Будущее не в прошедшем
Шрифт:
После первых же удачных опытов мы решили сообщить матери Инны, что дело ее дочери не пропало.
Собрались съездить к ней с фотографиями, с кинофильмом и с благодарностью вернуть записи Инны. Но поездка в Подмосковье оказалась напрасной: Ирина Петровна скончалась вскоре после того, как передала мне записи своей дочери.
Вот, собственно, и все, что я пока могу рассказать. Работы по созданию искусственных форм жизни продолжаются.
ИСТОРИЯ ПОТЕРЯННОГО ОТКРЫТИЯ
Выдающееся открытие. Торжественным было в Санкт-Петербурге открытие Горного училища. Праздники начались 28 июня 1774 года. Длились они много дней. В училище приняли тех, кто имел высшее образование и хотел углубить его. Большинство из поступающих окончило Московский университет и твердо решило посвятить себя практической деятельности. В новом училище хотели получить сведения, которые позволили бы работать в любых отраслях горного дела и металлургии.
Преподавателей подобрали из числа тех, кто уже прошел большую жизненную школу и мог обогатить знания этих взыскательных студентов. Одним из таких знатоков был Александр Матвеевич Карамышев, окончивший Екатеринбургское горное училище, Московский университет и Упсальский университет (в Швеции). Под руководством самого Карла Линнея он защитил диссертацию о сибирских растениях и только что опубликовал научную статью в «Трудах Вольного Экономического Общества».
Начались учебные будни.
— Господа студенты! Сегодня покажу созданное мной действие над горными породами. — Так начал очередную лекцию по химии и металлургии Александр Матвеевич. — Оное действие сводится к приданию прозрачности любому горному телу. Не раз я задумывался на рудниках Урала над проблемой просвечивания тел. Изобретенный мной аппарат пока еще не совершенен. Но вот смотрите…
Карамышев, быстро сбежав с кафедры, подошел к демонстрационному столу. Сбросив чехол с необычного аппарата, преподаватель установил перед ним кусок серой, невзрачной породы.
— Сей аппарат, господа, просветляет любую породу. В его фокусе я закрепил карбонат кальция, именуемый «известным шпатом» [1] . Оную породу подобрал вблизи города Санкт-Петербурга…
На глазах студентов происходило удивительное превращение: сначала известняк стал пятнистым, затем белесым и, наконец, превратился в идеально прозрачное, как стекло, вещество. Бурно аплодировали слушатели своему преподавателю. А тот, смущенный произведенным эффектом, говорил о значении изобретения.
1
Так в те времена называли известняк, или известковый шпат.
— Сие открытие, если не нам, то нашим потомкам зело будет нужно. Еще мала мощность оного аппарата. Но представьте себе химика и геогноста, вооруженных сим открытием. Я назвал сей аппарат «Просветитель». И металлург, и геогност, и химик усмотрят под землей руды металлов, увидят нутро доменных печей, поймут сущность реакций…
Долго и увлеченно говорил Карамышев.
Студенты не раз прерывали его речь дружными аплодисментами.
Расходясь с лекции, радостно предсказывали большое будущее новому аппарату. Дружно решили содействовать усовершенствованию «Просветителя».
Туман давности закрыл от нас дальнейшее. Известно лишь то, что Карамышев нигде не публиковал данные о своем открытии. Густая тайна скрыла причины происшедшего. Осталось совершенно неясным, почему Карамышев забросил свое открытие.
Даже будучи членом-корреспондентом Петербургской и Стокгольмской академий наук, он не возвращался к этой теме. Со дня избрания в члены-корреспонденты (в 1779 году) и до своей смерти (1791 года) Карамышев не опубликовал ни одной строчки о «Просветителе».
Лишь в замечаниях и попутных дополнениях к книгам известных минералогов тех времен, пишет А. В. Хабаков в «Очерках по истории геологоразведочных знаний в России», есть ряд упоминаний о трудах Карамышева и, в том числе, удивительное известие будто
«обер-бергмейстер Карамышев опытом при своих лекциях… доказал, что из всякого непрозрачного «известного шпата» можно удвоящий камень (то есть прозрачный исландский шпат) произвести искусством».
Кто знает, быть может, слово «Просветитель» пугало в ту эпоху кого-нибудь из «власть имущих»? В те годы крестьянская война под предводительством Пугачева отразилась на всем, что связано с «просвещением» масс?
В общем, великое изобретение было утрачено.
Донос подсыльщика. А может, дальнейшее происходило так.
«Я, известный Вашему Сиятельству, тайный подсыльщик, по кличке Лихой Вран, сего числа доношу…» —
так начинался извет, или донос сыщика, посланного в Горное училище в 1776 году обер-полицмейстером Санкт-Петербурга.
Лихому Врану было предложено полицией учредить тайный сыск о «Просветителе», якобы рожденном обер-бергмейстером Карамышевым в Горном училище. Требовалось уточнить: что сей «Просветитель» делать может и не будет ли от сего вреда великого государыне, нашей матушке.
Неопытный сыщик проник в Горное училище под видом господина студента. Всем своим поведением и обликом он выдал себя. Поэтому в его доносе следовали горькие жалобы.
«А еще доношу, что господа студенты, напялив на себя машкеры… не один, а сам третий, набежали… били меня до полусмерти… приговаривая: «Ты-де, тайный подсыльщик, до нас боле не ходи, а то получишь накрепко дубьем и бросим тебя, подсыльщика, в Неву-реку…»
Разъярился пресветлейший обер-полицмейстер. Повелел вызвать к себе главного крамольника Карамышева, но так, чтобы сие тайною покрыто было. Вызвали Карамышева не в канцелярию, а в тайный дом петербургского мещанина, тоже одного из подсыльщиков.
— Ты обер-бергмейстер Карамышев? — спросил полицмейстер.
— Точно так.
— Дознано, что ты, господин учитель, похвалялся перед студентами своим «Просветителем»?
— Не делаю тайны из сего, — ответил Карамышев.
— А ведаешь ли ты, что твоим «Просветителем» ущерб может быть нанесен государству Российскому?
— Нет, неведомо мне это.
— А может ли твой «Просветитель» сделать стены прозрачными?
— Если бы усилить его, то может.
— Значит, и подсмотреть можно деяния не токмо человеческие, но и самой государыни?