Буковый лес
Шрифт:
Ехали молча, ни глубокий вздох, ни шорох не нарушили звенящей тишины. «Наверное, в могилах на Замковой горе так же скорбно», – с тоской думала Линда, не отрывая глаз от кромешной тьмы за окном. Страшно и муторно. Кто-то невидимо присутствующий здесь металлическими крюками тянет из Линды жилы. Линда помнит, да, была такая пытка в средние века – человека подвешивался за вывернутые руки к Позорному столбу, и палачи железными вилами сдирали с него плоть, обнажая живые кости.
Почему в Киеве такие мрачные ночи?! В Салониках, видимо, сам морской залив Термоикос днём впитывает в себя солнечный свет, и он потом, не дожидаясь ночи, прямо с вечера сочится из под солёных брызг, окутывая дома, дороги и поднимается к бездонному
В Салониках дома белые с голубыми ставнями. Улицы как полки в библиотеке параллельны друг другу, будто Сам Небесный Архитектор выверял все линии по своему, Высшему расчёту. А, вот с высоты, между белыми домами прямо на головы людям валится небо цвета ультрамарин. Белое с голубым – цвета греческого флага с огромным христианским «ставросом» – крестом в верхнем левом углу. Это всё моё, это принадлежит мне, и скоро я вернусь домой!
Дорога к аэропорту бежит через лес, через поле, извиваясь плоской змеёй, пряча во мглу своё настоящее зловещее лицо. Кругом черным черно, только редкий покосившийся фонарный столб вдруг бросит терпко оранжевый свет на заброшенную автобусную остановку с покосившейся скамейкой. Линда предпочла бы сразу умереть страшной смертью, чем стоять здесь одной и ждать автобуса поэтому когда их машина внезапно съехала на обочину и остановилась, сердце её от ужаса бешено забилось в глупой надежде выскочить, убежать и спастись. Линда не сразу поняла о чём ей говорил Паша, указывая куда то в сторону:
– …Вон в ту машину. Дальше поедешь с ними.
Он, выйдя из машины и обогнув её, ловким, элегантным движением выхватил из багажника Линдин чемодан и в полной уверенности, что она следует за ним, направился в сторону, припаркованного поодаль, авто. Ветер рвал полы Пашиного плаща, и Линда вместо того, чтоб удивиться непредвиденной пересадке, медленно и равнодушно решала: «Зачем ему в этом почти юном возрасте такой плащ?» В Греции все ребята ходят в куртках и в хлопковых жакетах спортивного стиля. «В этом чёрном, длинном пальто в свете фар Павел похож на графа Дракулу», – с тоской подумала она, вяло посмотрев в сторону, куда ей указывал Пашин перст, обтянутый тонкой лайковой перчаткой.
Тусклый свет неонового фонаря на остановке резал и без того воспалённые глаза. Линда не могла разглядеть ничего вокруг, ни силуэтов деревьев, ни машины, в которую ей предлагали сесть. Она только заметила, что машина массивная, с низкой посадкой похожая на танк и, видимо, очень дорогая.
Как она всего несколько дней назад боялась, что ребята из съёмочной группы, встречавшие её в аэропорту «сдадут» на ливер её «на органы»! Как ехала с ними в «газели», скрючивалась, сворачивалась, поджимала ноги и тряслась от страха! «У меня в печени живёт старый эхинококк!», – чуть торжественно не возвестила она тогда, лишь бы никто из присутствующих на эту самую «больную печень» со «старым и опытным эхинококком» не польстился. Всё было так давно, так далеко, в прошлой жизни. Было ди? Точно? А, может вовсе и не было ничего? Может странная и безумная поездка просто кошмар, просто сон? Сон разума рождает чудовищ?
– Садись!
Дверь машины больше похожа на банковскую, многослойную, бомбонепробиваемую стену золотохранилища. «Круто меня доставят на рейс!», – Невесело подумала Линда, опускаясь на мягкое, словно набитое гагачьим пухом сиденье.
