Булгаков
Шрифт:
Поскольку имя Илья Владимирович Акулинов было бы чересчур явным вызовом цензуре, Булгаков пробовал другие имена для этого персонажа, которые должны были вызвать у читателей улыбку, не пугая в то же время цензоров. Он именовался, в частности, Ильёй Потаповичем Бурдасовым, что вызывало ассоциации с охотничьими собаками. В конце концов Булгаков назвал своего героя Саввой Потаповичем Куролесовым. Имя и отчество персонажа ассоциируется с цензором Саввой Лукичом из пьесы «Багровый остров» (можно вспомнить и народное прозвище Л. — Лукич). А фамилия напоминает о последствиях для России деятельности вождя большевиков и его товарищей, которые действительно «покуролесили». В эпилоге романа актер, как и Л., умирает злой смертью — от удара. Обращения же, которые адресует сам себе Акулинов-Куролесов: «государь», «отец», «сын» — это намек как на монархическую сущность власти Л. (популярный в первые годы после революции среди антикоммунистической оппозиции термин «комиссародержавие»), так и на обожествление личности вождя советской пропагандой (он — и бог-сын, и бог-отец, и бог — святой дух).
«ЛЕСТНИЦА В РАЙ», фельетон, имеющий подзаголовок «(С натуры)». Опубликован: Гудок, М.,1923 г., 12 дек. Поводом для фельетона послужило письмо рабкора (рабочего корреспондента), вынесенное в качестве эпиграфа: «Лестница, ведущая в библиотеку ст. Москва-Белорусская (1-я Мещанская улица), совершенно обледенела. Тьма полная, рабочие падают и убиваются». Бытовая зарисовка осмыслена Булгаковым в широком философском контексте. Суть — в тех книгах, которые рабочие несут в библиотеку или собираются
ЛЯМИН, Николай Николаевич (1892–1941?), филолог, один из ближайших друзей Булгакова. Родился в 1892 г. в Москве в купеческой семье. Потомственный почетный гражданин. Окончил гимназию, а в 1915 г. историко-филологи-ческий факультет Московского университета (вместе с другим булгаковским товарищем, П. С. Поповым, с которым тогда же сблизился). Специализировался по западноевропейской литературе, был оставлен в университете для приготовления к профессорскому званию. В 1910-е годы женился на Александре Сергеевне Прохоровой из известной купеческой семьи. В начале 20-х годов вступил в брак с художницей Наталией Абрамовной Ушаковой (1899–1990). В 1923–1930 гг. работал в Государственной Академии Художественных Наук (ГАХН), где заведовал кабинетом теоретической поэтики (называвшимся также терминологическим кабинетом). Там под началом Л. служил П. С. Попов. Одновременно Л. был старшим библиотекарем Библиотеки Высшего Совета Народного Хозяйства (ВСНХ). После закрытия ГАХН осенью 1930 г. стал заведующим библиотекой Наркомата Рабоче-крестьянской Инспекции, уйдя из библиотеки ВСНХ. Осенью 1931 г. в рамках кампании по изъятию у населения валюты и ценностей Л. был задержан и, по воспоминаниям Н. А. Ушаковой, провел в заточении около двух недель. Валюты и ценностей у Л. не обнаружили. Впечатления Л. от этого эпизода послужили основой для истории сна Никанора Ивановича Босого в «Мастере и Маргарите». Неслучайно, как свидетельствуют записи в дневнике третьей жены писателя Е. С. Булгаковой, первым, кому была прочитана в сентябре 1933 г. ранняя редакция главы романа о валютчиках, оказался Л. Позднее Л. организовал библиотеку Академии коммунального хозяйства и заведовал ею, а в январе 1936 г. стал ученым секретарем Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина, однако вскоре его уволили из-за доноса, обвинив в политической неблагонадежности, после чего Л. работал в библиотеке Академии архитектуры. 3 апреля 1936 г. Л. был арестован и осужден на три года лагерей. Срок отбывал в лагере Чибью на севере. В начале 1939 г. был освобожден и в начале февраля поселился в Калуге (Л. было запрещено жительство в Москве, Ленинграде и ряде других крупных городов). Преподавал немецкий язык в школе. Вскоре после начала 22 июня 1941 г. Великой Отечественной войны Л. был повторно арестован. Дальнейшая его судьба неизвестна. По одним сведениям, Л. умер в 1942 г. в одном из сибирских лагерей, по другим — был расстрелян через короткое время после ареста в 1941 г. Посмертно реабилитирован.
