Бухта Бо [СИ]
Шрифт:
— В этой штуке, — он вложил в руки раненого кружку с лекарством, — твоя надежда на спасение. Пей и помалкивай. Глядишь, через пару недель сможешь болтать не хуже прежнего.
— Я бы не рассчитывал на это, док, — ухмыльнулся один из раненых. — Парень–то немой.
Хосе.
Хосе не был немым. Просто на северном побережье Эспаньолы, где он родился, не уважали болтунов. Занятые в основном контрабандой, островитяне строили свои дома далеко друг от друга и не жаловали гостей. Время от времени в прибрежных водах бросал якорь пиратский корабль и тогда отец Хосе исчезал на несколько месяцев, оставляя сына с дедом. Возвращался он всегда в новой одежде и с подарками. Подмигивал маленькому Хосе и дарил серебряный подсвечник, перламутровую табакерку или золотой зуб. Мальчик молча обнимал его и уносил подарок в свою комнату. Ночью, лёжа на кровати, Хосе любовался сокровищами и мечтал, что однажды отец возьмёт его с собой. На загадочные острова, где на прибрежном песке сверкают жемчужные ожерелья и золотые монеты.
— Зачем люди возвращаются оттуда? — недоумевал он. — Уж я-то, наверняка, останусь там навсегда.
Однажды отец не вернулся. Дед одел Хосе в лучшее платье, запряг осла и отвёз мальчика в монастырь. Там монахи рассказывали ему о Боге и пытались учить грамоте. Поняв же, что ни то, ни другое Хосе не интересует, они приставили мальчика к огороду. Там он познакомился с седым одноногим послушником. Тот, привыкший к одиночеству, долгое время избегал Хосе, однако, со временем, привык к мальчику. Поняв, что его новый знакомец не болтун, старик полюбил предаваться воспоминаниям о своей бурной жизни. Слушая его, Хосе, наконец, узнал, куда уплывал его отец.
— Ты крепкий парень, — подмигивал старик. — Неужели тебе не осточертело копаться в навозе? Будь у меня пара ног, клянусь небом, я бы ещё погулял по морю с лихими приятелями.
Хосе пожимал плечами и ждал. Однажды он заговорил, немало напугав одноногого.
— Куда мне отправиться, что бы добыть много красивых вещей? — слова давались Хосе с трудом.
— На Тортугу, сынок, — ответил тот. — Найди там капитана Сантьяго. Скажешь, что знаком с Седым Джоном, который ручается за тебя.
Старик отвёл Хосе в свою келью, приподнял каменную плиту на полу и достал из тайника горсть золотых монет.
— Мне они ни к чему, — протянул он деньги. И перекрестил Хосе.
В ту же ночь юный послушник бежал из монастыря.
— Так, старый чёрт ещё жив? — удивился капитан Сантьяго, когда Хосе подошёл к нему в таверне. — Что же, приятель, считай себя членом команды. Хотя дела у нас сейчас идут неважно, возможно ты принесёшь нам удачу и новый корабль.
Сейчас, лёжа под звёздным небом Обезьяньей бухты, Хосе пил горькое снадобье доктора Бо, и ждал, когда вернётся капитан Сантьяго.
— Моряки, привыкшие в море экономить каждый глоток пресной воды и питающиеся солониной, да галетами, у меня быстро шли на поправку, — продолжил Папаша Бо. — Один из них, потерявший столько крови, что сначала смахивал на покойника, спустя неделю, уже смог самостоятельно вставать. А через две — начал готовить обеды для нашей маленькой колонии. Клянусь, сэр, что у этого рыжебородого был особый талант к кулинарии.
Рыжий Генри.
Мать Генри держала небольшую таверну в бристольском порту. Согласно семейной легенде, заведение переходило от родителей к детям ещё со времён Римской империи и носило гордое имя «Цезарь». Время от времени какой–нибудь бродячий художник, расплачиваясь за ужин, обновлял вывеску у двери, где был изображён лежащий на боку крупный мужчина в белой простыне. Портовый люд называл таверну «У мертвеца», однако захаживал туда с завидным постоянством.
