Шрифт:
Глава 1
Вивьен
В Париже наступила весна. Меня это так обрадовало, что я даже нашла в себе силы встать с постели. Три дня я пребывала в глубокой печали. Меня не радовало ничто: ни яркая, благоухающая роза, распустившаяся на моем подоконнике, ни новый номер журнала Мод, ни шоколад с вяленой вишней, который приготовил для меня папа. Три дня я лежала в постели и думала о том, как я несчастна. Я знаю, что уныние – страшный грех, эту мысль с раннего детства внушала мне мама, которая как истинная католичка ходила в церковь каждое воскресенье. Я никогда не буду посещать воскресные мессы, но знаю, что в Библии прописано несколько мудрых мыслей, которые вполне пригодны для жизни. В частности, я
Когда Бернар сделал мне предложение (спустя два месяца после нашего знакомства), я не поверила своему счастью. С самого начала он вел себя со мной так вежливо и обходительно, что в какие-то моменты мне казалось, будто он в меня влюблен. К тому же он обладал потрясающей внешностью. Его голубые глаза подчеркивали блеск его темных волос, а губы так забавно складывались в улыбку, что мне невольно передавалось его веселье. Я смотрела на него и думала: этот мужчина не может быть настоящим. Я никогда на надеялась найти идеал, но случилось так, что он сам пришел в мою жизнь, а затем просто исчез – так же неожиданно, как и появился.
Я сидела в кафе Прокоп, пила кофе и ела банановый кекс. Был прекрасный февральский день – один из тех, когда начинаешь ощущать приближение весны: светило яркое солнце, пахло свежим багетом, в городе царила атмосфера спокойствия и благодати. Тогда я впервые в жизни подумала о том, что достойна быть счастливой. Я представила нашу с Бернаром жизнь во всех деталях. Мы могли бы жить как идеальная семья: в маленьком домике где-нибудь недалеко от Парижа, окруженным волшебным садом, где бы я выращивала цветы. Я прождала Бернара три часа. За это время я выпила три чашки кофе и съела четыре кекса. В какой-то момент я почувствовала себя абсолютной бестолочью. И о чем я только думала? Как я могла поверить, что заслуживаю счастья? Вероятнее всего, Бернар встретил кого-то другого. Он достоин прекрасной умной женщины. Я бы никогда не смогла составить ему достойную партию. Он не для меня. Видимо, мне стоит отказаться от идеи создать семью. Мое истинное предназначение – выращивать цветы и составлять красивые букеты.
Что самое обидное, накануне несостоявшейся встречи с Бернаром я сообщила папе, что выхожу замуж. Он так обрадовался, что даже пообещал испечь мне на свадьбу шоколадный торт. Для него это плевое дело – он ведь у меня профессиональный кондитер, мастер шоколадных дел и именно с помощью своих десертов он всегда выражал свою любовь. По прошествии трех мучительных часов ожидания я вышла из кафе и медленно зашагала в сторону шоколадницы, где прошла значительная часть моего детства. Папа стоял за прилавком и общался с Мадам Дюваль – своей постоянной покупательницей, вот уже много лет пытающейся завоевать его сердце. Признаться, я ей немного сочувствую. Она добрая, мудрая и красивая женщина, но дело в том, что мой папа до конца своих дней будет любить мою маму и ему плевать, что однажды она променяла его на обычного почтальона.
Мадам Дюваль заходит в папину шоколадницу каждый вечер. Он заранее готовит для нее коробку с ракушками из белого шоколада и торжественно вручает ей ее любимое лакомство, как только она переступает порог его святилища. Она никогда не уходит сразу. В тот день, когда я пришла к папе, чтобы поплакаться ему в жилетку (я делаю это крайне редко, но в тот момент у меня попросту
– Здравствуй, дочка, – радостно поприветствовал он меня, когда я вошла в шоколадницу.
