Бухта страха. Забытая палеонтологическая фантастика. Том 4
Шрифт:
— У меня на завтра дела в бухте, а потому я буду просить вас приютить меня на ночь. Я знаю, вы стеснены помещением, но мне бы не хотелось тащиться в такую даль к доктору, у которого я обычно останавливаюсь, когда бываю здесь по делам. Могу я рассчитывать на вашу любезность?
— Что за вопрос? Мы так рады видеть вас! — говорил Манеринг, здороваясь с ним. — Идемте скорее пить чай, мы только что начали.
Шанон шлепнулся в одно из кресел и лицо его расплылось в довольной улыбке.
— Как приятно опять быть в вашем обществе, м-с Манеринг! Все эти дни я только и мечтал о том, как бы скорей попасть к вам, усесться уютно на веранде, пить чай… Вы не можете себе представить, как мы, холостяки, завидуем вашему счастью! — проговорил он, обращаясь к Джону.
— Вы знаете, я почти нигде не бываю, разве у доктора, но его трудно застать дома. Меня же никто не посещает, редко-редко заглянет кто-либо по пути передохнуть. В ближайшее время я ожидаю двух своих приятелей из Лагоса. Они приедут на несколько дней поохотиться на крокодилов. Прекрасные молодые люди. Я непременно затащу их сюда, показать вам.
— Я буду очень рада! Сколько вам положить кусочков, один, два? — спрашивала м-с Манеринг гостя, наливая чай.
— Один! Благодарю вас! Ну, как вы находите теперь Одугрей после недельного пребывания здесь?
Чашка расплескалась в руках Андрью при этом вопросе.
— Да, как вам сказать, м-р Шанон? Я просто затрудняюсь с ответом. Когда мы прибыли сюда, мне казалось, что это прелестнейший уголок в мире… я и сейчас так думаю… Только… почти с первого дня я почувствовала что-то отталкивающее во всей этой красоте, вокруг словно что-то таится, подстерегает нас, чувствуется какая-то жуть…
Манеринг обменялся взглядом с гостем.
— О, моя дорогая, — проговорил он шутливым тоном, — какие глупости ты говоришь. Ты заразилась суевериями туземцев и…
— Совсем нет, Джон! — нетерпеливо прервала она. — Я не придаю ровно никакого значения словам туземцев, но в этой глубине действительно таится что-то жуткое. Вы смеетесь, но в душе вы согласны со мной. Почему вы не позволяете мне подходить близко к воде с наступлением темноты? — Она на минуту умолкла. Но едва ее муж раскрыл рот, чтобы произнести что-то, она вновь заговорила.
— Подожди, Джон! Выслушай меня! Я еще не все сказала и я чувствую, если я не выскажусь, то сойду с ума… Почему ты не только не пускаешь меня, но и сам не подходишь к воде после захода солнца? Почему прошлый вечер, когда мы играли за домом и мой мяч покатился далеко к берегу, ты не хотел поискать его, оставив до утра? Ты не смеешь насмехаться надо мною, ты сам не лучше меня!..
— Андрью, дорогая, я и не думал насмехаться. Мне хотелось только рассеять твои болезненные мрачные мысли! — Нервная улыбка появилась на его лице и взгляд старался избежать глаз жены.
Андрью обратилась к ирландцу.
— О, как я ненавижу это место, м-р Шанон! Мы потеряли здесь нашу собаку, которую благополучно довезли из самой Англии. Джон думает, что она попалась змее в кустарнике. О, мой бедный старый пинчер, он был мне так дорог! — воскликнула она со слезами в голосе. — И я уверена, что он, несчастный, в бухте. Нет, нет, дайте мне закончить! — проговорила она, заметив желание мужчин возражать.
— За сутки до этого, ночью, когда мы уже были в постели, послышалось сердитое рычанье пинчера. Он всегда спал в корзине на веранде. Я тогда подумала, что это шатаются туземцы и попросила Джона посмотреть, в чем дело. Он вышел на веранду, взяв с собой электрический фонарь, так как ночь была страшно темна; еще с вечера все небо заволоклось тяжелыми облаками, и я думала, будет шторм. Я наблюдала, как Джон направлял лучи фонаря в разные стороны. Он окликнул меня и сообщил, что никого не видно вокруг, пинчера он тоже не мог найти, на веранде его не было. Едва он кончил, послышался злобный, удалявшийся в направлении бухты лай пинчера. Джон стал свистать и звать его, но он продолжал лаять. И вдруг лай сменился страшным визгом ужаса и боли, почти человеческим стоном, смешавшимся с громким шумом расплескиваемой воды и затем все смолкло. Джон ничего не предпринимал, он стоял на веранде, вместо того, чтобы немедленно броситься к бухте. Когда он вернулся, я умоляла его поискать бедного пинчера, хотя я знала наверняка, что его уже нет в живых. Джон не пошел. Он не оправдывался, нет! Пробормотав, что в такой темноте ничего не найдешь, он улегся в постель. Это была наша первая размолвка, и я всеми силами моей души ненавижу это место.
Когда она умолкла, мужчины заерзали в своих креслах. Лицо Манеринга было серое, напряженное. Под белым светом лампы, которую зажгла Андрью, молодой человек казался страшно бледным.
Сделав усилие, он произнес:
— Я никак не могу осудить вашего мужа за то, что он не пошел разыскивать собаку. В этой стране ночью совершенно нельзя ходить. Ваш муж мог быть убит змеей, он мог в темноте оступиться и попасть в воду. В конце концов, его отказ объясняется только заботливостью о вас. Если бы с ним что-либо приключилось, вы остались бы в ужасном положении, одна до утра в бэнгалоу…
Манеринг бросил благодарный взгляд на говорившего, на глазах же Андрью показались слезы.
— Я знаю, м-р Шанон, что вы правы, но я так огорчена этой утратой, ведь он был у меня много лет. Я не подумала тогда, что убийца пинчера мог напасть и на мужа. О, Джон, дорогой мой, прости меня! — Она подошла к мужу и, наклонившись над креслом, нежно поцеловала его.
— Пустяки, дорогая, прощать нечего! — проговорил он, возвращая ей поцелуй. — А теперь давайте поговорим о чем-нибудь более веселом. Так не развлекают гостей, моя милая, ты возьми себя в руки. Вон, смотри — киска идет за молочком! — Он поймал персидскую кошку и стал с ней играть.
Андрью залюбовались движениями кошки. — Какая грациозная! — проговорила она, поглаживая ее шелковистую шерсть. — Если бы кто-нибудь знал, что мы до восьми часов вечера просидели здесь и проболтали о всяких ужасах! — воскликнула она, сбросив тяжелые мысли. — Что вы скажете насчет того, чтобы устроить ужин на воздухе? Ночь дивная и вы свободно вдвоем перетащите стол. Вставайте живо! Надеюсь, наши бои приготовили нам что-нибудь вкусное, прежде чем улетучились!
Мужчины вскочили, исполняя ее желание.
— Великолепная мысль, м-с Манеринг! Ночь дивно прекрасная. Все ярко залито серебром и светло словно днем! — проговорил восторженно Шанон, повернувшись лицом к круглому блестевшему диску луны, всплывшему над вершинами пальм.
— Да, — пробормотал Манеринг едва слышно, — хотел бы я, чтобы та ночь, когда погиб пинчер, была такой же светлой. Я бы мог знать…
— Т-ш-ш! Замолчите вы, глупец! — перебил его Шанон.
— Вы хотите снова расстроить вашу жену?