Будущее, XXII век. Прогрессоры
Шрифт:
— Кто вы такой? — спросила она надтреснутым и сухим голосом.
— Меня зовут Максим камммерер, — ответил я в третий раз, всем видом своим изображая крайнюю растерянность. — я в некотором роде журналист… Но ради бога… Я, видимо, попал не вовремя… Понимаете, я собираю материал для книги о льве Абалкине…
— Что он здесь делает?
Она мне не верила. Может быть, она чувствовала, что я ищу не материал о льве Абалкине, а самого льва Абалкина. Мне надо было приспосабливаться. И побыстрее. И я, разумеется, приспособился.
— В каком смысле? — спросил журналист Каммерер озадаченно и
— У него здесь задание?
Журналист Каммерер обалдел.
— З-задание? Н-не совсем понимаю… — журналист Каммерер был жалок. Без всякого сомнения, он был не готов к такой встрече. Он попал в дурацкое положение помимо своей воли и совершенно не представлял себе, как из этого положения выпутаться. Больше всего на свете журналисту Каммереру хотелось убежать. — Майя Тойвовна, ведь я… Ради бога, вы не подумайте только… Считайте, что я ничего здесь не слышал… Я уже все забыл!… Меня здесь вообще не было!.. Но если я могу чем-то помочь вам…
Журналист Каммерер лепетал бессвязицу и был багров от смущения. Он уже не сидел. Он в предупредительной и крайне неудобной позе как бы нависал над столом и все пытался ободряюще взять майю тойвовну за локоть. Он был, вероятно, довольно противен на вид, но уж наверняка совершенно безвреден и глуповат.
— …у Меня, видите ли, такая манера работы… — бормотал он в жалкой попытке как-то оправдаться. — вероятно, спорная, не знаю, но раньше мне всегда это удавалось… Я начинаю с периферии: друзья, сотрудники… Учителя, разумеется… Наставники… А потом уже — так сказать, во всеоружии — приступаю к главному объекту исследования… Я справлялся в комконе, мне сказали, что Абалкин вот-вот должен вернуться на землю… С учителем я уже поговорил… С врачом… Потом решил — с вами… Но не вовремя… Простите и еще раз простите. Я же не слепой, я вижу, что получилось какое-то крайне неприятное совпадение…
И он-таки успокоил ее, этот неуклюжий и глуповатый журналист Каммерер. Она откинулась в кресле и прикрыла лицо ладонью. Подозрения исчезли, проснулся стыд, и навалилась усталость.
— Да, — сказала она. — это совпадение…
Теперь журналисту Каммереру следовало повернуться и удалиться на цыпочках. Но не такой он был человек, этот журналист. Не мог он вот так, попросту, оставить в одиночестве измученную, расстроенную женщину, без всякого сомнения, нуждающуюся в помощи и поддержке.
— Разумеется, совпадение и не более того… — бормотал он. — и забудем, и ничего не было… Потом, когда-нибудь, когда вам будет удобно… Угодно… Я бы с величайшей благодарностью, разумеется… Конечно, это не в первый раз случается в моей работе, что я сначала беседую с главным объектом, а потом уже… Майя Тойвовна, может быть, позвать кого-нибудь? Я мигом…
Она молчала.
— Ну и не надо, ну и правильно… Зачем? Я посижу здесь с вами на всякий случай…
Она наконец отняла руку от глаз.
— Не надо вам со мной сидеть. — устало сказала она. — ступайте лучше к своему главному объекту…
— Нет-нет-нет! — запротестовал журналист Каммерер. — успею. Объект, знаете, объектом, а я бы не хотел оставлять вас одну… Времени у меня сколько угодно… — он посмотрел на часы с некоторой тревогой. — а объект теперь никуда не денется! Теперь я его
— Его нет в городе, — сказала Майя Тойвовна, пока еще сдерживаясь. — вам до него два часа лету…
— Два часа лету? — журналист Каммерер был неприятно поражен. — позвольте, но у меня определенно сложилось впечатление…
— Он на валдае! Курорт «осинушка»! На озере велье! И имейте в виду, что нуль-т не работает!
— М-м-м! — очень громко произнес журналист Каммерер.
Двухчасовое воздушное путешествие, безусловно, не входило в его план на сегодняшний день. Можно было даже заподозрить, что он вообще противник воздушных путешествий.
— Два часа… — забормотал он. — так-так-так… Я как-то совсем по другому это себе представил… Прошу извинить меня, Майя Тойвовна, но, может быть, с ним можно как-то связаться отсюда?
— Наверное, можно, — сказала Майя Тойвовна совсем уже угасшим голосом. — я не знаю его номера… Послушайте, Каммерер, дайте мне остаться одной. Все равно вам сейчас от меня никакого толку.
И вот только теперь журналист Каммерер осознал всю неловкость своего положения до конца. Он вскочил и бросился к двери. Спохватился, вернулся к столу. Пробормотал нечленораздельные извинения. Снова бросился к двери, опрокинув по дороге кресло. Продолжая бормотать извинения, поднял кресло и поставил его на место с величайшей осторожностью, словно оно было из хрусталя и фарфора. Попятился, кланяясь, выдавил задом дверь и вывалился в коридор.
Я осторожно прикрыл дверь и некоторое время постоял, растирая тыльной стороной ладони затекшие мускулы лица. От стыда и отвращения к самому себе меня мутило.
«Осинушка». Доктор Гоаннек.
С восточного берега «Осинушка» выглядела как россыпь белых и красных крыш, утопающих в красно-зеленых зарослях рябины. Была там еще узкая полоска пляжа и деревянный на вид причал, к которому приткнулось стадо разноцветных лодок. На всем озаренном солнцем косогоре не видно было ни души, и только на причале восседал, свесив босые ноги, некто в белом — надо полагать, удил рыбу, очень уж был неподвижен.
Я бросил одежду на сиденье и без лишнего шума вошел в воду. Хороша была вода в озере Велье, чистая и сладкая, плыть было одно удовольствие.
Когда я вскарабкался на причал и, вытряхивая воду из уха, запрыгал на одной ноге по горячим от солнца доскам, некто в белом отвлекся наконец от поплавка и, оглядев меня через плечо, осведомился с интересом:
— Так и бредете из Москвы в одних трусах?
Опять это был старикан лет под сто, сухой и тощий, как его бамбуковая удочка, только не желтый с лица, а скорее коричневый или даже, я бы сказал, почти черный. Возможно, по контрасту со своими незапятнанно-белыми одеждами. Впрочем, глаза у него были молодые — маленькие, синенькие и веселенькие. Ослепительнобелая каскетка с исполинским противосолнечным козырьком прикрывала его, несомненно, лысую голову и делала его похожим не то на отставного жокея, не то на марк-твеновского школьника, удравшего из воскресной школы.