Бульдог. В начале пути
Шрифт:
Ничто не торчит и не выпирает. Такое оружие удобно носить даже под одеждой, а потом без помех извлечь, ни за что не цепляясь. Стволы тоже удивили. С одной стороны, очень маленький калибр, даже чуть меньше, чем на его пистолях. С другой – видны нарезы внутри. Получается, что, несмотря на свои малые размеры, оружие не уступит другим образцам ни по дальности, ни по точности. А может, даже и превзойдет их.
Правда, имеются у него и недостатки. Весьма серьезные, надо сказать, недостатки. Очень медленное заряжание, а как следствие – низкая скорострельность, раза в три, а то и в четыре, в сравнении с образцами, принятыми ныне. Сложный и капризный механизм, требующий определенных навыков и бережного обращения.
Расстроился ли Петр, осознав это? А вот ничуть!
Ушаков докладывал, что если в России против императора пока никто не умышлял, того же сказать об иных державах никак нельзя. Помнится, на деда было совершено около трех десятков покушений. Конечно, глупо сравнивать себя с ним, но всем мил не будешь, а потому могут решить разрубить узелок вот таким нехитрым образом.
Дальнейший осмотр содержимого футляра выявил наличие шомпола, ключа для взведения замка, отвертки, пулелейки, пороховницы, трех коробочек – с запасными кремнями, пружинами и с парой десятков отлитых пуль. Словом, там находилось все потребное для содержания оружия в исправном состоянии.
Петр тут же направился на стрельбище, потянув за собой и гостя. При этом он выказал такой задор и энтузиазм, что Демидов мысленно даже улыбнулся. Весь в деда. Тот тоже, как только какая новая стреляющая игрушка попадала в руки, стремился тут же опробовать ее.
Не будь шомпол столь удобным, с деревянной рукоятью, заряжание пистолей превратилось бы в настоящее мучение. Впрочем, Михаилу и без того пришлось потрудиться, прогоняя пулю по нарезам. Петру отчего-то подумалось, что ему с этим нипочем не справиться. Будь пуля круглая – еще туда-сюда. Но эти были необычной цилиндрической формы, раза в два превышающими калибр. Большая же площадь соприкосновения свинца с нарезами соответственно увеличивала и силу трения.
Однако, как и ожидалось, насколько неудобными пистоли были в обслуживании и заряжании, настолько же оказались отличными в стрельбе. Нет никакой встряски при спуске колеса, что неизменно наблюдалось при ударе курка по кресалу, поэтому нет необходимости подправлять линию прицеливания. Спуск мягкий и плавный. Точность… Просто сказка. На сорока шагах пуля ложилась точно в цель. К слову сказать, Петр уже поднаторел в стрельбе, а потому мог оценить качество по достоинству. Ну и наконец, четыре выстрела против двух, пусть и с сомнительным результатом перезарядки, чего-то да стоят.
– Отличная работа, Акинфий Никитич! – наблюдая, как под присмотром заводчика Михаил снаряжает уже разряженные пистоли, возбужденно произнес Петр.
– Рад, государь, что смог угодить.
Ишь какой уверенный. Ну а что, имеет право. Угодил. Петр на мгновение почувствовал себя неловко. Ведь не для светской беседы позвал к себе одного из богатейших людей империи. Угодил Демидов со своим подарком, ничего не скажешь. Более того, может с гордостью говорить, что государь пользуется его пистолями. Потому что это чистая правда. Теперь юноша с ними и не подумает расставаться. Оно бы и раньше, да все как-то неловко. Уж больно выпирает оружие под одеждой, а носить открыто как-то… неправильно. То ли дело эти образцы!
Однако пора уж и делами государственными озаботиться. А вот это Акинфию Никитичу может ой как не понравиться. Да что там, точно не понравится. Ну да на то он и подданный своего государя. А верноподданному так вести себя не пристало и уж тем более посягать… Ладно. Не нужно себя накручивать сверх меры. Этот муж многие годы проявлял себя на ниве служения Родине и еще проявит. А потому – вдохнуть и выдохнуть. Во-от так. Молодец. Возьми с полки пирожок.
– Акинфий Никитич, слухи ходят, будто ты в Уральских горах злато-серебро добываешь, а оттого сундуки твои от богатства ломятся.