Знакомство Л. с Булгаковым произошло в начале 1924 г. у писателя Сергея Сергеевича Заяицкого (1893–1930) (Долгий пер., 11, кв. 11). Автор подарил Л. сборник «Дьяволиада» со следующей надписью: «Настоящему моему лучшему другу Николаю Николаевичу Лямину. Михаил Булгаков. 1925 г. 18 июля. Москва». Л. и Булгаков часто играли в шахматы. Это увлечение Л. отразилось в ранней редакции «Мастера и Маргариты». Когда Иван Бездомный вслед за Воландом врывался в незнакомую квартиру в Савельевском переулке, швейцар в подъезде встречал его словами: «— Зря приехали, граф, Николай Николаевич к Боре в шахматы ушли играть». Здесь имелись в виду Л. и еще один его с Булгаковым партнер по шахматам — Борис Валентинович Шапошников (1890–1956), художник, искусствовед и театровед. Квартира же, где Иван Бездомный вместо Воланда находит голую гражданку в ванной, сохранилась и в окончательном тексте романа — это квартира Л. в 20-е годы. Хотя официальный адрес был Остоженка, 7, кв. 66, фактически располагалась она в д. 12 по Савельевскому переулку.
Сохранилась переписка Л. и Булгакова за 1926–1939 гг. В первом из известных писем, отправленном летом 1926 г. с дачи в Крюкове под Москвой, Л. беспокоится за судьбу булгаковской пьесы «Дни Турбиных», в ранней редакции называвшейся «Белая гвардия»: «Самое сильное и лучшее в пьесе сцена в гимназии. Ни за какие блага мира не соглашайся пожертвовать ею. Она производит потрясающее впечатление, в ней весь смысл. Образ Алеши нельзя видоизменять ни в чем, прикасаться к нему кощунственно. Театр же достаточно коверкал пьесу: нельзя было выбрасывать сцен, следовало сокращать текст». Отметим, что сохранились главным образом письма Л. Булгакову — двадцать одно, и лишь два ответных булгаковских письма. Это связано с тем, что после ареста 3 апреля 1936 г. по распоряжению Л. Н. А. Ушакова уничтожила булгаковские письма к нему. В 1932 г. Л. очень заинтересовался работой Булгакова над мольеровской биографией и 1 августа 1932 г. советовал ему: «Ты грозишься сделаться самым осведомленным знатоком Мольера. Мне очень хотелось бы быть в Москве, чтобы узнать, как ты думаешь писать биографию Мольера и переделывать «Мещанина во дворянстве» (из этой переделки вышла пьеса «Полоумный Журден». — Б. С.). Не пиши только слишком научной сухой биографии, изложи лучше главное из жизни Мольера в беллетристической форме. Ведь это должно у тебя получиться так хорошо! (Булгаков очень удачно последовал данному совету в «Мольере». — Б. С.). Если тебе необходимы какие-нибудь книги, которых нет в Москве, я постараюсь разыскать их у ленинградских антикваров… Мне очень хотелось бы видеть «Мещанина во дворянстве» на сцене не только в твоей переделке, но и в твоей постановке. Неужели и на этот раз тебе не удастся получить самостоятельной сценической работы?» (этой мечте Булгакова и его друга так и не суждено было сбыться). После ареста Л. переписка прервалась вплоть до февраля 1939 г. Л. постоянно звал Булгакова к себе в Калугу, однако Булгаков, занятый работой над «Батумом» и «Мастером и Маргаритой», а также оперными либретто в Большом театре, не успел навестить друга до своей роковой болезни. 1 октября 1939 г., отвечая на недошедшее до нас булгаковское письмо, где сообщалось об открывшемся нефросклерозе, Л. писал: «…Очень был огорчен твоим письмом, но глубоко верю, что ты вскоре поправишься, мы встретимся, поговорим и даже выпьем». Однако выпить друзьям больше не довелось. Болезнь Булгакова прогрессировала. 16 октября 1939 г. Л. с тревогой обращался к Е.