Буккакэ в Амитвилле
Шрифт:
В Германии жизнь каждого можно проследить от рождения до смерти. Государству хорошо, о гражданине известно все. Гражданину сложнее. Не поддержал Гитлера в тридцать третьем? Никогда не поднимешься в должности даже с рабочего до бригадира. А еще сложнее натурализоваться иностранцам, легально принявшим германское гражданство. И уж куда сложнее кадровым разведчикам.
Поэтому Михаил, даже не зная Книпке, безмерно его уважал. Да и не Хельмут Книпке он, а какой-нибудь Павел Смирнов. Только за давностью лет уже и язык родной подзабыл, не было практики. Прижился в чужой стране, даже думать должен
Книпке отвел Михаилу комнату на втором этаже. Чувствовалось: почти не жилая она. На мебели пыль видна. Зато кровать – с панцирной сеткой. Михаил на такой не спал никогда. Сетка мягкая, да еще матрац. Разделся, лег и утонул. Живут же люди! С тем и уснул.
Проснулся в полдень, когда напольные часы на первом этаже стали играть мелодию. Сперва даже испугался, схватился за пистолет, который перед сном положил под подушку. От ареста, если случится провал, он не убережет. Но нескольких немцев угробит, а последний патрон – для себя. Наслышан был разведчик о пытках в гестапо, которые выдержать могли не все стойкие люди. Да еще немцы применяли «сыворотки правды». После укола человек покорно отвечал на любые вопросы, не в силах сопротивляться. Правда, после инъекции становился придурком, но кому он после допроса нужен? В лагерь его и в крематорий. Или в тюрьму Моабит, где была гильотина для «отработанного материала».
Умылся Прилучный в ванной комнате, побрился. Понюхал одеколон хозяина на полке. Понравился. Слышал в военном училище об одеколонах, но не пользовался никогда. В селе денег не было, а в училище не пользовался из курсантов никто, хотя в продаже были «Шипр» и «Тройной».
Не спеша дом обошел. Холодильник осмотрел, кусок копченой колбасы отрезал и съел. И был приятно удивлен вкусом. В магазинах Горького колбаса была ливерная или вареная, да и то не всегда.
А еще на всякий случай Михаил присматривал запасной выход. Второй двери не было, зато окон – целых четыре, чем не запасной выход? Но лучше бы до стрельбы не доводить. В разведке коли до стрельбы дошло, это провал. Тем более куда убежишь в столице чужой страны?
Хельмут вернулся около восьми вечера. Переоделся, принялся разогревать еду. Удивился.
– Ты что, ничего не ел?
– Неудобно хозяйничать в чужом доме.
– У меня паек старшего офицера. Так что не объешь. Питайся на здоровье.
На этот раз застолье было более продолжительным и сытным. Тушеные бобы с ветчиной, сыр, кофе.
– Извини, пристрастился к кофе. Может быть, ты чаю хочешь? Или молока?
– Я то, что и вы. Интересно попробовать.
– Я полагаю, раньше в Германии ты не был?
– Никогда.
– Хм… послали, потому что немецкий знаешь прилично.
– Наверное.
– Акцент у тебя как у жителя Померании.
– Мне уже говорили.
– Как там страна?
– Держится. Потери большие, но победа будет за нами. Немец танками прет. И танков много, и самолетов. А только русский дух ему не сломать. Я в штыковой атаке был. И понял: немцу никогда нас не одолеть. Мы за свою землю бьемся, нам отступать некуда. А немцы – за своего фюрера, за земли, которые он им обещал только, а они и не видали их.
Говоря это, Михаил невольно вспомнил Игоря Щедрина, чуть не улыбнулся, но
Но вот теперь этого нет…
– Спасибо, – Хельмут пригубил кофе. – Для меня очень важно было услышать русского солдата! Ты в каком звании?
– Красноармеец.
– Даже не старший солдат? Удивительно!
– Дослужусь еще, если жив останусь.
– Я завтра уезжаю на полигон в Куммерсдорф на два дня. Придется тебе поскучать. Еды хватит. Только прошу – не выходи в город. Сам понимаешь: столица, патрули… Могут задержать, а помочь я тебе не смогу.
– Понял. А радио включить можно будет?
– Только тихо, чтобы снаружи не было слышно.
Утром Михаил еще спал, когда хозяин ушел. Сквозь сон слышал, как отъехала машина. Редкий случай, когда он мог спать столько, сколько хочет. Умылся, побрился, позавтракал. Копченую колбасу смаковал, где еще придется поесть снова? Поднялся на второй этаж, где приемник стоял. Подошел к шкафу, где видел книги. Взял одну в руки, начал листать. Да это же Гёте! Сел на стул и зачитался. Никогда не читал немецких классиков. Спохватился, когда минуло два часа. Включил радио – большой ламповый «Телефункен». Стал искать верньером Москву. И нашел, к своему удивлению. В то время не знал, что радиопередающая станция находится не в Москве, а в Куйбышеве. По времени – сводка Совинформбюро, полдень. Известия не радовали. Когда говорили «идут упорные оборонительные бои», значит, немцы наступают. Но диктор не перечислял оставленные Красной армией города, уже хорошо.
Читал, спал, слушал радио – в общем, неплохо отдохнул Михаил. Хельмут вернулся только через трое суток.
– Задержался, извини.
Зато привез большой бумажный пакет всякой снеди. И соленую рыбу, и шпик, и белый хлеб, и даже мармелад. Отведали понемногу всего под шнапс. Вот выпивка у немцев неважная, мягко говоря. Русской бы водочки, да холодной! Не надо много, три стопочки – для аппетита и настроения. Но – мечты, мечты!..
Под выпивку и закусь болтали вроде бы ни о чем, но Михаил уловил, что за этим последует деловой разговор. И верно, покончив с едой, Хельмут посмотрел на соратника, улыбнулся многозначительно:
– Кончился твой отдых, Вальтер. Завтра в полдень заеду за тобой, будь готов. Еду на восток, во Франкфурт, по дороге поговорим.
– Понял.
С одной стороны, отдых пошел на пользу, а с другой – сидеть взаперти надоело. Никаких свежих впечатлений, добровольное заточение.
Хельмут был по-немецки точен. Точно в полдень к дому подъехал «Опель Капитан». Не «Мерседес», не «Опель Адмирал», но очень приличная машина, вполне свидетельствующая о статусе владельца: верхушка среднего класса. А номера не гражданские, как успел заметить Михаил. Стало быть, машина не личная, а служебная.