Буканьер
Шрифт:
Я молча взирал на происходящую вокруг магию, и пусть действия матросов были не такими чёткими и слаженными, как могли бы быть, это всё равно завораживало, как завораживает любая чужая работа, в которой ты не разбираешься.
Шхуна перекатывалась через волны, лёгкая носовая качка не доставляла особых проблем. Под действием ветра корабль будто сам собой повернул в нужное нам направление, так, что испанцы оставались позади. Теперь дело оставалось за малым — удрать от них.
— Стаксели поднимают! — заорал матрос с мачты, снова вглядываясь в белое пятнышко.
Я бы и в жизни не различил, что делают на испанском корабле, а он даже сумел понять, какой из парусов на нём добавился. Я тоже пытался смотреть на преследователей, но никаких различий заметить не мог. Их парус даже не увеличивался.
— Ха! — выплюнул Шон. — Пусть хоть заподнимаются, focail striapach! Против ветра хрен они кого догонят! Или я не ирландец!
На всякий случай я подошёл к пушкам, который покоились под плотными парусиновыми чехлами, надеясь, что сегодня их не придётся пустить в дело. Но мы, вроде бы, уходили прочь, если вдруг не возникнет каких-нибудь осложнений вроде внезапного штиля или чего-то ещё.
Косые паруса, налитые встречным ветром, уверенно несли нас вперёд, изгибаясь широкой дугой. Шон то и дело выкрикивал какие-то непонятные для меня, сухопутного человека, команды, но все остальные его, вроде бы, неплохо понимали, а я старался впитать морское знание, внимательно вглядываясь в действия матросов.
— А нам, кстати, куда? — тихо спросил Шон.
— На Тортугу, ясное дело! — хохотнул я.
— Придётся сделать крюк, — протянул ирландец, и указал куда-то за корму. — Она как раз в той стороне.
— Прорвёмся, — произнёс я, отчётливо понимая, что теперь мы и впрямь способны прорваться через любые невзгоды.
Лишь бы был ветер в парусах и порох в пороховницах.
— Может, из пушки по ним пальнуть? — спросил я.
— Ты что?! Зачем? Далеко для пушки, да и только злить лишний раз, — сказал Шон. — Сами уйдут.
Ну да, это в моём времени корабли могут перекидываться чемоданами аж из-за горизонта, а для этих примитивных пушечек дистанция была, пожалуй, чуть больше мушкетной. И то, смотря чем заряжать.
«Орион» бодро нёсся по тёмным водам Карибского моря, и я вдруг подумал, что впервые выхожу в открытое море на ненадёжной деревянной скорлупке, и что от бездонной морской пучины меня отделяют всего лишь несколько досок. Да и раньше я выходил только на морские прогулки по Финскому заливу максимум, где сонный гид рассказывал мне про Петра. Такая прогулка, как сейчас, нравилась мне гораздо больше, даже несмотря на опасность и возможное её завершение болтанием в петле на ноке реи.
— Отстают! — радостно возвестил сверху матрос.
— А я говорил! — рассмеялся Шон. — Choke tu, focail spainnigh!
Я посмотрел в радостные лица команды, и сам почувствовал, как будто у меня гора падает с плеч. Осталось только повернуть назад, в сторону Тортуги, но даже я чуял, что совершать такой манёвр ещё очень рано, и испанцы тогда нас точно не упустят. На Тортуге было всё, что необходимо свободному флибустьеру. Ром и женщины, сабли и порох, доски и парусина. Но я хотел прийти туда, чтобы найти того еврея, который продал Рябому наводку на порох, и хорошенько его потрясти. Сначала продать всё, что пираты де Валя успели погрузить в трюм, а потом потрясти.
Наконец, испанский корабль пропал из виду, по всей видимости, повернув назад. Мы оторвались от погони, и теперь наконец-то были свободны. Я почувствовал, как волна спокойствия и уюта накрывает меня с головой, словно бы я наконец вернулся домой. Я опёрся на фальшборт, глядя на далёкий горизонт, где море сходилось с небесами и поднимался рассвет. Рассвет моей новой жизни.
Конец первой книги.