Шрифт:
В правлении колхоза с не совсем обычным названием «Заря пути» было непривычно тихо. Вчера был день выдачи зарплаты – вот тогда тут было не продохнуть от работяг, желающих получить свои более-менее честно заработанные копейки. Сегодня в помещении было только два человека – сидящий за столом председатель колхоза, грузный мужчина с квадратно-гнездовым лицом и стоящий перед ним пухлый толстячок, исполняющий обязанности главного бухгалтера. Толстячок говорил быстро и часто:
– Петр Михайлович, я так больше не могу. Они же ничего не понимают. Я пытаюсь объяснить. Про налоги. Про ставки. Про трудодни. Про отработку. Но у них аргумент один – Васе дали больше, а пахал он меньше. Вот мое заявление. Две недели по закону я ваш, а потом – ищите себе другого специалиста.
– Виталий Никифорович, вы же меня без ножа режете! Где я найду бухгалтера в начале осени?
– Да хоть два разряда! Не-ет, я так больше не в силах. Совершенно не в силах. Мне нервы надо лечить. На курорт ехать, сейчас как раз бархатный сезон начинается. Там, глядишь, в доме отдыха бухгалтером и осяду. А тут. Эх…
И Виталий Никифорович мелкими торопливыми шажками вышел из здания правления. Петр Михайлович невесело посмотрел ему вслед. Через три недели, по агентурным сведениям, из райцентра планировалась очередная комиссия. Пройти ее без дисциплинарного взыскания, не имея бухгалтера в штате, было практически нереально. А выговоров у председателя, как и у любого хозяйственника, было уже вполне достаточно…
* * *
Катастрофа. В его языке было множество других слов для того, чтобы описать текущую ситуацию – бедствие, авария, крушение, провал, или, скажем, «отдельные технические трудности», как обычно пишут в средствах глобальной информации. Но сейчас Лилуниану на ум пришло именно это емкое слово – катастрофа.
Малый исследовательский дрон Академии Наук был не очень приспособлен для длительных путешествий по Галактике. Тем не менее, это было надежное и относительно комфортабельное (для его размеров) транспортное средство, способное пробивать подпространственный канал длиной до тысячи парсек. Кварковый генератор позволял не беспокоиться о текущих энергетических потребностях. Биологический, генетический, медицинский и нанотехнологический отсеки позволяли выполнять исследования любого уровня при единственном условии, что для этого требовалось не больше одного человека. Стазис-камеры позволяли транспортировать живые организмы в состоянии, близком к анабиотическому. Максимальный экипаж составлял две персоны, но сейчас Лилуниан был единственным представителем своей расы в корабле. Он был и единственным живым существом на корабле. Не считая фавна, конечно.
Надежность продукции корабельных верфей его родины была легендарной, но любая конструкция имеет предел прочности. И никто не застрахован от нелепых случайностей. Один небольшой камешек, не больше нескольких сантиметров, но оказавшийся в ненужном месте в ненужное время – в те несколько ничтожных по длительности мгновений, когда основное защитное поле уже снято, а подпространственный пробойник еще не до конца завершил формирование канала – может сделать многое. Например, вывести из строя систему сопровождения канала. Самое печальное, что за те несколько долей секунды, что камешек разрушал нежную позитронику и превращал в мелкую труху схемы управления, корабль успел пролететь достаточно большое расстояние. И теперь, когда он вывалился в обычное пространство, было совершенно непонятно, где он находится и что теперь делать. Но делать что-то было совершенно необходимо…
Через несколько часов стали понятны несколько вещей. Во-первых, система сопровождения канала разрушена полностью. Корабль может выйти в подпространственный канал, но без системы сопровождения он потеряет захват через несколько секунд и вернется обратно в обычное пространство. Но на этом неприятности не заканчивались. Во-вторых, система дальней космической связи функционировала только частично, к тому же камешек задел и систему ориентации главной антенны, в результате чего послать сигнал бедствия оказалось совершенно невозможно. Маневровые двигатели, которыми пользовались в пределах звездной системы, функционировали нормально, но для того, чтобы вернуться домой, их возможностей было явно недостаточно. Следовательно, необходимо было найти хоть какую-то планету, на которой можно было бы подождать, пока ремонтные системы корабля починят хотя бы передатчик и его систему ориентации. Системы жизнеобеспечения не были рассчитаны на многомесячные странствия, а такие поломки, как у него, никогда не устранялись быстро. Но найти подходящую планету в космосе не так-то и просто. Впрочем, особого выбора у Лилуниана все равно не было, и он проложил гиберболический курс мимо ближайшей звезды…
