Бухта страха. Забытая палеонтологическая фантастика. Том 4
Шрифт:
Однажды белый человек, профессор из того же университета Бирундвурст и могучий охотник на жуков пред Господом, живший в дружбе с индейцами, отправился на болота, подобрался к самому входу в пещеру и пустил внутрь небольшой плотик, нагруженный трутом и сухими ветвями; все это он предварительно поджег и около часа смотрел, как горящий плотик, освещая влажные стены пещеры, медленно плыл вперед — а затем огонь кто-то погасил.
Огонь не исчез внезапно, как если бы плотик утонул или соскользнул с обрыва в водопад; нет, огонь как будто был намеренно потушен.
Горящие поленья и ветки разлетелись по сторонам и долго еще тлели на уступах и грудах камней, где упали, а в пещере поднялся ветер и эхо донесло звуки громадных хлопающих крыльев.
И наконец профессор сам решил отправиться в пещеру. «Я взял», — писал он в дневнике, — «большое каноэ и соорудил на носу жаровню из прочных обручей для бочек, а за нею рефлектор из жестяного сита для промывки золота; я загрузил каноэ корнями каучукового дерева, сухими ветвями, бататами и сушеным мясом. С собой я имел два копья; наконечник одного из них был смазан ядом воорали, который парализует, но не убивает. Течение понесло лодку в пещеру; я зажег огонь и, отталкиваясь шестом, с большой осторожностью направил каноэ в туннель. Вскоре туннель расширился и я, пробираясь вдоль одной из стен, внезапно заметил, что у другой стены что-то движется.
Я навел на это место свет: там, на уступе скалы, сидело животное с большой и серой собачьей головой. Глаза у него были большие, как у коровы.
Форму тела я сначала не мог рассмотреть. Постепенно я начал различать очертания больших крыльев, похожих на крылья летучей мыши — они были полностью развернуты, как будто зверь весь вытянулся и готовился взлететь. Так оно и было. Только я подумал, что вижу перед собой огромную летучую мышь-рептилию, известную науке только в ископаемом виде, и испытал потрясение при мысли, что нахожусь рядом с одной из так называемых вымерших летучих ящериц допотопных времен, как животное взвилось в воздух и в следующую секунду набросилось на меня.
Вцепившись в каноэ, оно стало яростно сбивать огонь крыльями, а я всеми силами старался удержать лодку на плаву и не дать ей перевернуться. Зверь застал меня врасплох; сила и быстрота ударов едва не оглушили меня, прежде чем я начал сопротивляться.
К тому времени — не прошло и полминуты — могучая бестия почти потушила жаровню; вампир, очевидно, принял меня за священную жертву и успел вцепиться когтями в мою одежду. В следующее мгновение я пронзил его копьем, и существо, бешено захлопав крыльями, разжало хватку и свалилось в поток.
Я как можно быстрее развел огонь снова и увидел, что Аринчи, с распластанными на воде крыльями, уносит течением. Я последовал за ним.
Час за часом я плыл по темной и тихой реке, направляя рефлектор на эту серую собачью голову с коровьими глазами. Время от времени я что-то ел и пил, но заснуть не осмеливался. Прошел, вероятно, день и две ночи — и тогда, как я давно ожидал, впереди показалось отверстие в виде глаза, откуда забрезжил бледный свет. Я понял, что скоро выберусь из пещеры.
Отверстие все приближалось, и я в нетерпении поглядывал на свою добычу, плывущего по воде Аринчи, последнего из рода Крылатых Рептилий.
В воображении я уже видел себя самым известным путешественником Европы — героем дня. Могли ли кенгуру Бэнкса или гориллы дю Шайлю сравниться с моим открытием, с находкой последнего из птеродактилей, существа, жившего до Потопа — летающего Ящера из древнейшей эпохи болот и катастроф?
