Бульдоги под ковром-2 или Сварог - нечаянный герой
Шрифт:
Но мы — не трусливые нацисты, и штурмовики в юбках получат жесткий отпор и в Москве, и в Санкт-Петербурге и в Сочи! Если вас ударит феминистка, помните, что она не женщина, а всего лишь гендер и враг России. Представьте себя на льду Чудского озера или посреди поля Куликова и действуйте! Смерть феминисткам! Неосталинизм и НеоГУЛАГ не пройдет!
Следующей выступала, перспективный молодой психолог, Ифигения Крольчак, известная тем, что являлась ведущей телевизионного телешоу «Блю-2». Она встала, и походкой сильно пьяной манекенщицы, вышла на середину комнаты, демонстрируя всем присутствующим, надетую на нее зимнюю куртку фирмы "Сава Гэ". После чего запела песню, пританцовывая в такт мелодии:
— На-на-на! На-на-на! На-на-на! На-на-на!
С нами Ифа Крольчак и родная страна!
Пятнадцать клевых парней на проекте "Блю-2"
На-на-на! На-на-на! На-на-на! На-на-на!
— Ифигения, вы не на проекте! — прервала ее Дайана, — Давайте к делу!
— Дайана! Ну зачем так строго! — обиделась ее мать Людмила Нерусская, — Ифа ведь еще ребенок!
— Извините за резкость Ифигения, но мне хотелось
Ифигения придала своему лицу серьезное выражение и начала:
— Прежде всего я хочу пожаловаться! Мужчины нормальной ориентации — подонки! Например, Жириновский в своей книге написал что-то вроде того, что "эта краснож…пая обезьяна, у которой нет ни стыда, ни совести". Естественно, это меня обидело. Во-первых, если уж «обезьяна», это и означает "краснож…пая". А во-вторых, что значит — ни стыда, ни совести? Ну что тут ответишь, это ведь Жириновский…
А живописец Глазунов и вовсе заявил, что меня надо расстрелять. Кажется, по ОРТ. Я сама, правда, не видела, но мне охотно пересказали это все в лицах. И «шедевр» создал: "Пороки ХХ века" (прошу прощения, если неточно передаю название). Огромная картина — там Ленин, Сталин, Клинтон, еще кто-то и я с микрофоном в виде фаллоса. Можно к этому с юмором отнестись, если отвлечься от того, что возле картины стоит гид и пальчиком тычет: — Это вот такой порок, а это — вот такой. Каюсь, из любопытства сходила в Манеж. Старушки-посетительницы на меня с осуждением смотрели, они Глазунову поверили. Обидно? В общем-то, да. Не то чтобы я с утра до вечера об этом думаю, ногти грызу, но все-таки неприятно. Вообщем, я все больше и больше убеждаюсь на собственном примере и на проекте, который веду, что нормальными мужчинами являются только педерасты!
В России по-прежнему презерватив представляется многим лишним аксессуаром. Хотя неконтролируемая гоударством наркомания, особенно в южной России, в приграничных зонах, захлестнула целые города и даже некоторые области. А где наркомания — там и СПИД. Нет, не понимают или не хотят понять? Нет нужной "обработки", — очень мало на экранах TВ сексуальной рекламы. Наверное, это невыгодно. Зато очень «выгодно» потом будет тратить государственные деньги на поиск и лечение тысяч и тысяч людей. Но почему-то такие элементарные вещи нашим чиновникам и общественным деятелям до сих пор не понятны. Они, видимо, уверены, что ни с ними, ни с их детьми ничего подобного произойти не может. На самом деле все гораздо сложнее. И это проблема для всего общества. Но по крайней мере одна, индивидуальная, панацея есть у каждого — все тот же сакраментальный презерватив. Дефицита-то сегодня, к счастью, нет.
В Америке о безопасном сексе с детьми начинают говорить родители. Вообще существует большой спор чуть ли не на политическом уровне: выдавать детям в школе презервативы или не выдавать. Я думаю, что все же детям стоит давать презервативы и обучать их правильным сексуальным действиям уже в начальных классах. Или хотя бы вести с ними беседы на эту тему.
В Америке детей сексуально образовывают с раннего детства: они специальные картинки раскрашивают. Чтобы не глупо хихикать, а знать, что из чего берется и как вообще они сами на свет появились. А на телевидении есть, конечно, передачи на эти темы — особенно когда в разгар истории с Моникой Левински рассказывали и по всем каналам в подробностях показывали, как президент пользовался сигарой, что испытывала Моника. Это очень правильно! Там люди понимают, что сексуальное образование необходимо.
В России же большинство родителей запрещают детям заниматься сексом. Ребенку в определенном возрасте покупают нужную книгу или энциклопедию, благо, их сейчас выпускают много. Прочитал? Ну, а дальше — сам разбирайся. Жизнь — она и не такому научит. Но ведь далеко не каждый родитель — по разным причинам — купит ребенку эту нужную книгу. И только единицы научат ребенка, как правильно этим заниматься, да и то, с риском быть посаженными в тюрьму. Поэтому мне кажется, что сексуальное воспитание должно быть в школе в начальных классах и включать практические занятия.
Другое дело, что явно не хватает квалифицированных кадров для преподавания столь специфического предмета. И это уже — дело государственное. Может быть, необходимо ввести в педагогических институтах специальные курсы, которые бы читали опытные психологи и врачи. Можно также объявить амнистию отбывающим сроки за педофилию. Именно они имеют практический опыт в данном вопросе, и их участие в раннем половом воспитании детей было бы неоценимо.