В салоне машины абсолютно темно. Куб, обитый изнутри чёрным бархатом. Даже лампочка на потолке не зажглась. Еле уловимый, похожий на галлюцинацию запах кожи. Впереди водитель в странной шляпе. Такие продолговатые «котелки» раньше рисовали на картинках с изображением холёных буржуа. Рядом с водителем контур накачанной лысины с тремя складками на затылке. У них нет лиц, только затылки. Любопытство и эмоции в их работе ни в цене. В противоположном углу заднего сиденья сидит ещё кто-то. Он, кажется, дремлет.
С его стороны интереса, чувств и эмоций ещё меньше, чем от сидящих впереди. Никто даже не пошевелился, когда Линда медленно опустилась на сиденье этого бронетранспортёра. Она, чтоб не докучать лишний раз господам, так любезно согласившимся подвезти её в аэропорт, постаралась стать как можно меньше, ссутулилась, скрючилась, втянула живот и вдруг прямо провалилась в спинку сиденья от выхлопа бронированной двери, гулко захлопнувшейся за ней, похоронив от внешнего мира, возможно навсегда.
Она видела, как Паша последним движением с того, другого света вслед им поднял руку в прощальном жесте и приложил два пальца к виску. «Три складки» на затылке и «голова в шляпе» Пашу не заметили, «три складки» и «котелок» наверное слепые…
– Мы так рано на регистрацию? До моего самолёта ещё много времени! – Линда премиленько улыбается и, расправив плечи, поёрзывает, стараясь удобненько умаститься на огромном сиденье. А другого выхода просто нет: когда кошку гладят против шёрстки, шёрстка ложится в противоположную сторону и получается снова по шёрстке.
У каждого человека есть своя «шёрстка», называемая физиками, «запас прочности», или в металлургии – «усталостью металла». Ни одну проволоку невозможно гнуть во все стороны бесконечно. Вначале проволока поддаётся довольно трудно, сопротивляется, режет пальцы, потом начинает понемногу поддаваться, и вот уже она гнётся во все стороны, оставляя на пальцах тёмные пятна. За несколько секунд до того, как место сгиба нагреется и руки разведут обломки в разные стороны, горячей проволоке в чужих руках становится всё равно. Это и есть в физике – «усталость металла», в физиологии – «мёртвая точка», в медицине – коллапс.
Она просто так спросила про регистрацию, даже не чтоб услышать хотя бы звук своего голоса, а просто, совсем просто так.
Странно, на её вопрос ответили. Хотят завязать разговор?
– Ничего! Ты и так улетаешь почти на два дня раньше, чем положено.
«Что это сейчас было?! Голос без следа укоризны, бесцветный и тухлый. Это не водитель. «Три складки» вообще глухонемой. Значит… значит, голос идёт с противоположного конца дивана? Голос с лёгким акцентом, негромкий, свинцово-серый, густой и неприятный. Это не голос, это звук в голове. Очень знакомый, шершавый и горько-солёный.
– Всё так нехорошо получилось… – Линда, растягивая слоги, повторяет Танины слова, на свои мысли сил пока нет, морщит носик, смущается, поправляет волосы.
– «Нехорошо»?! – «противный голос» явно очень зол, – Просто «нехорошо»?! Или ты хочешь сказать, этот холоп Вальдемар переборщил, да, Марго?
«Кто это? – от неожиданности, что её назвали старым институтским прозвищем, которое и знало то всего несколько человек, по спине ползут мурашки, она опускает голову, пряди волос беспорядочно падают на лоб.
Голос очень знакомый. Даже не сам голос, а его скелет.
Она знает этого голос. Его невозможно спутать, невозможно забыть. Она, безусловно, его слышала.
Внезапно свет мощных фар, невесть откуда выскочившего навстречу автомобиля, прошил тёмный салон. На доли секунды из глубины выступили сутулые плечи, крепкие, как шерсть короткие волосы, зачёсанные назад, хищный оскал огромных фарфоровых зубов в зияющей тёмнотой пасти.
Рон?! Рональд Спинкс?! Вождь Объединённых Индейских племён? Как это может быть?! Что он тут делает?! Он же не понимает ни украинского, ни русского! Или… или делает вид, что не понимает?!..