Акинфий Никитич, конечно, тут же перестал возиться с пистолями, да только вызвано это было лишь тем обстоятельством, что негоже ему заниматься
– Врут, государь. Как есть врут. Доброхотов у меня всегда хватало. Вот как только батюшка пообещал деду твоему поставлять ружья по одному рублю восьмидесяти копеек в ущерб себе, так с нас взгляда и не сводят. А то как же, ружьями торгуют себе в убыток, а наживаются. Что завод Невьянский в поте лица и сдирая руки до кровавых мозолей строили, то никто не видел. Того, что кроме тех ружей мы и иную справу делали, да по совести и доброго качества, тоже не замечали. Того, что с работными людьми под открытым небом жили, вкладывая в дело каждую заработанную копейку, тоже оставили без внимания. Видели только то, что в чести у Петра Алексеевича да чуть не каждый год по заводу ставим. Сами же, пока мы пупки надрывали, лишний раз пальцем пошевелить ленились. А теперь конечно. Откуда богатство, коли мы не прижили, а он прижил. Ясное дело, нашел злато-серебро, вот и богатство.
Выслушав этот монолог, Петр принял снаряженные пистоли и поочередно выстрелил в мишень. Опять знатно получилось. Добрый мастер Демидов. Или то его оружейники постарались. Скорее всего, сам же говорил, не один старался.
– В пистолях этих твоя работа есть? – передавая оружие сержанту Мальцову, поинтересовался Петр.
– Стволы мои, Петр Алексеевич. Сам выделывал. Калибр ноготок к ноготку. Остальное мои оружейники.
– Немудрено, хозяйство большое, дел непочатый край, – согласился Петр. Но все же вновь вернулся к прежней теме: – В том, что твои слова правдивы, у меня сомнений нет. Более того скажу. Знаю я о том, что кабаков на твоих заводах отродясь не было, чтобы народ не спивался, и государству от того убытку нет, так как ты винный откуп из своего кармана в казну восполняешь. Знаю, что народ бежит на твои заводы даже с казенных, так как у тебя обращение с людьми лучше и живется им сытнее. Хотя и крут ты, и до работы требователен, но справедлив, и люди то ценят высоко. Знаю, что на плату мастерам не скупишься, приглашаешь даже иноземцев и те с тобой своими знаниями делятся. Знаю, что школу завел, где мастерству народ обучаешь, а оттого знатные работники у тебя не переводятся и работа доброй выходит. Даром, что ли, поставщиком двора пожаловали.
Петр принял уже заряженный пистоль, прицелился и дважды выстрелил. Опять хорошо вышло. Из прежних так точно не получалось. А здесь все в черный кружок ложатся. Надо бы на какой животине испытать. Вес-то пули изрядный, но как оно будет в деле, ведь диаметр мал дальше некуда.
– Ладная работа, – вновь не удержался от похвалы Петр. Но тут же опять к прежнему: – С этим понятно, Акинфий Никитич. Доброхотов у вас и впрямь всегда хватало. Но ты мне ответь на другой вопрос. В начале лета я в Берг-коллегии в росписях копался и нашел несколько бумаг, в которых интересные дела прописаны. И тут уж ты не кивай на кого иного, потому как твоей же рукой и прописано. Так вот, представил ты несколько образцов медных руд, найденных на Алтае, да испросил разрешения там завод ставить, чтобы ту медь добывать и плавить. Руда добрая, в среднем более чем на треть из меди состоит, да еще и с малой примесью серебра. Но бог с ним, главное, что руда, богатая медью. Но отчего-то, поставив завод на реке Локтевой, ты бросил то дело. А через год поставил другой на реке Белой, немного в сторонке.
– Так медь на Локтевском руднике тугоплавкая, государь. Работы много, угля прорва уходит, а на это окрест леса пережигать приходится. Места же те лесом не особо богатые.
– Ладно звучит. Но чего ты тогда медь не очищаешь на месте, а, сплавив черную медь, отправляешь ее на окончательную переработку в Невьянск? Две тысячи верст, шутка ли.
– Так из-за бедности края лесом, государь. Чтобы леса не опустошать дополнительной переработкой…
– Ты, Акинфий Никитич, раньше думай, чем говорить. А то ведь слово-то, оно не воробей, – вдруг став серьезным и даже приняв грозный вид, оборвал его Петр.