Всё детство, сколько себя помнил Генри, он мыл столы и посыпал чистым песком пол. Мать стояла у плиты, разносила выпивку и любезничала с посетителями. Таверна не могла порадовать клиентов ничем кроме жареной рыбы, тушёной капусты и куриного бульона. Однако, моряки и грузчики, заходившие опрокинуть кружку эля, никогда не бывали в претензии.
Время от времени в комнате на втором этаже поселялся очередной мамин «дружок». Правда, задерживался он ненадолго, ровно до тех пор, пока он не понимал, что дармовой выпивки здесь не будет. Единственный, кто прожил с матерью и Генри несколько лет, был кок Анри, бежавший с французского военного корабля. Он то и взял на себя всю работу на кухне. Теперь от посетителей не стало отбою. Мать, даже отгородила часть зала «для джентльменов» и застилала там столы чистыми скатертями.
Анри неплохо относился к Генри, а, главное, заставил мать нанять в порту работницу для грязной работы.
— Garcon не должен мыть тарелка, — возмущённо жестикулировал Анри, — место мужчины здесь.
Учиться у него стряпать, было сплошным удовольствием и больше напоминало игру. Анри больше хвалил мальчика, чем требовал.
— Mon dieu! — выбегал он к посетителям с чашкой соуса. — Messieurs, все немедленно пробовать! Это есть колоссальный успех малыша Генри.
Увы, нет рая на земле. Анри, постоянно ревновал мать и принимался вполголоса браниться всякий раз, когда видел её кокетничающей с гостями. Особенно его бесило, когда кто–нибудь из зала для «джентльменов» похлопывал её или шептал на ухо любезности. Тогда, к вечеру Анри напивался и колотил мать.
Несчастье случилось, когда Генри уже исполнилось семнадцать. Вышедший из себя Анри схватил со стола нож для разделки мяса и ударил мать в грудь.
Генри, как настоящее дитя порта, принял единственно возможное решение. Собрал вещи француза, сунул ему в карман дневную выручку и вытолкал рыдающего Анри в ночь. Пришедшим наутро полицейским сказал, что на мать напали грабители.
Несколько дней Генри бесцельно слонялся по городу. Затем, решившись, сдал в аренду «Цезаря», нанялся на корабль юнгой и ушёл в море. Там, безропотно полгода драил палубу и терпел побои. Однажды, когда его судно грузилось какао на Ямайке, он повздорил с боцманом. Увернувшись от пудового кулака, Генри выхватил из–за пояса нож и неуловимым движением полоснул обидчика по горлу. Потом, перепугав команду, впервые за всю службу облегчённо рассмеялся и прыгнул с борта в море.
— Третьего раненого, — голос Папаши Бо потеплел, — звали Креветка Ли. Бедный парень потерял в этой заварухе левый глаз. Обработав рану, я соврал Сантьяго, что он нуждается в покое и длительном лечении. Толку от Ли на «Гейме», один чёрт, не было.
Креветка Ли.
Мать Ли была китаянкой и лучшей повитухой на Сан — Доминго. Занятая сутки напролёт, она никак не могла уделять внимания сыну, и, как только мальчик подрос, отдала его рыбакам. Теперь на рассвете Ли уходил на лодке в море, что бы проверить ловушки на креветок, привезти и отдать улов Губастому Дживусу. Тому принадлежало несколько прилавков на местном рынке, и он слыл состоятельным человеком. Несмотря на положение, Дживус носил пропахшую тухлятиной робу, а голову покрывал изжеванной соломенной шляпой. Шевеля толстыми губами, торговец непрестанно сетовал на скаредных покупателей, вороватых работников, чрезмерную жару и невыносимые налоги.