из одной партии в другую – демократы становятся республиканцами. Демократы потерпели сокрушительное поражение осенью 1994 г. Это поражение имело ряд причин, но одной из них было отсутствие мечты о будущем. У них не было не только маршрута к обетованной земле, но даже описания, на что она может быть похожа, если они смогут до нее добраться.
20. Alan Cowell, «Socialists Are Sinking in Germany,» New York Times, September 24 1995, p. 4.
Успешные общества должны объединяться вокруг некоторого центрального сюжета – захватывающей истории с поддерживающей ее идеологией. Лидеры, не способные рассказать такую историю, не имеют программы, и у них нет уверенности в том, что они делают. Чтобы держаться вместе, людям нужна утопическая мечта: на этой мечте строятся общие цели, ради которых члены общества могут работать вместе. Такие истории есть у всех религий, она есть и у коммунизма. Главная привлекательность религиозного фундаментализма состоит именно в том, что он может рассказать такую историю.
Но какую историю может рассказать сообществу капитализм, чтобы удержать это сообщество вместе, если капитализм явно отрицает необходимость какого-либо сообщества? Капитализм предполагает лишь одну цель – индивидуальный интерес и максимальное личное потребление. Но жадность отдельного человека попросту не является целью, способной удержать общество вместе на сколько-нибудь долгое время. В такой среде могут быть цели, нуждающиеся в общих усилиях, достижение которых облегчило бы каждому отдельному человеку повышение его уровня жизни. Но в системе, признающей лишь права индивида, а не его социальную ответственность, нет способа распознать такие цели, убедиться в необходимости таких внешних социальных факторов и их организовать.