* * *
Башкинское лесничество было одним из многочисленных подразделений Минлеспрома СССР, призванных надзирать за использованием леса. Обычно надзор этот осуществлялся путем обхода леса лесниками, которые, чтобы эти обходы не были уж очень монотонными, улучшали свое настроение различными способами. В основном способы эти были жидкими, из ассортимента местного сельпо. Вот и сейчас по лесу брел лесник с бутылкой в сумке через плечо, в которой еще оставалось примерно половина содержимого. Лесника звали Петрович, и, хотя у него были и имя, и фамилия, никто, кроме бухгалтера лесничества, их не помнил – – Петрович и Петрович. Петрович, двигаясь давно заведенным маршрутом, вышел на очередную поляну, на которой был давно облюбованный им значительных размеров пень. Поляна эта была наиболее удаленной от базы точкой его траектории, и на ней следовало подкрепить свои силы. Но сегодня одиночество Петровича было неожиданно нарушено. Не успел он как следует усесться на краю пня, как сзади от него раздался треск ломаемого сухостоя, и на поляну вышло две фигуры. Одна принадлежала высокому худому мужчине средних лет с узким лицом, одетому в длинный, неопределенного цвета плащ. Вторая фигура – явно более молодому человеку с круглым лицом и курчавыми волосами, на плечах у которого была широкая накидка. На голове у курчавого было что-то типа шапки с небольшими рожками. Мутные глаза Петровича уставились на необычную парочку. Первым молчание нарушил мужчина:
– Здравствуйте! – голос у него был низкий и какой-то монотонный.
– И вам не хворать, – ответил Петрович, и, не дожидаясь ответной реплики, сразу предложил, – Портвейн будешь?
– Портвейн? – мужчина, казалось, не знал, что ответить.
– Значит, будешь.
Петрович покопался в своей сумке и извлек оттуда наполовину заполненную бутылку и три грязноватых походных стаканчика. Привычка соображать «на троих» в любом подходящем месте при наличии глубоко въелась в него, и без этого комплекта он не покидал дома. Он не торопясь расставил посуду на пне и начал аккуратно разливать жидкость. Закончив, он взял свой стакан и кивнул стоящим людям на остальные. Мужчина неуверенно поднял свой стакан и осторожно понюхал содержимое. Его спутник не шелохнулся.
– А товарищ твой что стоит? – лесник указал на курчавого. – Пей давай, пока дают!
И Петрович, поднявшись, второй рукой взял оставшийся стакан и подойдя к курчавому, протянул его ему. Мужчина, казалось, хотел остановить его, но курчавый поднял свою руку, заросшую мелким волосом. Одним махом осушив стакан, он постоял неподвижно несколько секунд, а затем, издав какой-то совершенно неожиданный гортанный крик, внезапно побежал напрямик через кустарник. Петрович посмотрел ему вслед и только тут заметил, что ноги у курчавого оканчиваются не сапогами и даже не босыми ногами, а самыми настоящими копытами.
– К-кто это? – заплетающимся языком спросил он у мужчины
– Фавн, – коротко ответил тот и, не разбирая дороги, быстрыми размеренными шагами последовал за курчавым.
Петрович опустился на пень и ошарашенно уставился на отпечатки копыт и сапог на мокрой земле…
* * *
Лилуниан не смог догнать своего фавна. На его родной планете фавны занимали место домашних животных. Эти антропоморфные создания могли наигрывать на простых музыкальных инструментах мелодии, которые они где-то когда-то услышали. За это их и ценили в дальних путешествиях. Не обладая разумом в полном смысле этого слова, они воспринимали речь на эмоциональном уровне. Конечно, рано или поздно его удастся найти, но сейчас Лилуниану было совершенно не до этого. Следовало ассимилироваться в этом мире на срок, достаточный для того, чтобы починить передатчик, послать сигнал бедствия, дождаться прибытия помощи. Следовало торопиться.
* * *
Изделие Таганрогского автобусного завода логичным, но обидным прозвищем не называл только ленивый. Впрочем, видимо из чувства мести и оскорбленного достоинства, маломестный автобус такое прозвище вполне оправдывал. «Тазик» подпрыгивал на каждой кочке, коими в обилии усеяны сельские автомагистрали и шоссе международного значения, весело звенел какими-то незавинченными болтиками и скрипел в тех местах, где еще оставались немногочисленные заклепки. Водитель по прозвищу Шурик, получивший свою кличку за некоторое сходство с известным киногероем, знал нрав своего железного питомца и не пытался получить от него больше, чем позволяли обстоятельства. Поэтому, когда на дороге он заметил долговязую фигуру пешехода, затормозил он без визга колодок, неторопливо и аккуратно. Пневматический привод сделал глубокий выдох, и потертые двери открылись. Худощавый мужчина просунул голову в салон: