Буковый лес
Шрифт:
В первый день Эндрю пожалел её и не стал будить, когда Линда, вволю наплакавшись и совсем обессилив, так и уснула, сидя на полу.
Ночью ей снился сон.
Голодные котята просят есть, мяукают, медленно обхаживают её и кончиками хвостов щекотят Линде голую ногу. Котята смешные и пушистые. Они маленькие, но орут как большие зрелые коты с опухшими от весеннего томления яйцами. Ничего себе голосочки!
– Линда! Ну Линда сказал! Сколько можно?! Ты уже мать, дорогая моя, у тебя появились кое-какие обязанности, – Эндрю, согнувшись в поясе, тряс её за плечо, – Да проснись же ты, горе-мамаша, не слышишь – ребёнок плачет. Обязательно она охрипнуть должна?! Мне бы стыдно было! Вставай, сказал! Она, наверное,
«Таблица, таблица… – Линда вообще не понимала о чём разговор, – зачем котят кормить по таблице? Почему молочной смесью из банки? Кто вообще в дом принёс котят?! Ах! Каких „котят“?! Это не котята! Это наша доченька Сашенька! Моя любимая роднулечка! Любимая и самая на свете долгожданная! Голодная и плачет. Дитё плачет, хочет есть, а я вообще забыла, что она существует!»
– Я… я сейчас! – Линда рванулась с пола изо всех сил, но острая боль пронзила всё её существо. Место вкола иглы анестезиолога в позвоночник горело нестерпимым огнём, ноги не слушались. «Вставай, вставай, и даже виду не подавай, что тебе больно, а уж тем более, что про ребёнка забыла. Молока после „кесарево“ нет, ровно, как и совести. Думать надо было, когда выходила замуж за молодого принца. Надо всё делать быстро, чтоб Эндрю не завёл снова свои шуточки про возраст».
Готовой кипячённой воды в чайнике не было. В термосе тоже. Алька, совершенно обидевшись, уже рыдала в голос.
– Андрей! – Позвала она из кухни, – Ты покачай её, пожалуйста, на руках, пусть немного успокоиться. А то пока вода вскипит, да пока я её остужу, измучается ребёнок.
– Да ты что?! – Эндрю был абсолютно трезв и разумен, как всегда, – То есть – ты будешь спать, она орать, а я брать на руки и потакать её капризам?! Ты сама не читала – когда ребёнок плачет его нельзя баловать и обнимать, потому что именно так и возникает порочная связь – «я ору, вы меня ласкаете, значит когда я хочу чего-то добиться, буду всегда орать!» Как то так. Или я не прав?
Прав, прав, ну, конечно, прав, только сейчас, ну сегодня возьми её на руки! Ей всего пять дней и пять ночей. Ну, пусть она хоть не захлёбывается и на секундочку замолчит. Я больше так не буду. Я буду сразу просыпаться. Нет, не сразу, а даже раньше её. Когда она только зашевелится, у меня в руках всегда будет уже готовая соска.
Линда пролила кипяток мимо бутылки. Руки тряслись, спина болела нестерпимо…
Но, воды кипячённой осталось ещё много.
Вот оно и всё – Линда сидит в кресле. Алька от счастья аж захлёбывается и чавкает как ненормальная… Слава Богу! Кошмар с ночным кормлением закончился.
То ли от радости, то ли от молочного тепла Алькины глаза закатились. Она лениво поворачивала язычком, но соску пока не отпускала. Видно тогда сильно испугалась и думала, что кормить её не будут.
Ну, вот и всё. Две дырочки снова засопели как маленькие паровозные топки. Ручки упали вдоль тела… Кайф… Много ли человеку надо…
Линда встала и, прижимая Альку к груди, подошла к её кроватке. Медленно, медленно и очень осторожно стала класть её на простыню с тремя поросятами. Алькин ротик то ли улыбался во сне, то ли строил маме рожи.
– Анрюш, глянь, как она спит, смешная такая.
