Бульвар под ливнем (Музыканты)
Шрифт:
Оля написала эту часть несколько дней назад. Первый вариант. Условно назвала «Юный князь». Показала Ипполиту Васильевичу Беленькому. Он посмотрел и сказал, мало голосов, перекличек между киевской землей и юным князем, мало противоположных красок.
Оля согласилась с Ипполитом Васильевичем. Теперь она усилила голоса, разность их звучания — лебеди и заутреня в Киеве, крики воронов и голоса половецких дев, и в то же время провела отчетливее общую тему — тему России, Родины.
Когда Оля впервые решила написать музыку по мотивам «Слова» для органа, многие удивлялись, но Оля знала,
Движутся знамена русских и боевые хоругви с ликом Георгия Победоносца, Солнечного воина, навстречу лавине серых татарских бунчуков. Оля слышала, как «гремлют» мечи и секиры и в тучах «трепещут синии молнии»; видела князя Игоря и его брата Всеволода, гибель их дружин. И как потом, уже на Куликовом поле, рождалась новая великая Русь под теми же знаменами и ликом Солнечного воина. Мотив будущего, когда уже не Киев, а Москва несла победу и объединение Руси. Этого Оля будет добиваться в заключительной части произведения. Оля написала и эту часть, но никому еще не показывала.
Оля подобрала регистры для «Юного князя», разметила педальную аппликатуру. Потом решила, что, может быть, напишет еще партию рояля, подключит рояль к органу. В последней части — как объединение двух сильных инструментов. А может быть, с самого начала писать для органа и фортепьяно?
Оля пошла на лестничную площадку между первым и вторым этажами, проверила расписание занятий на завтра: гармония — профессор Кудрин, история зарубежной музыки — доцент Рогачева. Кто-то написал карандашом: «Двурукие — играйте синхронно». Выпад теоретического факультета, потому что теоретикам недавно тоже кто-то написал: «Умейте отличать композиторов, находящихся впереди, от композиторов, забегающих вперед».
Дружеская пикировка на консерваторском уровне.
Оля решила заглянуть сегодня в школу. Давно собиралась это сделать: вдруг кто-нибудь знает об Андрее. Он должен все-таки поскорее вернуться в Консерваторию, он должен начать себя заново и в музыке и как-то в личной жизни. У Андрея музыка всегда зависела от личной жизни. Впрочем, не у него одного это так. Оля заходила в деканат струнного отделения, пыталась узнать, но никто не знал, где Андрей. Профессор Мигдал попросил пока оставить Андрея в покое, а просьбу такого профессора, как Валентин Янович, выполнит любой деканат.
Чибис оделась и вышла из Консерватории. По пути заглянула в нотный магазин «Лира», спросила о новой книге по композиции.
— Как получим, я вам оставлю, — сказала продавщица. Она знала всех профессоров и студентов в лицо.
В школе, в учительской, Чибис застала только Евгению Борисовну. У нее Чибис не хотела ничего узнавать. Татьяна Ивановна раскладывала пасьянс «шлейф королевы».
Оля подсела к столу. Ей нравились пасьянсы своей отрешенностью: не надо думать ни о чем сложном и личном — перекладываешь цветные картинки, как детское лото, ищешь заданное сочетание.
Появился директор школы Всеволод Николаевич.
— Вижу, — сказал он Татьяне Ивановне. — Испытываете судьбу.
Татьяна Ивановна смутилась.
— Здравствуйте,
Оля не поняла директора, тоже смутилась.
— Я имею в виду Великобританию.
Оля опять ничего не поняла.
— Вас приглашает в Англию господин Грейнджер на симпозиум органной музыки.
Оля стояла растерянная. Она до сих пор донашивала свое школьное коричневое платье и была по виду все еще школьницей.
— Вам не сообщили в Консерватории?
— Сказали, что должна явиться завтра в международный отдел.
— Это и есть то, что я вам сказал. Ну, и то, что вам скажет «шлейф королевы».
Всеволод Николаевич заспешил по коридору, потому что из какого-то класса донеслись ребячьи голоса, а потом звук, похожий на электромеханическую пилу, которая распиливает что-то на доски.
Тетя Таня убрала карты.
— Надо поискать Верочку ему в подмогу.
— Верочки в школе нет, — сказала Чибис.
— Значит, я ее прозевала. Ты посиди, а я пойду с ним.
Чибис вновь села к столу.
И вдруг она поняла, ощутила совершенно ясно для себя, что если произойдет такое и она поедет на симпозиум в Англию, то повезет не Баха, нет; она повезет русскую органную программу, совершенно новую для всех и для нее, и это будет не готический стиль высоких микстур и не французская музыка с язычковыми регистрами. Она отыщет в Исторической библиотеке или в Ленинской старинные ноты или использует то, что привезла из Новосибирска в списках из бывших староверческих скитов, и подготовит «светло-светлую» землю Русскую, Гардарику, как называли ее в древние времена, что означало Страна городов.
Вот как все это должно быть.
Оля вытащила из колоды одну карту. И это была не пика. И Оля подумала об Андрее.
На следующий день Оля пришла в Министерство культуры, разделась и поднялась на лифте на третий этаж.
Оля прошла по коридору и остановилась перед дверью с номером пятьдесят четыре — международный отдел. Остановилась, и стоит, и понимает, что это глупо стоять и не входить, но с ней именно так все и бывает. Никогда прежде она не могла войти ни в учительскую, ни в кабинет к директору школы или теперь в кабинет декана или проректора Консерватории. Она подходила к дверям и замирала, так же замирала, как перед клавишами органа: она всегда не доверяла себе.
Дверь отворилась, и вышла женщина. Едва не наскочила на Олю, потому что не ожидала, что кто-то стоит у дверей. Оля совсем растерялась.
Женщина извинилась перед Олей и собралась идти по коридору, но заметила, что Оля продолжает стоять перед дверью. Тогда женщина спросила:
— Вам кого?
— Меня вызывали, — сказала Оля.
— Вы Гончарова? — спросила женщина. — Мы вас приглашали.
И Оле показалось, что женщина даже как-то выделила слово — приглашали.
— Идемте со мной. — Женщина была высокая, с прямой, как у балерин, спиной, в темном костюме, в белой кофточке. Голос у нее был спокойный. Оля уважала женщин с такими спокойными голосами, и она была рада, что помедлила входить в двери, и вот вышла эта женщина.