За этими мыслями я не заметил, что вампир больше не движется, как вдруг нос лодки врезался в него. Вампир в один миг забрался на лодку. Огромные крылья снова били меня, когти оставляли на теле горящие царапины: существо отчаянно пыталось проскользнуть мимо и исчезнуть во тьме. Оно увидело впереди свет дня и предпочло солнцу сражение.
Оно нападало с яростью бешеного пса. Я отбивался шестом и, улучив момент, когда вампир, размахивая крыльями, вцепился в нос лодки, угостил его таким ударом, что он упал в воду. Он поплыл было прочь (тогда я впервые разглядел его длинную шею), но я ударил его шестом по голове и оглушил. Течение вынесло нас из пещеры на свет.
Какое счастье вновь оказаться на свежем воздухе! Был полдень. Когда лодка выплыла из пещеры, блеск реки после двух дней почти полной темноты чуть не ослепил меня. Я направил каноэ к берегу, в тень деревьев; на плывущее в воде тело вампира я набросил петлю и потащил его за собой.
Снова на твердой земле — и Вампир в моих руках!
Я вытащил его из воды. Какое отвратительное создание — крылатый кенгуру с шеей питона! Он был еще жив; я нашел полоску кожи и плотно привязал его крылья к телу. После я заснул. Проснулся я на рассвете; позавтракав, я погрузил своего пленника в каноэ и поплыл вниз по реке. Куда я плыл, я и сам не знал; знал только, что плыву к морю и оттуда — в Германию; этого мне было достаточно.
Почти два месяца течение несет меня по этой нескончаемой реке. О моих приключениях, враждебных туземцах, о порогах, ягуарах и аллигаторах рассказывать даже не стоит. Все это выпадает на долю любого путешественника. Но мой вампир! Он жив. Мною движет теперь одна страсть — сохранить его в живых, показать Европе последнего живого, дышащего потомка великих Рептилий, известных людям, что скрылись в волнах во времена Ноя, пропавшее звено между рептилиями и птицами. Ради этого я отказывал себе в пище; отказывал даже в драгоценных лекарствах. Мне пришлось отдать вампиру весь свой хинин; а когда ночью с реки поднимались вредоносные испарения, я накрывал его одеялом и сам оставался беззащитным. Не подцепить бы черную лихорадку!
Три месяца, и все еще эта ненавистная река! Неужели она никогда не кончится? Я был болен — так болен, что два дня его не кормил. У меня не было сил сойти на берег и разыскать ему пищу, и я боюсь, что он умрет — умрет до того, как мы вернемся домой.
Снова приступ — черная лихорадка! Но вампир жив. Я поймал викунью, плывшую по реке, и он высосал ее досуха — галлоны крови. Перед этим он три дня провел без еды. В голодной жадности он порвал свои путы. Я с трудом связал его снова. Мне пришла в голову ужасная мысль. Что если он, проголодавшись, опять разорвет ремень, когда я буду лежать в бреду? Ах! Это ужасно! Жутко смотреть, как он питается. Он соединяет вместе когти на крыльях и весь сжимается над телом; голова его закрыта крыльями, и ее не видно. Но жертва даже не шевелится. Похоже, стоит вампиру прикоснуться к жертве, как ее парализует. Крылья смыкаются и наступает полная тишина. Только зубы скрежещут о кости. Отвратительно! Ужасно! Но в Германии я стану знаменит. В Германии с моим Вампиром?
Я очень слаб. Он опять порвал путы. Хорошо, что это случилось днем — когда он слеп. Его огромные глаза ничего не видят при солнечном свете. Я столько претерпел! Эта черная лихорадка! И это ужасное существо! Я сейчас слишком слаб, и мне не удастся убить его, даже если я захочу. Я должен добраться до дома живым. Скоро — конечно же, скоро — река закончится. О Боже! Неужели она никогда не достигнет моря, белых людей, дома? Если он нападет, я удавлю его. Если почувствую, что умираю — удавлю его. Если нам не суждено живыми попасть в Германию, умрем мы оба. Я удушу его своими руками, я зубами разорву его ужасную шею, и наши кости останутся лежать на берегу этой проклятой реки».