Букашко
Шрифт:
— Так, — сказал Сталин после минутной паузы. — Кто хочет спросить секретаря-референта Королькова?
— А скажи-ка мне, Григорий, какой твой любимый цвет? — поинтересовался Семен Михайлович Буденный.
— Красный, — я уже знал правильный ответ.
Мои слова были почему-то встречены дружным смехом.
— Пра-авильно, а то вчера один сказал — бежевый! Пусть земля будет ему пухом!
Раздался новый взрыв хохота.
— Занимался ли Корольков общественной работой? — спросил Киров.
— Секретарь-референт Корольков выполняет большой объем общественной работы, — поспешил
— И все это он сделал? — удивился Сталин.
— Так точно, товарищ Сталин.
— Ого-го.
— Что вы знаете о Владимире Ильиче Ленине? — загадочно улыбаясь, спросил Киров.
— Сам я с Владимиром Ильичем не встречался, но могу повторить многое из того, что о нем порассказали соратники. Был он чрезвычайно человечный и беспощадный к врагам. Можно назвать его гением — Ленин многое знал и виртуозно ругался. Когда дело касалось ругани — равного ему трудно отыскать. Меня всегда потрясало, как это ему удавалось писать серьезные на первый взгляд книжки с таким мастерством. Откроешь, бывало, труд с каким-нибудь заковыристым названием, что-нибудь типа "Материализм и эмпириокритицизм", а там…
— Погоди, Григорий, не о том речь, — вспылил Буденный.
— Вы бы хотели лично увидеться с вождем? — спросил Киров.
— Не-ет.
Члены комиссии разразились дружным хохотом.
— Остроумно, — не удержался от оценки товарищ А…
— Ты, Григорий, правильно отвечаешь. Не подумав, — радостно вытирая рукавом набежавшие слезы, заявил Буденный.
— Что, по-вашему, ожидает Союз ССР в будущем? — спросил Сталин.
— Неминуемое развитие информационной системы. Дальнейшее развитие страны, если она хочет оставаться передовой развитой страной, должно обязательно предусматривать создание информационной системы, чтобы в каждый глухой уголок нашей Родины…
— Будущее Союза ССР — развитой коммунизм, — поправил меня Киров. — Вот тут секретарь-референт Корольков недопонимает.
— А знает ли Корольков какой-нибудь стишок про Ильича? — неожиданно спросил Сталин.
Я прочитал по памяти:
— "Я маленькая девочка играю и пою, я Ленина не видела, но я его люблю…"
— Что бы ты спросил у Ленина, если бы встретил его живого? — поинтересовался товарищ А…
— Ну… Как делишки?
— Довольно, — сказал Сталин. — Как мы решим, товарищи? Думаю, мы можем поручить Королькову наше задание. А ваше мнение?
Все дружно поддержали Генерального секретаря партии, оказалось, что я, в основном, отвечал правильно и по заслугам достоин высокого доверия. Особенно довольным выглядел Киров — он, как бы заявлял всем, что его метод подбора кадров самый верный, это ведь его люди нашли меня.
Черту подвел товарищ А., зачитав решение аттестационной комиссии:
— За год работы секретарь-референт Корольков показал себя ценным кадром, проделанная им работа может быть оценена положительно, и, во всяком случае, достойна болвана.
* * *
Первым после окончания комиссии ко мне заглянул наш славный командарм Семен Михайлович Буденный. После комиссии он раскраснелся и возбужденно поигрывал глазами. Настроение у него было прекрасное. Если меня что-то и восхищает в большевиках, так это их постоянная настроенность участвовать в собраниях и конференциях и получать неописуемое наслаждение от этих мероприятий. Семен Михайлович Буденный не был исключением.
— Молодчина ты, Григорий. Хорошо держался. Так и надо — четко, по делу, ничего лишнего. Хвалю. Так держать, моряк!
Я приветливо улыбнулся. Хотя и не понял, при чем здесь моряк. Надо полагать, таким немудреным способом он выразил свое хорошее ко мне отношение и надежду на дальнейшее сотрудничество.
— Припомнил я, Григорий, одну поучительную историю. Хочу тебе рассказать. Может и пригодится когда-нибудь. Была в девятнадцатом такая мода — дружить с пролетариями. Вот моя Первая конная армия и подружилась с Путиловским заводом. Ну, что я тебе рассказываю, сам знаешь: полки с цехами, роты с участками, взводы с бригадами, а бойцы с работницами.
— Шефство наладили.
— Вот-вот, шефство. Мы, значит, беляков бьем, а они нам — гостинцы шлют. Портянки новые, кисеты, мелочевку разную. И вдруг, прихожу в штаб, а там переполох. Шефы прислали новехонький английский танк. Мы сначала обрадовались, сели и поехали. А он, зараза, докатился до первой лужи и заглох. Вызываю механика. В чем дело? А он мнется, говорит, чтобы танк ехал, бензин залить нужно. Англичане! Если уж ты такой ученый, так придумай, чтобы без бензину. Где же его, бензин этот, в поле найдешь? А потом и еще заботы, я к батьке твоему — ставь танк на баланс! А он посмеивается. Нет, говорит, не поставлю. А потом смешное какое-то слово придумал. Вот, говорит, это слово номер пять не позволяет. Пришлось нам этот танк подвзорвать. Заложили динамиту — славно бабахнуло. А тут и бензину подвезли. Облили мы танк бензином и еще пару снарядов от гаубицы в костерок подбросили. Не стало танка.
Он прищурился, словно изо всех сил пытался что—то вспомнить и, наконец, выпалил:
— Параграф. Это слово — параграф. Не позволяет мне принять на баланс ваш танк параграф номер 5! Вот, что твой папаня сказал.
— Ну, зачем вы так, Семен Михайлович, прекрасно же знаете…
— Не горячись, Григорий. Понравился ты мне. Вот, что скажу. И сдается мне, что должен я тебя уму разуму подучить, раз уж так получилось, и папаню твоего я порешил. Ты мне отныне как сын. Предостеречь тебя хочу, Григорий. Дело на тебя хотят повесить нешутейное, я таких серьезных дел в последнее время и не припомню, и лютая судьба ждет тебя, если не справишься. А ты такой открытый — тут и святому захочется тебя пристрелить. На твоем месте я бы брал пример со старших. Вот я — каждый тебе скажет, что Буденный звезд с неба не хватает, умишком своим прихвастнуть не люблю, должностей не требую, хлопот со мной никаких. Можно сказать, что я — шут гороховый. От меня не убудет, а вот Хозяин меня ценит, потому что я веселый и безопасный. А такие, как известно, дольше живут.