– Да, сейчас тебе смешно. Только я тебя предупреждаю – если такое как сегодня ещё раз повторится, мы с тобой сильно поссоримся. Ты же знаешь – если я не заснул в одиннадцать часов, то у меня потом начинаются «беспокойные ноги» и я вообще не засну. А ночью меня разбудить, ну это уже всё, тогда вообще до утра. Я буду мучиться и крутится всю ночь как пропеллер. Что я тебе рассказываю? Сама знаешь. Так что готовь всё заранее и будь внимательней. Всё? Спим? – Он отодвинулся к стенке, чтоб Линда могла прилечь поближе к краю кровати.
Она ещё раз взглянула на успокоенную Сашеньку и тихо, на цыпочках направилась к выключателю.
– Да, кстати, – Эндрю пока не заснул, – ты постарайся, когда будешь вставать свет не включать, сильно в глаза бьёт.
– Хорошо, постараюсь.
Ой, ты сам ещё пока ребёнок, а уже папкой стал! Спи, спи! Конечно, постараюсь не включать.
Но это оказалось только началом. Как только Линда натянула на себя одеяло, Сашка сперва тихо, а потом всё громче начала плакать. Боясь, что Эндрю рассердится на то, что она потакает капризам пятидневной дочери, Линда сперва постаралась убаюкать её прямо в кроватке. Но Сашка уже орала как сирена. Пришлось взять её на руки. Вот тут-то и понеслось! Чем сильнее прижимала её к груди Линда, чтоб не разбудить Андрюшку, тем больше и сильнее Сашка пукала. Она пукала с таким остервенением, что Линда испугалась: не повредилось ли в ней что-нибудь от этой молочной смеси? Но, нет, оказывается, не повредилось. Через полчаса Сашка полностью отстрелявшись, прикрутила тяжёлую артиллерию и… тут Линда заметила, что подгузник снова полный.
На этот раз Александра даже не проснулась. Линда поднимала ей попу, чтоб просунуть под неё новую промокашку, а Сашка во сне улыбалась и беспорядочно молотила себя по лицу холщовыми варежками.
Уснуть не получалось, тем более надо было скоро вставать, чтоб прокипятить использованную соску, остудить новую порцию кипятка и ждать пока Алька снова проснётся, потом кормить, потом прижать к себе, чтоб пропукалась, потом сменить подгузник, и снова кипятить соску. Купить несколько бутылочек почему-то совершенно не приходило в голову. Почему-то… наверное, из-за тяжёлого операционного наркоза. Он тогда в комнате с белым топчаном и капельницей в вене всё не действовал. Его добавляли и добавляли. Ну, в эту… в катетер из подключичной вены.
– А что ты из себя всё время корчишь героиню? – Эндрю на самом деле, на полнейшем серьёзе недоумевал о чём это она, – Женщины на то и существуют, чтоб рожать детей. Ты себя такой единственной в мире что ли считаешь? Странная ты… Все рожают, и ты родила, всем сперва трудно, ничего страшного, привыкнешь.
И она действительно привыкла.
Привыкла ночью абсолютно не спать. А какой смысл? Только заснёшь, уже надо вставать и готовить новую порцию съестного. Привыкла есть что попало, лишь бы это было быстро и чтоб не греть, научилась видеть, не зажигая света; научилась купаться не каждый день, потому что просто не было сил, научилась сгибать ноги в колене и мыть их через спину сзади, так как вперёд наклониться было невозможно. Казалось, эта боль из позвоночника не уйдёт никогда.
Линда заметила, что по улицам с детской коляской вышагивает только одна она.
– Неужели я одна во всём районе родила? Ну, нет же ни одного ребёнка на улице.
Только гораздо позже Линде по дружбе сообщила соседка, что в Греции «не принято» с детьми гулять по улицам. Во-первых, дети могут «простудиться и заболеть», температура то зимой «ого-го как низко падает, иногда даже до десяти градусов выше нуля!», А во-вторых: гулять-то всё равно негде. Есть не очень далеко от дома единственное маленькое паркообразное сооружение с фонтаном в одну струю и песком для детей и домашних животных. Там возле четырёх красных лавочек постоянно дежурят очередники, в ожидании бонуса судьбы в виде освободившегося места. Если посчастливится и кто-то с лавочки встанет, тут же начиналась борьба за место. А, маленьких детей, как сообщила всё та же сердобольная соседка, перевозят с места на место на своих «авто» и только иногда достают из этих самых «авто», когда доезжают до бабушек и дедушек.