Буффало Билл и его приключения на Западе
Шрифт:
– А я отдам голову вместо Чёрной Нелл – она никогда не бросала меня. Она разобьёт голову любому краснокожему, который захочет сесть на неё. Но почему бы нам не добраться до лошадей? Если бы я был с Нелл, то я был бы в десять раз полезнее, чем сейчас. Если кобыла там, где я её оставил, я буду здесь через полминуты.
– Ага, а когда она будет скакать через них, они усеют её стрелами или нашпигуют свинцом. Подожди, сейчас я дам приказы Дэйву и ребятам, а потом мы доберёмся до лошадей и сделаем вид, как будто только что подъехали.
– Дело говоришь, Билл. Я на Чёрной Нелл и ты на
– Нашпигуем их. Я скажу парням, что мы собираемся сделать, чтобы они не стреляли, когда мы подъедем.
Буффало Билл быстро рассказал о своей задумке Дэйву Татту и рабочим, которые стреляли в каждого, кого видели среди деревьев. Девушки и мать не должны были пока ничего знать. Два Билла были так уверены, что сумеют разогнать врага, как будто у них уже всё получилось.
Дэйв Татт не выразил желания идти с ними. Это немного удивило Буффало Билла, поскольку на такое соблазнился бы любой храбрец. Но для этого – как и для всего остального – были свои причины, и читатель вскоре узнает о них.
Дэйв и другой белый мужчина вместе с неграми, ускоряя стрельбу, двигались от окна к окну, но должны были стрелять выше и избегать одной стороны – той, которую выбрали два храбрых человека границы.
Два друга, прихватив оружие, ползли в тени кустов, пока не добрались до пшеничного поля за деревьями. Здесь они пошли быстрее. Оставалось совсем немного до пастбища, куда они прибыли как раз вовремя.
Здесь уже было полдесятка смуглых фигур. Лошади, и так взволнованные стрельбой, беспокоились из-за приближающихся индейцев.
Раздалось два резких свистка. Они предназначались для лошадей, которые их хорошо поняли. Чёрная Нелл и Пудреное Личико подскакали к краю поля. В следующий миг двое мужчин, которые не нуждались в сёдлах и поводьях, вскочили на лошадей и без слов ринулись на индейцев.
Индейцы были повержены так неожиданно – не выстрелами, а томагавками, – что не подняли тревоги в лесу. Затем двое мужчин припустили лошадей и сейчас совсем не бесшумно, а с гиканьем и воплями, понеслись в тыл изумлённых краснокожих, выпуская во врага смертоносные пули.
Кружась, разворачиваясь, никогда не промахиваясь – казалось, их двадцать, а не двое – Дикий Билл и наш герой ворвались в ряды индейцев, неся смерть при каждом прыжке.
Индейцы (это были шайенны) решили, что к защитникам дома прибыло подкрепление, и разбежались в разные стороны, но прежде не менее половины их полегло на месте.
– Проклятье, почему из дома так палят? Меня задели уже второй раз! – крикнул Дикий Билл, вытирая кровь из раны на щеке.
– А у меня дыра в шляпе, – сказал Буффало Билл. – Хотел бы я знать, что это значит. Ведь им известно, что мы здесь. Неважно! Я должен поймать старого Маккэндлеса. Если мать его видела, он должен быть здесь. Будем преследовать их до конца.
Двое мужчин пустились в погоню, и снова пуля, очевидно из дома, прошла так близко к голове Буффало Билла, что он почувствовал её дуновение.
Индейцы разбежались кто куда, но двое мужчин настигли ещё полудесятка. Тут они решили, что не стоит далеко уходить от дома, не то скрывшиеся индейцы возобновят атаку, и они поскакали назад.
Они не нашли белого человека среди убитых, поэтому Билл подумал, что если Маккэндлес и был в отряде, то на этот раз он спасся.
Приближаясь к дому, они, как могли, постарались показать, кто это. Они не остались непонятыми и избегли опасностей, которые во время боя, как казалось друзьям, грозили им, скорее, не от чужих, а от своих.
Вскоре двое храбрецов оставили лошадей в тени дома и вошли внутрь.
– Думаю, можно зажечь свет, – воскликнул Буффало Билл. – Краснокожие или то, что от них осталось, бегут к своему племени. Но хотел бы я знать, кто, чёрт возьми, палил здесь так, что задевал нас в лесу? Мы с другом ранены, и стреляли не рядом с нами, а издалека и как будто нарочно.
– Не знаю. Я стрелял в индейцев и только в индейцев, – сказал Дэйв.
– Ладно, неважно. Мы здесь, и наши головы на месте. Думаю, днём мы увидим, сколько краснокожих валяется вокруг – вороны вдоволь наедятся.
– Хвала небесам, ты невредим! – сказала миссис Коди, когда услышала голос сына. – Надеюсь, ты и твой храбрый друг не ранены?
– Всё хорошо, мама, а пару царапин вылечит холодная вода. Но ты уверена, что ты видела в окне лицо Джейка Маккэндлеса?
– Да, сынок… Я никогда не забуду это лицо. Я уверена, это был он.
– Значит, на этот раз он удрал. Я знал, что почти вся его банда погибла, но не думал, что он свяжется с шайеннами. Говорят, все племена Запада, кроме пауни, переходят на сторону Юга. Если это так, то у нас, людей границы, будет много работы. Но неплохую трёпку мы им задали, а, Билл?
– Неплохую, – сказал Дикий Билл. – Девушки сильно перепугались, мэм?
– Нет. Сначала они были так заняты мной, что забыли испугаться. Потом они помогали тем, кто остался здесь. Они не были бы сёстрами Билла, если бы испугались нескольких индейцев, – сказала миссис Коди.
– Такая смелость по мне. Да, они молодцы! – воскликнул Буффало Билл, гордо оглядев прелестных девушек. – И Китти Малдун здесь, такая же бесстрашная, спорю на лошадь. Так ведь, Китти?
– Ей-богу, сэр. Не в моих привычках врать. Уж конечно, я испугалась ночного грохота – в такое время, когда я должна видеть сладкие сны. Но что вы думаете, сэр, один из краснокожих язычников залез на подоконник и проделал сорок дыр в моём платье, когда я побежала за водой для хозяйки.
– Не волнуйся, Китти. Там, откуда я его привёз, есть ещё много платьев. Оно не было надето на тебя, так что ничего страшного. А сейчас вам пора спать, а мужчины должны остаться, чтобы дежурить. Вряд ли какой-нибудь краснокожий вернётся, но мы должны смотреть в оба и быть готовыми к этому. Когда наступит утро, мы всё осмотрим.
– Я думал, ты торопишься в Сент-Луис к людям Фримонту[4], – спокойно, но с лёгким саркастическим блеском в глазах сказал Дэйв Татт.
– Но не теперь, когда моим любимым угрожает опасность, – сказал Билл. – Если тебе так нужно виски, что ты не можешь ждать, то ты можешь ехать, когда угодно. Я говорил тебе, что моя мать не держит в доме ни выпивки, ни карт. Тот, кто хочет выпить или играть, должен или терпеть, или ехать туда, где он сможет найти свои любимые занятия.