Бульдожья схватка
Шрифт:
— Итак? — вопросительно подняла она брови, держа наготове красивющий «Паркер».
— Минутку… — пробормотал Петр. «А, собственно, что мне с вами церемониться, если вы готовы меня спровадить на тот свет, не испытывая ни малейшего сожаления?»
Он налил себе полбокала, выпил, классически передернувшись. Нажал кнопку, блокировавшую замок. Чуть пошатнувшись, выбрался из-за стола, подошел к Фее, склонился над ней:
— Значит, подписать?
— Вот именно, — кивнула она, не выказывая пока что ни малейшей тревоги. — У вас чистые руки? Бумаги
— Руки чистые, — сказал он, демонстрируя ладони. — А вот помыслы — не столь…
— Что вы имеете в виду?
— Не вынуждайте меня отвечать фразой из пошлого анекдота… — Петр непринужденно положил ей руку на плечо.
Она так и вскинулась, вскочила:
— Что вы себе…
— Иришка, помолчи. — Петр забрал у нее, остолбеневшей на миг, все документы, отошел на шаг, демонстративно помахивая ими в воздухе. — Дверь заперта, никто не ввалится… — Он слегка пошатнулся. — Скажу тебе по совести: ты чертовски аппетитная телочка, а я — нормальный мужик, не гей какой-нибудь… — Отложив бумаги в дальний угол стола, подошел к ней вплотную и с расстановочкой взял за плечи, комкая легкий дорогущий пиджак. — Тебе объяснять, что ты должна делать, или сама поймешь? Раздевайся, кошечка…
Вот тут она вскинулась, словно какая-нибудь спесивая английская герцогиня, услышавшая непристойное предложение от своего кучера или, того хуже, грязного лондонского бродяги. Попыталась высвободиться, а когда не удалось, сверкнула глазами:
— Убери руки, ты!
Петр убрал одну руку, правую — но исключительно для того, чтобы переместить ее на талию, совсем уж недвусмысленно прижал красавицу к себе и прошептал в розовое ушко, украшенное небольшой золотой сережкой с крупным бриллиантом:
— Ирочка, не дури. Каждый в нашем мире хочет урвать свой кусочек счастья, неужели непонятно? Если уж мне и выпало изображать дрессированную обезьяну, постараюсь урвать свою выгоду, где только можно. Очень уж много вам перепадает, и слишком мало — мне. Я на большие миллионы не претендую, но если ты меня прямо сейчас не побалуешь, я твоими документами задницу подотру… Не веришь?
— Пусти, — тихо сказала она, напряженно застыв в его наглых объятиях. — Он тебе голову оторвет.
— Да ну, обойдется, — заявил Петр с уверенностью пьяного, коему море по колено. — Договоримся по-родственному. Что ему важнее — куча зеленых миллиончиков или то, что его лялькой разочек попользовались? Пад-думаешь… Ты сама разденешься или тебе помочь? Я, вообще-то, люблю помогать на последнем этапе… Ириша, не дури. Хрен подпишу вашу бухгалтерию, если будешь ломаться… Сама подумай, что ему важнее?
Видимо, она в сжатые сроки успела обдумать его слова и прийти к тому же выводу. Сообразить, что для Пашки важнее. Она должна была знать его гораздо лучше, нежели родной братец, — тот-то, как выяснилось, и не знал близнеца Пашеньку вовсе…
— Скотина, — тихонько сказала Ирина, и прозвучало это довольно безнадежно. — Ты серьезно?
— Еще как, — хохотнул Петр, прижимая ее к
— У меня дни…
— Не бреши, — сказал он, уже видя, что выиграл. — Какие, к черту, дни… Ну как, ты сама?
— Отпусти.
— Давно бы так, — сказал он с наглейшей уверенностью в себе, свойственной законченному хаму. — Только смотри, будешь дергаться, порву на тебе весь от кутюр и сквозанешь по коридору в таком виде — то-то здешние сплетницы возрадуются… — Он убрал руки, легонько взял ее за подбородок двумя пальцами, приподнял голову. — И смотри у меня, не вздумай изображать прекрасную принцессу в лапах грязного пирата, старайся со всем усердием, а то не подпишу ни хрена, усекла?
Она сердито опустила ресницы. Петр хмыкнул:
— Валяй…
И пошел к столу налить себе коньяку. Подумав, щедро наполнил и второй бокал, подошел к ней, успевшей освободиться от пиджака и юбки, сунул в руку:
— Ну-ка, для настроения…
Ирина выпила одним глотком, закашлялась, помотала головой, сунула ему пустой бокал, опустила руки, глядя, в общем, скорее покорно, нежели возмущенно — смирилась, приняла правила игры.
— Блузку сними, — сказал он, приканчивая свой бокал.
Она повиновалась. Вот теперь не оставалось никаких сомнений — красотка не просто посвященная, она, пожалуй что, в полном смысле сообщница. Второй компонент сладкой парочки, рассчитывающей долго и счастливо обитать где-то вдали от родины с кругленьким банковским счетом в кармане. Быстренько все прикинула, стерва, умничка, гордячка, сообразила, что эти денежки стоят часика сексуального принуждения, ох, стоят… Будь все иначе, не считай она эти денежки и своими тоже, давно заехала бы по роже и гордо удалилась, обливая презрением…
Многозначительным жестом показал, чтобы в темпе сбрасывала все остальное, не испытывая при этом ни жалости, ни сочувствия — с чего бы вдруг?! Вразвалочку подошел к ней, голышом стоявшей на пушистом ковре, легонько потеснил к креслу, видывавшему всякое, сбросив пиджак прямо на ковер, вжикнул «молнией» брюк и, примостив в кресле, наваливаясь, хохотнул:
— Тебе не приходило в голову, что гены-то общие?
…Примерно через час он, развалившись в кресле, взглянул на стоявшую перед столом Ирину, уже одетую, по-прежнему утонченную и элегантную, хмыкнул:
— Ну вот, а ты, глупенькая, боялась…
— Подписывай, — сказала она ледяным тоном. — Получил все, что хотел.
— Как сказать, прелесть моя, как сказать… — протянул он, не спеша нацеливаясь «Паркером» на документ.
— То есть?
— Подписать-то я подпишу, — сказал Петр. — Я свое слово держу. Только, чует мое сердце, мне придется подмахивать еще кучу не менее важных бумажонок, а? Улавливаешь мысль, лапочка?
— Ты что, хочешь сказать… — она по своему обыкновению приготовилась было сверкнуть глазами, но вовремя сообразила, что бумаги-то еще не подписаны, сбавила обороты. — Всякий раз?