Булгаковиада
Шрифт:
Письмо, адресованное Р.А. Шапиро, на такой же блокнотной странице в линейку, как первое, но вместо карандаша – перо и фиолетовые чернила.
Однако Рувим Абрамович снова безмолвствует, хотя дело, по-видимому, давно и бесповоротно решено.
Михаил Афанасьевич вынужден напомнить о себе вторично. Теперь его текст отпечатан на машинке и снабжен собственноручной подписью.
Чья же это машинка, если ундервуд все еще у Шиловских и разлука с Еленой Сергеевной тягостно длится?..ЦГАЛИ, ф. 268, оп. 1, ед. хр. 63
Москва. 4 марта 1932 года
Милый Рувим Абрамович!
Я не получил от Вас ответа на мое письмо, в котором запрашивал о «Мольере». Будьте добры, сообщите мне спешно, пойдет ли у вас «Мольер» или нет.
27. II.1932
Жду ответа.
Б. Пироговская, 35а, кв. 6
Телеф. Г (Арбат) 3.58.03Спрашивать о том, что уже спрошено, неприятно и унизительно. «Я не получал от Вас ответа… Жду ответа…» Вот уже девять месяцев Булгаков ждал ответа на второе письмо Сталину, ждал и не мог дождаться и, кажется, перестал ждать…
«Заканчивая письмо, хочу сказать Вам, Иосиф Виссарионович, что писательское мое мечтание заключается в том, чтобы быть вызванным лично к Вам. Поверьте, не потому только, что вижу в этом самую выгодную возможность, а потому, что Ваш разговор со мной по телефону в апреле 1930 года оставил резкую черту в моей памяти…» [25] 30 мая 1931 г.
Это похоже на письменное обращенье Мольера к Людовику XIV, без которого в пьесе все-таки обошлось…
Между первым и вторым письмом в БДТ проходит больше месяца.
Конечно, Михаил Афанасьевич и тут чувствует неладное. Такое с его пьесами случалось многажды, но он обращается к Рувиму Абрамовичу по-прежнему дружественно и нежно – «милый» и «дорогой»…
Почему же молчит Шапиро? На что-то надеется или не решается нанести удар? Может быть, прежде чем написать Булгакову, он вновь и вновь возвращается к прошлогодним событиям и ищет, в чем ошибся?..За двадцать дней до заключения договора с Булгаковым, а именно 22 сентября, в Больдрамте произошла организационная перемена, которая, хотя и отчасти, могла сказаться и на судьбе «Мольера».
ЦГАЛИ, ф. 268, оп. 1, дело 59, л. 1–2.
Протокол № 32 [26]
Пленума худ. полит. совета Гос. Большого Драматического Театра
от 22 сентября 1931 г.
…Т. Шапиро: «Как вам известно, что руководит ХПС тов. Чесноков, выдвинутый от типографии “Красной газеты”. В настоящий момент т. Чесноков является зам. директора, а потому встает вопрос о целесообразности руководства, так как лучше было бы, если бы возглавил ХПС представитель от завода. Этот вопрос рассматривался на фракции ХПС. Фракция рекомендует на Председ. ХПС тов. Горенбурга, заместителем т. Чеснокова…Ах, Рувим Абрамович, Рувим Абрамович!
Зачем вы это предложили?!
Или это предложили вам, а не вы?..
Не надо бы менять Чеснокова в роли председателя, ох не надо бы!..
Командированный в Москву и лично знакомый с Булгаковым Е.И. Чесноков тверже стоял бы на ногах и имел бы больше веса на обсуждении!.. К тому же он из помощника успел превратиться в заместителя и мог активно вас поддержать, зачем же было его менять?..
Или товарищ Горенбург был не столько заводской , сколько засланный , и вы исполняли чье-то негласное указание?..
Ошибка это или уступка обстоятельствам?
Двоился, двоился Рувим Абрамович, трудно ему было…6
Вадиму Медведеву было трудно репетировать Шаррона. В нем, таком большом и красивом, словно не хватало желчи и ненависти, предположенных характером архиепископа. Шутка ли сказать – глава «Кабалы»!.. Для этого нужен опыт шайки, а Вадик в партию не ходил. Наш Шаррон преследовал Мольера скорее по должности, чем из личного чувства…
Так казалось артисту Р.
А Миша Волков влетел в роль Одноглазого, как говорится, на раз, и она сидела на нем словно влитая. Словно пиджачок, купленный в зарубежных гастролях. И он красовался в нем как хотел.
Волкова тянуло на эстраду, а Медведев тяготел к серьезным работам, например, к А.С. Пушкину.
Миша В. выходил с улыбкой, подтянутым, французистым шансонье, но пел советские шлягеры и романсы. Женщины зрелых лет были в восторге, толкали локтями своих мужей, и зал скандировал Мише. Но Волков мог и рассвирепеть, а в роли Одноглазого своей свирепостью пользовался.
Хуже было, когда он свирепел по житейским вопросам…
Медведев учил и учил Пушкина, хотя роскошно играл эстрадные скетчи. Сам или с Валей Ковель.
В застолье он мог показать одесского циркача, который в новых жмущих штиблетах идет по крутой лестнице с букетом в руке. Он идет на последний этаж, чтобы доказать тете Соне серьезность намерений и пригласить ее дочку на Приморский бульвар. Он играл этот так, что хотелось помочь ему сбросить, наконец, эти чертовы колодки!.. Сюжет расцветал, и его герой творил чудеса под куполом цирка «без страховки, батута и лонжи». Вадик играл вдохновенно, и на панихиде по товарищу вместо речи его акробат делал свой тройной «фляк», приходя «точно на крышку гроба»… Потом он «работал» снайперский номер «Томагавк» и кидал индейские томагавки вокруг фигуры любимой жены, дочки тети Сони, но однажды она сказала ему что-то не то, в точности, как Валя Ковель, рука дрогнула и «тамахаук» оказался не «у доске», а «у третем секретаре одесского хоркома»…
А пушкинский сюжет Вадик Медведев исполнял с Валерой Матвееевым, который тогда был похож на молодого Пастернака и читал на Малой сцене свое пастернаковское отделение. Композиция на двоих называлась «Оставь любопытство толпе», и Вадик играл в ней разные роли, но защищал, конечно, Пушкина. «Подите прочь – какое дело / Поэту мирному до вас! / В разврате каменейте смело…» Темперамент большой и пафос благородный… Он даже искал консультантов и однажды, погорячившись, вызвал на экспертизу артиста Р. и показал ему всю программу прямо у себя в новой квартире на Четвертой Красноармейской, правда, когда Вали не было дома, и серьезность его намерений была так высока, что Р. был совершенно подавлен и долго думал, что же ему сказать…
Финал третьего акта, когда Шаррон-Медведев и Одноглазый-Волков с чувством плюют друг в друга, был поставлен Юрским и сыгран Волковым и Медведевым по точной партитуре, и зрители принимали плевковую дуэль с большим энтузиазмом…
Это были настоящие артисты, Волков и Медведев, редкие артисты, но оба рано ушли…
Когда заболел Волков, он старался держаться, крепко старался, следил за собой, сколько мог. Учил, учил, учил слова старой роли, которые вдруг куда-то девались, под сцену валились, что ли?.. И Миша взял в руки подлянку, на время, но взял, особенно после Бехтеревки, где его как-то подвинтили…
Уже немного было у него спектаклей, но все-таки были. Например, «Энергичные люди» Василия Шукшина. И он наизусть знал даты спектаклей, знал их на месяц вперед, как красные даты календаря.
На этот раз «Энергичные люди» должны были идти три раза, и Волков три раза должен был в них играть. И вот к ним домой звонит Марлатова Оля, заведующая труппой, и говорит Мишиной жене Алле:
– Алла, надо как-то сказать Мише, что третий спектакль отменяется. Будет губернатор Яковлев, и мы боимся, как бы чего не вышло. Третий спектакль за него сыграет Толя Пустохин.
– А что эти два? – спросила Алла.
– А эти два – нормально. Пусть Миша играет…
– Оля, – сказала Алла, – вы сами должны ему сообщить об отмене. Он все равно будет звонить вам.
Миша взял трубку, и Ольга ему сказала:
– Миша, такого-то ты свободен, такого-то спектакля нет…
– Хорошо, Оля, спасибо…
И он весь день гулял на свободе, а вечером сел смотреть телевизор, пощелкал кнопками и остановился на городских новостях.
– Сегодня в Большом драматическом театре имени Товстоногова на спектакле «Энергичные люди» был губернатор Петербурга Владимир Анатольевич Яковлев…
Ну, да, конечно, вы правы, в театр Пале-Рояль опять явился король…
Но Мишу это убило. На него напала свирепость, он стал метаться по дому, как загнанный зверь, и не мог взять себя в руки.
– Миша, Миша, не надо!.. Успокойся, Мишенька, Миша!.. Хорошо, что ты был свободен, мы целый день провели вместе!.. Скажи им лучше спасибо!..
– Алуся!.. Ты не понимаешь!.. Я не хочу быть свободен!.. Я хочу играть и быть занят!.. Я – артист, артист, Алуся!.. Чего они испугались?! Я играл, я так старался! Всё!.. Не пойду в театр!.. Никогда, никогда больше!..
И он заплакал, как ребенок.
А потом болезнь победила, и гериатрический институт на Фонтанке требовал дикие суммы, и театр выделял Мише деньги, но Волков так и умер, не выбрав проплаченного лимита…
И Оля Марлатова тоже умерла, хотя и чуть позже.
И Валя Ковель… И Вадим Медведев еще прежде нее…