Буккакэ в Амитвилле
Шрифт:
– Не иначе на Минск полетели, сволочи!
Его слова шокировали. Минск? Эдак могут и до Москвы добраться. Была еще надежда у зенитчиков, что бомбардировщики перехватят наши красные соколы, ведь наши самолеты – лучшие в мире, вон как разгромили японских самураев!
В полдень представители от каждого орудия собрались у радиостанции. Нарком иностранных дел Молотов произнес короткую речь: Германия без объявления войны вероломно напала, но СССР даст достойный отпор.
Речь слушали во всех городах и селах всех республик Союза. Женщины плакали, мужчины, особенно молодые, решили идти в военкоматы, чтобы отправиться добровольцами
Прослушавшие речь как могли пересказали содержание сослуживцам. Несколько минут осмысливали. Слишком неожиданным был переход от мирной жизни к войне.
Время обеденное. Только приступили к приему пищи, как объявили тревогу. Заняли места у пушек. На этот раз на запад пролетели три наших ТБ-3, уже морально устаревших, тихоходных. И без всякого истребительного прикрытия. Сержант Ямщиков сказал:
– А истребители наши где?.. Собьют же бомбовозов!
И как в воду смотрел. Появились две пары немецких истребителей, играючи, как в тире расстреляли один бомбардировщик, он задымил, загорелся. Что произошло дальше – неизвестно, самолеты скрылись за деревьями.
Вскоре примчался пропыленный мотоциклист из штаба корпуса, привез пакет комбату. Тот прочитал, нахмурился, потом отправил две трехтонки ЗИС-5, прозванных «захарами», на склад. Вернулись они к вечеру. Зенитчики выгружали ящики, укладывали их в укрытиях, вырытых в земле недалеко от пушек. Так много боеприпасов на батарее еще никто не видал. Обычно на учениях на каждое орудие выделяли один-два ящика, а сейчас – два штабеля. Оно и понятно, патроны стоят денег. Пушка 52-К стоила в 1940 году 118 тысяч рублей – половину стоимости танка Т-34, новейшего на то время.
До конца дня зенитчики видели еще один раз пролетающую группу самолетов, но она была далеко, на пределе досягаемости снарядов, и командир приказа открывать огонь не отдавал.
Так и закончился первый день войны, поступила команда «отбой». Михаил улегся в смутном настроении: вроде бы принял боевое крещение, не сплоховал, да и вся батарея действовала неплохо… Но как-то не отпускало предчувствие, что самое тяжкое – впереди.
Утром после подъема он немного удивился: на небе ни облака, солнце ярко светит, а слышно громыхание, вроде как гром отдаленный. Остальные тоже головами удивленно крутили, пока старшина батареи не сказал:
– Дурни! Не гром это, а канонада. Пушечный бой идет. Километров восемь-десять до него.
Непонятки. Пара часов неспешной ходьбы или десять минут езды на машине. Всего ничего. И что это значит?..
Сначала Михаил подумал: наши войска собрали артиллерийский кулак и громят разведанные цели врага. Но сомнения были. Это сколько пушек собрать надо, чтобы учинить такой грохот?!
Позавтракали, а грохот все сильнее. Обеспокоенный комбат послал на разведку сержанта на мотоцикле. Тот примчался уже через полчаса, сильно взволнованный, доложил командиру, что видел немецкие танки.
«Серые, большие, кресты на башнях!»
Комбат засомневался. Откуда взяться танкам в опасной близости? Наши войска должны дать бой агрессору, остановить, разбить! Комбат сам решил убедиться, оседлал мотоцикл и умчался. В это время из крытого кузова полуторки выпрыгнул радист.
– Бойцы! Где комбат? Его срочно на связь требуют!
Вместо комбата в кузов
– Командиры орудий! Ко мне!
Бойцы уже стали сами подтягиваться к капонирам с пушками. Происходило явно нечто чрезвычайное. Уже через минуту командиры орудий бежали к пушкам.
– Приготовиться к наземной стрельбе, отражению танковой атаки! Зарядить бронебойными!
А бронебойных снарядов – всего по ящику на пушку. Никто предположить не мог, что зенитные пушки будут использоваться не по назначению. Противотанковые пушки – приземистые для малозаметности и имеют броневой щит как защиту от пулеметного огня из танков. Зенитки на тумбе – высокие, щита нет. Не для наземного боя. Но приказ есть приказ!
Командир развернул активную деятельность, на склад боепитания отправил два грузовика со старшиной во главе, велев без бронебойных снарядов не возвращаться. Машины укатили, оставшиеся батарейцы изготовились к стрельбе. Напряжение росло.
Громыхали пушки все ближе, из-за леса стал виден дым, да не одно возгорание, а сразу несколько. Бойцы стали высказывать предположения:
– Кобрин горит?
– Да ну! Как только в голову могло прийти? Подбитые немецкие танки. Зуб даю!
Выстрелы пушечные прекратились, зенитчики были в недоумении. Потом шум моторов стал приближаться. Комбат объявил тревогу, бойцы заняли места у пушек согласно расписанию.
На дороге, ведущей к батарее, появились мотоциклисты. Мотоциклы с колясками, непонятно – чьи? Наши или немцы? В немцев верить не хотелось, но это были именно они. Потому что пулеметчики в колясках открыли огонь. Без приказа комбата ответный огонь открыл пулемет ДШК. Крупнокалиберные его пули сразу отправили в кювет два мотоцикла, а два уцелевших круто развернулись и умчались. Немцы в начале войны всегда высылали вперед разведку на мотоциклах. Иной раз такие летучие отряды захватывали небольшие города. Врывались, устраивали беспорядочную интенсивную стрельбу, поднималась паника. Известное дело, у страха глаза велики. Жители хватали детей, бежали из города. Не во всех городах хватало воинских подразделений, способных оказать сопротивление. Да и насыщенность немецкой армии мотоциклами сказывалась. Перед войной в Германии насчитывалось более четырехсот тысяч мотоциклов, и не менее половины из них – тяжелые, способные служить в армии. В СССР имелось всего шесть тысяч мотоциклов, почти все – копии легких британских.
То ли разведка доложила о потерях, то ли наступление шло по плану, но вскоре послышался рев моторов, и на дороге показался танк. Это был T-III, за ним еще один. Комбат приказал заряжать пушки бронебойными снарядами.
Клацнули клиновые затворы, наводчики вращали штурвалы наводки. Танк сделал короткую остановку, выстрелил. Снаряд угодил в пустой ящик, и тот разлетелся в щепки. Комбат сделал отмашку рукой:
– Огонь по готовности!
Сразу грохнули все четыре пушки. Для мощной 85-миллиметровой зенитки T-III – легкая добыча. Никто на такой дистанции не промахнулся, и четыре снаряда буквально разорвали танк. Башню сорвало, оторвало левый передний каток, и гусеница сползла. Но главное – оторвало кусок лобовой брони корпуса. Танк не загорелся, вопреки ожиданиям, и его никто не покинул – ну, тут и покидать было некому.