Я была его спасением. Судя по его лицу, он бы не выдержал больше ни минуты в обществе Мадам Дюваль.
– Привет, папочка, – ответила я и на мои глаза навернулись слезы.
Я не плакала несколько лет. Мама всегда говорила, что женщина должна быть сильной, и я с ней абсолютно согласна. Прошли те времена, когда главным предназначением женщины считалось служение мужчине. На дворе начало шестидесятых, черт возьми. Даже если бы я была замужем, то ни за что бы не оставила садоводство.
Однако когда я пришла в шоколадницу, мои силы меня покинули. Мне захотелось плакать и я не видела смысла сдерживаться. Увидев слезы в моих глазах, Мадам Дюваль резко вздрогнула и испуганно произнесла:
– Я ухожу.
Она вышла из шоколадницы, успев бросить в мою сторону испытующий взгляд. Ей было безумно интересно узнать, что со мной произошло, но она боялась показаться папе чересчур любопытной. Я посмотрела ей вслед и тяжело вздохнула.
– Она неисправима, – произнесла я сквозь слезы.
– Плевать на нее! – сказал папа, вышел из-за прилавка и крепко прижал меня к груди.
Он обнимал меня минимум раз в месяц. В день, когда мой мир перевернулся с ног на голову, его объятия были мне просто необходимы. Я почувствовала, как тепло, исходящее от его тела, проникает прямо в мое сердце, и мне стало немного легче.
– Что у тебя произошло? – заботливо спросил меня папа.
– Бернар…, – с трудом выговорила я.
Имя человека, которого я собиралась навсегда вычеркнуть из своей жизни, прозвучало из моих уст так неуверенно, что могло показаться, будто я полностью выдумала историю наших отношений. Но я уверена, папа ни на секунду не усомнился в реальности парня по имени Бернар. Он не был с ним знаком, но с удовольствием слушал мои рассказы.
– Что сделал этот чертов сукин сын? – спросил отец с такой злостью, что мне показалось, будто он готов любыми способами отыскать Бернара и влепить ему хорошую оплеуху.
– Не надо, пап, – жалостливо произнесла я, – не стоит на него злиться.
Папа взял меня за плечи и внимательно посмотрел на мое лицо.
– Я горжусь тобой, – сказал он.
Я проплакала несколько часов подряд. Все это время папа был рядом со мной. Он закрыл шоколадницу, вытирал мои слезы и держал меня за руку. Когда я немного пришла в себя, он сварил мне кофе с карамельным сиропом, я сделала глоток божественного напитка, который мечтала попробовать с трех лет, мысленно перенеслась во времена, когда я, будучи маленькой девочкой, восхищенно разглядывала папины витрины, и на моем сердце стало немного спокойнее.
Когда я вернулась домой, то тут же легла в постель и провела в ней три дня. И вот сегодня, когда в Париж пришла весна, я, наконец, почувствовала себя живой.
Я встала с постели, сварила себе кофе, причесалась, отодвинула штору и посмотрела в окно. Из моей квартиры, расположенной в старинном здании на улице Эколь, открывался волшебный вид на Латинский квартал. Каждое утро, едва успев пробудиться ото сна, я первым делом выглядывала в окно и любовалась чудесными домиками, булочными, террасами, неспешными парижанами, стоящими в очереди за свежим багетом, – всем тем, что с раннего детства служило мне вдохновением. Зря я жалуюсь на свою жизнь. Мне удалось родиться в любимом городе. Кто еще может похвастаться такой удачей? Я не просто родилась и живу в Париже – городе, в котором твердо намерена умереть (не сейчас, лет через шестьдесят), у меня даже есть прекрасная квартира, расположенная в самом сердце Латинского квартала, – единственное, что оставила мне мама, когда решила переехать в Канаду. Мне нужно было три дня, чтобы прийти в себя после эмоционального потрясения, и прекрасная студия, которую я обустроила по своему вкусу, стала моим спасением.