Букет незабудок

Андреева Юлия Игоревна

– Я по Бродскому не тоскую. – рассказывал Геннадий Григорьев в своем видеоинтервью поэту Алексею Ахматову. – Честно говоря, в день его смерти я ощутил страшную эйфорию, как будто меня отпустил какой-то черт. Мне было так весело. Я за день написал около сорока стихов. Какой праздник, Иосиф отправился в лучший мир. Там ему будет хорошо. А то без друзей, без Родины.

…Ждали, что он приедет “На Васильевский умирать”, а он не приехал.

Бродскому и особенно поклонникам Бродского Геннадий Григорьев посвятил следующее:

Нас

одних в России бросив на съеденье, так сказать, на Васильевский Иосиф не приедет умирать. Продолжаются разборки, нечисть правит карнавал, а поэт усоп в Нью-Йорке — надинамил, об…ал.

«Я вообще люблю хороших поэтов хоронить». – Сообщил в том же видеоинтервью Григорьев.

…Мы тихо кричали! …

Икона, путешествовавшая со мной к Гробу Господню, вчера на презентации вдруг начала ощутимо благоухать миррой. Как тогда, на отполированном руками паломников камне, на котором обмывали в последний раз его тело.

К чему бы это – обычное выступление: ну, пусть столица, так ведь Москва, не Иерусалим?

– …Однажды Роберта Шекли спросили, – врывается в поток мыслей приглушенный голос Олега Ладыженского, опять диктофон включился самопроизвольно. – Скажите, мистер Шекли, а что вам больше нравится: Санкт-Петербург или Иерусалим?

– Санкт-Петербург прекраснейший город, великолепны его каналы, Нева, Адмиралтейство… – Шекли долго-долго перечисляет и затем неожиданно заканчивает. – А Иерусалим – это мое сердце.

Спала. Во сне видела рассвет. Алый диск медленно и безмолвно плыл, поднимаясь все выше и выше.

Грезы о солнце в ночи прелестны, и я могла бы спеть гимн солнцу, станцевать танец солнцу, построить город солнца. Но тут некстати прорвавшийся сквозь штору рассвет прогнал все сны…

– Когда едет большая компания, организуется так называемый пьяный вагон. Назначается старший, в Москве это обычно Андрей Синицын, который берет билеты на всю компанию, с тем расчетом, чтобы по возможности все разместились в одном вагоне. Так и ехать веселее, можно пообщаться и выпивать, никому особенно не мешая, – втолковывает мне нехитрые истины Дмитрий Громов.

– И вот едет компания из Москвы на конвент «Звездный мост» в Харьков. Едут они в этом самом пьяном вагоне. Вечер, все хорошо, народ уже порядком принял, и тут неведомо откуда появляется поездная милиция. В украинских поездах пить запрещается, вот они и подошли разбираться и поштрафовать. Сунулись в первое попавшееся купе, в котором, на беду им, ехал Роман Злотников – писатель-фантаст и полковник милиции – настоящий, не в отставке, да еще и преподаватель в институте повышения квалификации работников МВД. А преподает он там не что-нибудь, а боевую подготовку, – Дмитрий делает паузу, наблюдая за моей реакцией.

Ну если уж такой мастер, как Громов, говорит, что дело серьезное, значит, так и есть. Киваю, мол, оценила ситуацию.

– …боевую подготовку – то есть, человек серьезный и солидный, – продолжает Дмитрий. – Но Роман козырять своими корочками не хотел, надеясь разобраться с ментами по-человечески:

– Да, ребята, все нормально, – примиряюще начал он. – Мы здесь никому не мешаем, пьем тихо, все свои, кому какое дело?

Но милиционер и не подумал отставать. А вместо этого повысил голос, чего уж совсем не стоило делать.

– Почему вы не представились, как это положено, не предъявили удостоверение? – попробовал Роман усовестить блюстителя порядка.

Но тот начал кричать и ругаться на Злотникова, провоцируя того на ответные действия. Тогда писатель достал свои документы и спокойно предъявил их блюстителю порядка, со словами: «Слушай, сержант, не выделывайся».

Тот сразу поник, ясное дело – денег не стрясешь, раз такие люди, но при этом нужно же как-то сохранить лицо. Поэтому вместо того, чтобы откозырять и убраться восвояси, он продолжает никому уже не интересный монолог:

– Вы тут старший, так объясните остальным, чтобы не буянили, не хулиганили. А то на вас уже жалобы поступают. – На слове «жалобы» сержантик приосанился, снова почувствовав почву под ногами и уже без страха глянув в глаза грозному полковнику. Вот, мол, я какой, в своих правах!

На что невозмутимый Злотников ответствовал:

– Нет, не я старший, старший он, – ленивый жест в сторону Синицына.

И тут сержант бледнеет и начинает пятиться к выходу, потому что, если перед ним полковник, преподаватель повышения квалификации, но есть еще старше, то это как минимум генерал.

Ментов как ветром сдуло.

За окном зима, снега, снега, снега… как белый лист без конца и края. И вдруг – на цепочке частых следов подвеской королевы Анны – новогодняя елка!

Прибыл Анджей Савицкий в часть, заходит в офицерский бар, – рассказывая, Дмитрий Громов невольно приосанивается. – Надо показать себя, круто выступить.

– Стакан коньяку!

Буфетчица долго искала, наконец, обнаружила под стойкой какой-то запыленный стакан, помыла, налила.

– Ох, еле нашла. У нас меньше бутылки обычно не заказывают.

За стеклом проносится серое беспросветье, обычный ничем не примечательный пейзаж. За окном дождь, выводит что-то замысловатое на стекле. Сверху вниз, как пишут японцы. Есть много фантастических рассказов, в которых описывается летящий неведомо куда космический корабль. Люди давно позабыли, куда держит путь их маленький железный мир. Сменилось уже несколько поколений, коллективная потеря памяти и документов… а корабль все летит и летит. Двигатели исправно работают, год за годом приближая людей к неведомой ныне живущим цели.