С. Булгаковой: «…Все время живу очень обеспокоенный Макиным (Мака — шутливое прозвище Булгакова, придуманное, по свидетельству его второй жены Л. Е. Белозерской, самим писателем в честь персонажа сказки — сына злой орангутангихи и употреблявшееся Л., П. С. Поповым и другими знакомыми писателя из так называемого «пречистенского» круга. — Б. С.) здоровьем. Ведь в конце концов, ты же знаешь, как он мне всегда был близок и любим. Я верю, что все должно обойтись благополучно. Но когда я получил открытку (по-видимому, написанную тобою) (скорее всего, это и другие булгаковские письма Л. 1939 г. были изъяты или уничтожены при повторном аресте Л. в 1941 г. — Б. С.), где он говорит, что будет рад, если ему удастся выскочить с одним глазом, я расплакался (пишу, конечно, только тебе). Нет, этого я не могу себе представить. Мака еще нужен очень многим, и надо его подбодрить, хотя бы этой мыслью». В феврале 1940 г. Л. приехал в Москву на один день и навестил вместе с Н. А. Ушаковой умирающего друга. Уже после смерти Булгакова 21 марта 1940 г. Л. написал его вдове: «Дорогая Люся! Я знаю, что тебе сейчас совсем не до меня, но мне захотелось тебе написать. Огромное горе, постигшее тебя, постигло нас всех. Я никак не могу себе представить, что никогда больше не увижу Маку, не услышу, как он читает свои новые произведения, не сыграю с ним в шахматы. Вспоминаются все те большие и маленькие радости, которые я получал от него. Многое было пережито вместе, а ведь наша последняя встреча была такой мимолетной. Только сейчас отдаешь себе отчет, каким большим и хорошим человеком был Мака. И вот не удалось его удержать, несмотря на беспримерную преданность, проявленную тобой. Об этом мне много писали и Патя (П. С. Попов. — Б. С.) и Тата (Н. А. Ушакова. — Б. С.)»
Е. С. Булгакова явно недолюбливала Л., как и весь пречистенский круг знакомых и друзей писателя, интеллигентов, в большинстве своем связанных с ГАХН. В частности, в позднейшей редакции дневниковой записи от 8 февраля 1936 г. она отметила: «Коля Лямин. После него М. А. говорил, что хочет написать или пьесу или роман «Пречистенка», чтобы вывести эту старую Москву, которая его так раздражает». Первоначально же данная запись звучала следующим образом:
«Вчера был Коля и безумно раздражал меня и Мишу своими пошлыми разговорами. Миша дал убийственную характеристику того круга, в котором Коля вращается. Коля притих и был подавлен». А в связи с болезнью Булгакова его третья жена 29 сентября 1939 г. сделала в дневнике следующее замечание: «Характерно для Пречистенки. Тата Лямина позвонила, но сказала, что Коле не будет сообщать в Калугу о болезни Миши до тех пор, пока Миша не выздоровеет, а то Коля расстроится». Очевидно, после женитьбы на Е. С. Булгаковой происходило постепенное отдаление писателя от Л. и других пречистенцев в связи с появлением иного круга друзей, связанных с МХАТом и Большим Театром, представителей той «новой художественной интеллигенции», что сделали успешную карьеру при Советской власти и несколько свысока смотрели на дореволюционных интеллигентов, стремившихся в традиционной гуманитарной культуре найти прибежище от революционных бурь.
Отметим, что в ранней редакции «Собачьего сердца» в качестве соблазнителя пожилой дамы, желающей сделать у профессора Преображенского операцию по омоложению, назывался «этот Мориц», в позднейших редакциях замененный на «этого Альфонса». Здесь имелся в виду сотрудник ГАХН искусствовед Владимир Эмильевич Мориц (1890–1972), к которому ушла первая жена Л. Поместив персонажа с этой фамилией в юмористический контекст, Булгаков своеобразно «отомстил» за страдания друга.
