Булгаков без глянца
Шрифт:
<1937>
29 сентября.
«Бег» с утра.
М.А. искал фамилию, хотел заменить ту, которая не нравится. Искали: Каравай… Караваев… Пришел Сережка и сказал — «Каравун». М.А. вписал. Вообще иногда М.А. объявляет мальчикам, что дает рубль за каждую хорошую фамилию. И они начинают судорожно предлагать всякие фамилии (вроде «Ленинграп»…).
А весной была такая игра: мух было мало в квартире и М.А. уверял, что точно живет в квартире только одна старая муха Мария Ивановна. Он предложил мальчикам по рублю за каждую муху. И те стали приносить, причем М.А. иногда, внимательно
Елена Сергеевна Булгакова. Из дневника:
<1937>
7 декабря. <…> Сегодня день рожденья Женюши, — он называется еще у нас «номер первый». Это М.А. выдумал игру: они трое (М. А., Женичка и Сергей) спрашивают меня в отдельности, кого я больше всех люблю, кто первый номер [7; 177].
Жилище
Елена Сергеевна Булгакова. Из дневника:
<1934>
23 августа. <…> Для М.А. квартира — магическое слово. Ничему на свете не завидует — квартире хорошей! Это какой-то пунктик у него [7; 64].
Татьяна Николаевна Кисельгоф. Из беседы с Л. Паршиным:
Л.П. Интересно, Татьяна Николаевна, а обстановка квартиры какая была… вот если сравнить с «Белой гвардией». Часы с гавотом, например…
Т.К. Таких часов я не помню. В столовой висели настенные часы где-то, но только они никакого гавота не пели. Ковров тоже никаких не было. Это Булгаков от Саратова взял. Мой отец очень ковры любил и все деньги на них тратил. Вся квартира в коврах была. Михаилу очень это нравилось. А в Киеве… может, и были какие-то у кровати такие… но я их не помню.
Л.П. А вот печка…
Т.К. Да, печка была, но на ней никаких надписей не было.
Л.П. Рисунок, он пишет…
Т.К. И рисунков никаких не было.
Л.П. А где были книги? В «Белой гвардии» говорится про «книжную»…
Т.К. Книг я там никаких не видела. По-моему, там книг и не было. Был кабинет — вот эта угловая комната с отдельным ходом — ну, там письменный стол стоял, еще что-то. Но книг не было. В гостиной пианино стояло, стол, диван вот так был, и лампа стояла такая… металлическая, сверху абажур. Очень красивая.
Л.П. Булгаков какую мебель любил?
Т.К. Такую… мягкую, хорошую. Но в квартире не такая мебель была, как он описывает. Правда, бархат был, но такой… потертый. Не было этого, чтобы вазы, цветы, мол, стояли. Скромная мебель была. Кремовых штор тоже не было. Были просто занавески [12; 59].
Татьяна Николаевна Кисельгоф. Из беседы с Л. Паршиным:
Эта квартира не такая, как остальные, была. Это бывшее общежитие,
Михаил Афанасьевич Булгаков. Стихи из письма Н. А. Булгаковой. Москва, 21 октября 1921 г.:
На Большой Садовой Стоит дом здоровый. Живет в доме наш брат Организованный пролетариат. И я затерялся между пролетариатом Как какой-нибудь, извините за выражение, атом. Жаль, некоторых удобств нет, Например — испорчен в<ате>р-к<лозе>т. С умывальником тоже беда: Днем он сухой, а ночью из него на пол течет вода. Питаемся понемножку: Сахарин и картошка. Свет электрический — странной марки: То потухнет, а то опять ни с того ни с сего разгорится ярко. Теперь, впрочем, уже несколько дней горит подряд, И пролетариат очень рад. За левой стеной женский голос выводит: «бедная чайка…», А за правой играют на балалайке.[2; 400–401].
Михаил Афанасьевич Булгаков. Из дневника:
<1923>
29 октября. <…> Сегодня впервые затопили. Я весь вечер потратил на замазывание окон. Первая топка ознаменовалась тем, что знаменитая Аннушка оставила на ночь окно в кухне настежь открытым. Я положительно не знаю, что делать со сволочью, что населяет эту квартиру.
У меня в связи с болезнью тяжелое нервное расстройство, и такие вещи выводят меня из себя [3;149].
Валентин Петрович Катаев:
Мы вместе, путаясь холодными руками, засовывали пучок пылающих лучин в самовар: из наставленной трубы валил зеленый дым, вызывавший у нас веселые слезы, а сквозняк нес по ногам из-под кухонной двери. Голая лампочка слабого накала свисала с темного потолка не ремонтировавшейся со времен первой мировой войны квартиры в доме «Эльпит-рабкоммуна» [10; 224].
Татьяна Николаевна Кисельгоф. Из беседы с Л. Паршиным: