Буканьер
Шрифт:
— Вылазь, — прошипел я.
Пират выскочил, и я без сожалений пальнул ему в голову, зная, что он обязательно ударит нам в спину, если мы оставим его в живых.
— Все сюда, скорее! — заорал я.
Со шхуны продолжали стрелять, и я наконец укрылся за бортом шлюпки, чтобы перезарядить свои пистоли. Ко мне внутрь запрыгнули Эмильен и Себадуку, выбросили труп за борт, тоже укрылись за бортом. Жорж и Шон принялись толкать шлюпку в воду, шлюпка скрежетала по гальке, но двигалась, и когда пологий берег наконец отпустил её, внутрь запрыгнули и все остальные.
Я пересчитал всех, кто добрался до шлюпки. Два ниггера из шести так и остались лежать на пляже, получив вместо долгожданной добычи только пулю. Но горевать о них было некогда, со шхуны продолжали стрелять. Муванга и Робер взялись за вёсла и мы отправились в погоню за «Орионом», на котором встревоженные матросы начинали ставить парус.
Глава 51
Робер и Муванга гребли изо всех сил. Шлюпку качало на волнах, белые буруны и солёные брызги воды выплёскивались из-под носа, пули жужжали над нашими головами.
— Жорж! Сбей-ка вон того петушка с жёрдочки! — указал я на матроса, который бежал по грота-рее.
Нельзя было позволить им поставить паруса, иначе нам их ни за что не догнать. Или даже если они не станут убегать, то просто повернутся бортом и выстрелят по нам из пушки. Одного меткого выстрела хватит, чтобы отправить нас всех к морскому дьяволу.
— Ща... — хмыкнул Жорж, хорошенько прицелился, пытаясь приноровиться к качке, и через какое-то время выстрелил.
Матрос свалился с реи, зацепившись ногой за какой-то трос, и повис в воздухе, раскачиваясь на нём, как брошенная марионетка. Парус так и остался в свёрнутом виде, только верёвки и канаты раскачивались под порывами ветра.
— Отличный выстрел, — похвалил я.
Жорж ухмыльнулся и принялся перезаряжать мушкет.
Со шхуны продолжали стрелять по нам, несколько пуль чиркнуло по борту. Я славил всех Древних Богов, и Ктулху в частности, что на шхуне не было ретирадных пушек, то есть, тех, что ставились сзади, на корме. Иначе нас единственным выстрелом разнесли бы в щепки, а так мы уверенно приближались к кораблю, и даже могли отстреливаться в те моменты, когда это позволяла качка.
Я тоже стрелял из мушкета, когда видел доступные цели на палубе шхуны, и чем ближе мы приближались, тем проще было найти для себя цель. Матросы больше не пытались подняться на ванты, прекрасно понимая, чем окончится их судьба, пример буквально висел у них перед глазами.
— На абордаж! — зарычал я, когда шлюпка приблизилась к борту.
Из-за фальшборта высунулись мушкетные стволы, мы в ту же секунду выстрелили из всех орудий, пробивая борта и спрятавшихся за ними стрелков. Воздух наполнился криками, порохом и кровью, уже привычно обжигая ноздри едким запахом тухлых яиц и сгоревшей серы.
Шлюпка стукнулась о борт, и мы начали один за другим запрыгивать наверх, оглашая своё прибытие разъярёнными воплями и выстрелами. Лодка едва не опрокинулась, но вскоре мы все забрались на палубу, где уже кипело сражение. На меня в ту же секунду налетел высокий мулат с тесаком, и мне пришлось отскочить назад, чтобы не попасть под удар. Я выхватил палаш, клинки со звоном и скрежетом сомкнулись. Лицо мулата, искажённое от ярости, перекосилось, будто сведённое судорогой. Я с силой оттолкнул его назад и ткнул остриём палаша ему прямо в лицо, клинок вошёл в лицевые хрящи с неприятным звуком, и я почувствовал, как меня затошнило от этого зрелища.
Повсюду звенела сталь, кричали люди, что-то шумело, лязгало, стукало, плескало. Я даже не смотрел, как падает на палубу мёртвый мулат, я уже снова бросился в бой, на следующего пирата, который спешно перезаряжал мушкет и как раз забивал пулю шомполом. Он попытался защитится от моего палаша, вскидывая мушкет с торчащим из ствола шомполом, но я вспомнил уроки Робера и резко поменял направление удара в последний момент. Палаш скользнул по стволу мушкета тупой стороной и вонзился пирату в ямочку между ключицами, аккурат под небритый кадык.
Палуба стала скользкой от крови. Боковым зрением я успел заметить, как Шон добивает своего противника, уже лежащего и беспомощного, прикладом разбивая ему голову, а негры Адулы втроём наседают на одного француза, ловко отбивающегося тонкой рапирой. Эмильен сидел, укрывшись за какой-то бочкой, и неловко перезаряжал мушкет, стараясь не задействовать раненую руку. Робер снова выделывался, словно хвастаясь новой шпагой из Толедо, и издевался над бородатым матросом, раз за разом нанося ему кровоточащие раны, но не спеша с последним ударом. Муванга яростно резал какого-то пирата ножом, будто обезумел от вида крови.
— Бросайте оружие! — проревел я. — Сдавайтесь!
В ответ на меня бросился матрос, размахивающий какой-то металлической палкой, словно другого оружия для него не нашлось, и мне пришлось заткнуться, сосредоточившись на драке. Удар я принял на клинок, ближе к гарде, и он этим ударом чуть не вывернул палаш из моей руки. Я в тот же момент сблизился, не давая ему замахнуться снова, и саданул его кулаком в бороду. Матрос покачнулся, и я добил его взмахом палаша снизу вверх, выпуская ему кишки.
Кровь брызнула мне в лицо, я инстинктивно зажмурился на мгновение, а когда я открыл глаза — всё было кончено. Оставшиеся в живых матросы бросали оружие и поднимали руки вверх. Отступать было уже некуда, мы загнали их к самому бушприту, и несколько матросов уже выпрыгнули за борт, стараясь хотя бы так спасти свои жизни.
Мы выглядели так, словно только что спустились в ад и вернулись обратно. В какой-то степени так оно и было. Всё вокруг было залито кровью, в воздухе висел тошнотворный запах бойни.
Я осмотрелся по сторонам, и понял, что мы победили. Я во всю глотку заорал победный клич, который тут же подхватили со всех сторон, и вскинул палаш к небесам, чтобы звёзды тоже увидели нашу победу. Мои парни сделали то же самое, и я почувствовал, как в крови бушует адреналин, наполняя мою жизнь смыслом. Ощущение было похлеще, чем от любых наркотиков, не существовало такого наркотика, который смог бы хоть примерно повторить этот эффект, достижимый только здесь и сейчас. Эйфория, опьянение победой оказались слаще, чем всё, что я пробовал до этого. И я не сомневался, что парни сейчас чувствуют то же самое, что и я.