МАРГАРИТА, персонаж романа «Мастер и Маргарита», возлюбленная Мастера. Главным прототипом М. послужила третья жена писателя Е.С. Булгакова. Через нее М. оказывается связана с героиней пьесы начала 30-х годов «Адам и Ева» — Евой Войкевич. Е. С. Булгакова записала в своем дневнике 28 февраля 1938 г.: «М.А. читал первый акт своей пьесы «Адам и Ева», написанной в 1931-м году… В ней наш треугольник — М. А., Е. А. (второй муж Е. С. Булгаковой военачальник Е.А. Шиловский (1889–1952). — Б. С.), я». Здесь Булгаков послужил прототипом академика Александра Ипполитовича Ефросимова, а Шиловский — мужа Евы инженера Адама Николаевича Красовского. Вероятно, поэтому и муж М. сделан в романе инженером.
В литературном плане М. восходит к Маргарите «Фауста» (1808–1832) Иоганна Вольфганга Гёте (1749–1832). Некоторые детали образа М. можно также найти в романе Эмилия Миндлина (1900–1980) «Возвращение доктора Фауста» (1923) (см.: Мастер). Например, золотая подкова, которую дарит М. Воланд, очевидно, связана, с названием трактира «Золотая подкова» в этом произведении (здесь Фауст впервые встречает Маргариту). Одна из иллюстраций к «Возвращению доктора Фауста» также нашла свое отражение в булгаковском романе. В сохранившемся в архиве писателя экземпляре альманаха «Возрождение» с миндлинским романом между страницами 176 и 177 помещен офорт И. И. Нивинского (1880/81-1933) «В мастерской художника», на котором изображена полуобнаженная натурщица перед зеркалом, причем на левой руке у нее накинут черный плащ со светлым подбоем, в правой руке — черные чулки и черные остроносые туфли на каблуке, волосы же — короткие и черные. Такой видит себя М. в зеркале, когда натирается волшебным кремом Азазелло.
С образом М. в романе связан мотив милосердия. Она просит после Великого бала у сатаны за несчастную Фриду. Слова Воланда, адресованные в связи с этим М.: «Остается, пожалуй, одно — обзавестись тряпками и заткнуть ими все щели моей спальни!.. Я о милосердии говорю… Иногда совершенно неожиданно и коварно оно пролезает в самые узенькие щелки. Вот я и говорю о тряпках», — заставляют вспомнить следующее место из повести Федора Достоевского (1821–1881) «Дядюшкин сон» (1859): «Но превозмогло человеколюбие, которое, как выражается Гейне, везде суется с своим носом». Отметим, что слова Достоевского, в свою очередь, восходят к «Путевым картинам» (1826–1830) Генриха Гейне (1797–1856), где милосердие связано, прежде всего, с образом добродушного маркиза Гумпелино, обладателя очень длинного носа. Мысль Достоевского, высказанная в романе «Братья Карамазовы» (1879–1880), о слезинке ребенка как высшей мере добра и зла, проиллюстрирована эпизодом, когда М., крушащая дом Драмлита, видит в одной из комнат испуганного четырехлетнего мальчика и прекращает разгром.
Булгаков подчеркивает также связь М. с французскими королевами, носившими имя Маргарита. В подготовительных материалах к последней редакции «Мастера и Маргариты» сохранились выписки из статей Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, посвященных Маргарите Наваррской (1492–1549) и Маргарите Валуа (1553–1615). Свадьба последней с королем Наваррским Генрихом — будущим французским королем Генрихом IV (1553–1610), как отмечалось в словарной статье, «отпразднованная с большой пышностью, закончилась Варфоломеевской ночью или парижской кровавой свадьбой» 24 августа 1572 г. Узнавший М. по дороге на Великий бал у сатаны толстяк называет ее «светлая королева Марго» и лопочет, «мешая русские фразы с французскими, какой-то вздор про кровавую свадьбу своего друга в Париже Гессара». Гессар — это упомянутый в статье парижский издатель переписки Маргариты Валуа, вышедшей в середине XIX в., но Булгаков сделал его, как и безымянного толстяка, участником Варфоломеевской ночи. Однако, поскольку жена Генриха IV не оставила потомства, в образе М. была контаминирована также Маргарита Наваррская, имевшая детей и создавшая знаменитый сборник новелл «Гептамерон» (1559). Обе исторические Маргариты покровительствовали писателям и поэтам. Булгаковская М. любит гениального писателя — Мастера (в ранних редакциях также названного Поэтом). Она — символ той вечной женственности, о которой поет Мистический хор в финале гетевского «Фауста»: