«Булкинъ и сынъ»
Шрифт:
Бегло прочитав, я подписал. Фундуклиди смотрел в бумагу, сдвинув брови и напуская на толстое лицо важность и значительность. Но увидев, что чинит задержку, он тоже торопливо вытащил паркеровское вечное перо и подмахнул. Хряпов собрал листки, оставив у нас по экземпляру, и убрал обратно в карман. Он повеселел, заиграл пальцами.
– Ну-с, а теперь, так сказать, для более близких отношений и душевного спокойствия, может, выдать вам аванс?.. В кредит, в счет будущих… э… любезностей и услуг?
– Да, – незамедлительно выпалил Михаил Фундуклиди.
–
Хряпов глянул на меня с усмешечкою: ох вы, газетчики!
– В таком случае, господа, формальность… расписочку…
Снова появилась бумага, снова мы писали, расписывались. Хряпов достал заранее приготовленные деньги – по триста рублей на душу (всё предусмотрел, мерзавец, купеческая душа).
«Занимательная ситуация, – подумал я, убирая хряповский аванс, – зачем нам деньги, если из дому выйти нельзя, даже спичек не купишь?»
– Собственно говоря, – сказал Хряпов, без труда отгадав мои мысли и наверняка мысли Фундуклиди (если тот вообще был способен мыслить критически), – у меня в доме деньги вам не понадобятся. Я предложил их для…
«…для пущего усердия», – саркастически продолжил я про себя.
– …для того, чтобы укрепить доверие между нами… Ну, а теперь, – продолжил хозяин дома председательствующим тоном, – пора перейти к главной теме. Прошу, Михаил Теофилактович.
Фундуклиди снова засопел и заговорил резким голосом полицейского:
– Прежде всего – о полученном письме… Сведений мало. Отправлено из города, поскольку штемптель городского почтамта. Никаких отпечатков после химического анализа мной не найдено. На конверте много отпечатков, но не те… Есть один неясный отпечаток, но… – тут Михаил Теофилактович приостановился и многозначительно обвел взглядом вокруг. – Но есть мнение, что он поставлен нарочно, чтобы запутать поиски.
Слова «есть мнение» почему-то явно намекали на мнение самого Фундуклиди.
«Личный пинкертон» Хряпова пососал сигару и заключил:
– Письмо ничего существенного не дало и следствию не помогло.
Он продолжил:
– Что касается личности самого злодея, Булкина Федора Касьяновича, то он жил раньше на Слободской, 25, но полгода назад съехал. Дом и имущество описаны за векселя (Хряпов ерзнул на месте). Куда переехал сей Булкин – неизвестно. У полиции никаких сведений нет. Я говорил о злодее с околоточным. Тот сказал: тихий господин, рыжий… рост – метр шестьдесят, давал на чай. Никого из прислуги найти не удалось: все вернулись по деревням. Но скорее всего – злодей в городе и наверняка следит, о чем есть намеки в письме. О том же говорит штемптель…
– Штемпель, – не выдержал я.
– Что? – недоуменно спросил Фундуклиди.
– В общем, – сказал Хряпов, перебивая нас обоих и подводя резюме, – о злодее… то бишь, об этом Булкине, ничего толком не известно.
Мы с Фундуклиди смотрели на него, ожидая.
– Что ж, поскольку следствие не привело к ощутимым результатам, – наконец сказал
Грек заворочался, изображая внимание.
– Прежде всего: за домом, конечно, следят (Фундуклиди кивнул: "Да, да, я же говорил…"). Вот письмо: «Не вздумайте попытаться скрыться… придется прибегнуть к методам менее благородным…». Поэтому мой план, как вы, наверное, догадались – не выходить из дома. Каждый выход дает карты в руки врага и позволяет ухлопать нас из–за угла.
Он повторил, как особо важное:
– Ухлопать!.. Вы вооружены?
– Да, – сказал грек. – Безусловно.
– А вы?
Я пожал плечами.
– Но умеете обращаться с револьвером Смита и Вессона?
– Умею.
– Отменно. Я дам вам револьвер. Если хотите – два.
– Два… – поддакнул Фундуклиди.
– Хватит одного.
– Завтра получите оружие и патроны… И главное – самая строгая тайна.
– Значит, вы полагаете: никого, кроме нас не стоит посвящать в историю?
– Полагаю, да.
– Э… – сказал Фундуклиди, выкатывая глаза. – И больше никому не сообщим? А полиции?
– Нет, – твердо ответил Хряпов. – Ведь злодеи скорее всего уже смотрят за домом. Вообразите, что им что–то не понравится…
– Например, то, что мы заперлись и не выходим, – сказал я.
– Ну уж это вряд ли… Думаю, они на это и рассчитывали, посылая письмо.
– А если – на бегство?
– Сомневаюсь… Ведь можно же было совершить месть и не посылая вызова… Хм… Однако, надо же какая любовь к драматизму – "Через месяц я приду отомстить…" Хм! (Хряпов нервно дернул губой). Впрочем, нам некуда спешить. (Не выдержав, он быстро глянул на лист календаря, словно число уже успело смениться). Так вот, продолжаю. По моему мнению, если злодеи увидят, что их жертва хочет исчезнуть или появляются препятствия к осуществлению красивого плана… а тем паче, если вдруг полиция, охрана, шум, скандал – то они плюнут на свой драматический замысел. Да-с плюнут!.. И появятся в один прекрасный момент, откуда их не ждут: вот мы! Пустят в ход любое средство, и в итоге ваш покорный слуга…
– Не забывайте и про нас, – вставил я.
Хряпов замахал рукой, словно ожегся:
– При чем тут это! При чем тут это! Не занимайтесь, пожалуйста, демагогией, Петр Владимирович… Итак, моя мысль ясна?
– Да, – сказал Фундуклиди, пуская пушечный клуб дыма.
– Но в доме есть слуги, – заметил я. – Они посвящены в дело?
– Да! Вот вопрос: как же слуги? – выпалил грек.
– Прислуга ничего знать не будет, – сказал Хряпов. – Дворник, повар, садовник и камердинер Степан живут во флигеле во дворе. Я ничего не говорил им и даже не надеюсь на их помощь, потому что для такого дела они, поверьте, непригодны. Прислуга будет играть лишь роль закулисных в театре… Появляться в определенные часы, привозить продукты, готовить стол, убирать пыль и уходить.