В Москве, на моем проекте, сначала меня многие персонажи смущали, вызывали во мне отрицательные эмоции. Некоторые вели себя вызывающе, а трансвеститы казались такими требовательными, капризными. Потом у нас установились вполне теплые отношения. Я стала понимать их боль, их проблемы.
Один трансвестит рассказывал забавную историю. Их, конечно, приглашают на всякие модные тусовки, в клубы, на презентации. Они там всех развлекают. Но:
— Уже три часа ночи, все разъезжаются. А у тебя ни копейки денег! И ни один не довезет, а на улице снег или дождь. И ты в тонких колготках, на огромных каблуках, тащишься до метро…
И мы с этим трансвеститом чуть ли не обнялись и не заплакали в голос о нашей тяжелой женской доле. Как я его понимаю! Я закончила свое выступление!.
Дайана, сохраняя серьезное выражение лица повернулась к Холерии Старохатской:
— Холерия! Что Вы хотели бы нам сообщить важного?
— Я не считаю третью мировую войну слишком высокой платой за избавление от нынешней власти и хваленого конституционного строя. Могу Вас заверить, в этой войне
найдется весьма обширная пятая колонна, которая будет сражаться против нынешней хунты и нашего родного фашизма на стороне
Хочу сразу оговориться. Я не уважаю свой народ.
В Поти меня арестовывала Национальная гвардия. Рота автоматчиков, пара ручных пулеметов плюс легкий танк. Зачем столько всего? Во-первых, я была не одна. Меня из Батуми сопровождали две звиадистки и двое звиадистов. Во-вторых, нас должны были встречать партизаны (50 человек на машинах и с оружием). Но мы разминулись, и наша группа досталась гвардейцам. Мини-митинг я все же устроила и часть листовок раздала, несмотря на обещание выскочивших из какой-то подворотни мхедрионовцев применить огнестрельное оружие без предупреждения. Гвардейцы тащились за нами через пол-города и канючили: "Вы арестованы. Ну куда же вы? Мы же вооружены, мы вас можем застрелить за неповиновение в военное время". На что я отвечала: "Плевать нам на ваш арест, я сама вас арестую, как представитель законной власти Грузии. А автоматы у нас в "Детском мире" еще красивей продаются, и с лампочкой". В конце концов нас скрутили. На этот раз били не так больно, но по зубам. Под охраной в запертой каюте с задраенным иллюминатором (я пыталась вылезти, плаваю я очень хорошо) меня довезли на судне «Цхалтубо» до Туапсе и выбросили на российский берег. На следующий же день на «Ракете» из Сочи я нелегально вернулась в Батуми, а оттуда меня переправили в Тбилиси. Сравнив грузинские кошмары (злобная, дикая диктатура без еды, без права, без горячей воды, без транспорта) с российской действительностью, я впервые испытала почти нежность по отношению к Ельцину и впервые ощутила, что у меня есть Дом и что его сравнительным покоем и благополучием, не говоря уже о градусе свободы, стоит дорожить. Увидев Грузию, я усомнилась в целесообразности всеобщего вооружения народа и поняла, что не всякая гражданская активность — благо. И законопослушание иногда хорошая вещь! А в гражданской войне есть свои минусы. Последний арест в Тбилиси был самым жестоким. Я вышла на площадь Руставели (исторический центр Тбилиси) с двумя звиадистками. Дали и Изольдой. Мои лозунги были написаны на чистом грузинском языке. Они гласили: "Долой фашистскую хунту Шеварднадзе!" и "Шеварднадзе — палач грузинского народа". Но «Мхедриони» такое уважение к национальному языку не тронуло. После того как меня сбили с ног, я перестала что-либо ощущать и очнулась в тот момент, когда полиция поднимала меня с асфальта, надевала очки (хорошо, что не разбились) и отгоняла «Мхедриони». Я пропустила самое интересное. Дали и Изольда рассказали потом, что меня били ногами семь или восемь мхедрионовцев, причем в основном по голове. Судя по тошноте, боли в глазах, слабости, было ОЧЕРЕДНОЕ сотрясение мозга. Но выяснять этот вопрос было негде и не с кем, потому что в порядке лечения мне дали 10 суток. Мы с Дали и Изольдой попали в подземную тюрьму, где политических расстреливали еще при Берии. Тюрьма была мрачной, но при этом очень неформальной: туда можно было передавать всякую еду, деньги, стеклянные банки, матрасы, подушки, простыни. Я думаю, что и автомат можно было бы протащить запросто. Мне оставили часы и ножницы. Обыска никакого не было. В грузинской тюрьме могут изнасиловать, расстрелять, подвергнуть пыткам, но могут и отпустить за выкуп или отдать брату-путчисту сестру-звиадистку. Прелести беспредела! Но я оценить эти блага не могла, потому что держала сухую голодовку. Через пять дней я была на пределе, однако статью для своей газеты «Хозяин» ухитрилась отправить "на волю", а там ее по телефону передали в Москву. Терпение у путчистов истощилось раньше, чем моя жизнь: в полуобморочном состоянии меня под конвоем посадили в самолет до Сочи. У меня кончался срок командировки, и я не возражала. Я закончила свое выступление.