Будущее непределенное
Шрифт:
Он успокоил ее, удерживая сильными руками за плечи.
— Все в порядке, Элиэль! Все прошло! — Он шептал, успокаивая ее как маленькую. Она сразу стихла. Страхи словно ветром сдуло. — Ох, Элиэль, милая Элиэль! Ты спасла мне жизнь, и…
— Что?
— Правда! Было еще одно заклятие, понимаешь? Еще один человек, посланный, чтобы убить меня. Так что ты снова спасла мне жизнь, и на этот раз моя очередь омывать и выхаживать тебя… Ну, на самом деле этим занимались мои помощники, а не я. Я хочу сказать, я и глазом не…
Это показалось ей смешным. Она рассмеялась.
— Думаешь, я обиделась бы, если бы ты смотрел?
— Возможно,
— Думаешь, я не смотрела на тебя, когда у меня была такая возможность?
— Э… Ну, это было давно. Главное, проклятие исчезло.
Она зажмурилась и увидела мужчину с усами.
— Он меня поцеловал!
— Я так и знал, что это его излюбленный прием.
— Он послал меня найти и убить тебя?
— Не думай об этом.
Она вздрогнула и на секунду замерла, лихорадочно размышляя.
— Я как раз шла сказать тебе, что верю в тебя, а не в самозванцев.
— Хорошо. Нет, честно, мне это очень приятно.
— Я шла отдать тебе деньги.
— Тебе не обязательно…
— Там часть его. Он дал мне деньги! — Воспоминания возвращались к ней. Комната, хрустальная статуэтка…
— Уж его-то деньги я точно возьму, если ты захочешь. И найду им хорошее применение.
— И позволишь мне остаться с тобой? И будешь охранять меня — на случай, если он попробует… наказать меня за неудачу? — Она открыла глаза и смотрела на него в ожидании ответа.
Он казался печальным.
— Тебе не обязательно оставаться, Элиэль. Теперь обе твои ноги здоровы. Ты можешь стать актрисой, как и хотела.
Нет, она хотела остаться. Она очень хотела остаться, но то, что действовало на большинство мужчин, на Д'варда не действовало. Или действовало, но слишком медленно.
— Но большинство тех пьес — это ложь! Они почти все про этих злых чародеев, которые называют себя богами. Ведь эти пьесы дурные, правда, Д'вард?
Он потер бровь тыльной стороной ладони.
— Если относиться к ним серьезно, то да.
— Тогда что со мной будет? — Она всхлипнула.
— Иди с нами. Если хочешь. Я буду рад. Мне нужен кто-то, кто помог бы мне с проповедями.
— С проповедями? Я? Не издевайся надо мной! — Она сжалась в комок под одеялом.
— Я и не издеваюсь. Ты слышала меня вчера в Джубиксби. Готов поспорить, ты хоть сейчас повторишь почти все, что говорил я, и добавишь еще от себя.
С закрытыми глазами она чувствовала себя лучше, так что она снова зажмурилась.
— Он меня поцеловал! Я до сих пор помню прикосновение его усов. Он мне снится. Я никогда не забуду, как он целовал меня. — Она выжала из себя слезу.
Д'вард усмехнулся у самого ее уха.
— Ты совсем не изменилась, кокетка несчастная! — прошептал он. — Ты просто освоила несколько новых фокусов. Пойду посмотрю, не найдется ли у кого одежды для тебя.
Его губы на мгновение прикоснулись к ее. Она потянулась обеими руками, но он уже ушел.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
Тех, которые скрывают ниспосланные нами ясные указания и руководство к правоте, после того, как Мы изъяснили это в этом писании, — тех проклянет Бог и проклянут проклинающие, кроме тех, которые покаются, будут делать доброе, и такими себя ясно покажут: к ним и Я буду благопреклонен.
48
На
До него дошли новые, на редкость неприятные вести: ходили слухи, что этот необъяснимый мор был делом рук Церкви Неделимого. Это не слишком удивило его. Люди всегда находят козла отпущения: Неронов Рим сожгли христиане, Черную Чуму наслали евреи, отравившие колодцы… Вне зависимости оттого, кто пустил гулять эту клевету — жрецы ли, или кто-то еще, — Пентатеон наверняка выжмет из этого все, что возможно, так что усилия Службы изменить религию Вейлов оказались напрасными. Скорее всего самого Освободителя Служба и пережила бы, но, пытаясь остановить Эдварда, она занесла в Соседство испанку, и теперь их всех ждет смерть от нее.
На четвертый день Джулиан добрался до Турготби, славной маленькой скотоводческой деревушки у въезда в Сутпасс. Дождь прекратился, оставив за собой пронизывающий до костей ветер. Освещенный лучами зимнего солнца, перед ним возвышался Рэндорволл. Он старался не думать о предстоящем ему долгом подъеме и еще меньше — о лежавшем за горами вейле, ибо Лаппинленд трудно было назвать счастливой страной. За Лаппинвейлом лежал Мапвейл, а дальше он окажется в новых для него землях.
В Турготби он мог бы завалиться к местному проповеднику, чтобы наконец выспаться, но время еще было раннее, и он, немного подумав, отправился проведать Урбилу Пекаря, Агента Двадцать Девять политического отдела Службы. Она могла бы просветить его насчет нынешней ситуации в Лаппинленде. Это была высокая, угловатая вдова средних лет, совершенно седая. Ее одежду всегда покрывал толстый слой муки. Лавка ее пользовалась популярностью как у местных, так и у приезжих, и она умела выуживать ценную информацию из любой невинной болтовни.
Она встретила его сухо, словно видела первый раз в жизни, так что Джулиану пришлось пройти через всю дурацкую процедуру паролей в духе плаща-и-кинжала. Только потом она провела его на кухню, жаркую и полную аромата пекущегося хлеба, усадила за стол, поставила перед ним блюдо горячих булок и кувшин сливок.
Новости, которые она выложила ему, пока он ел, мало чем отличались от того, что он уже слышал. Грипп свирепствовал здесь, как и везде в Рэндорвейле, и умирали — как и везде — в основном молодые. Болезнь развивалась так же, как и на Земле: человек был здоров в первый день, прикован к постели на второй и часто мертв на третий. Дети и старики по большей части выздоравливали, хоть и медленно. Церковь Неделимого если и обвиняли в болезни, то этому мало кто верил, ибо приверженцы Церкви гибли, как и все остальные. Многие бежали, некоторых изгоняли. Дома сжигали.