Бумажная луна
Шрифт:
Питер решил, что сегодня ночью тюрьма будет забита и шериф не очень соскучится, если строитель школы останется на ночь здесь. Но это свое соображение он не рискнул высказать вслух. Они снова сели за стол, делая вид, что ничего не произошло. Но воздух в комнате, казалось, накалился от напряжения. Дженис моргала каждый раз, когда он смотрел ей в глаза, и чуть не выронила салатницу, когда, одновременно потянувшись за ней, оба соприкоснулись руками. Хозяйка то и дело исподтишка бросала на него взгляды, думая, что Питер не видит их. Убирая после ужина посуду, Дженис еле
Питеру не хотелось смущать учительницу. Очевидно, она просто не привыкла к мужчине в доме. Как же дать понять, что он не обидит ее? Впрочем, Питер и сам не был уверен в этом. Маллони слишком сильно хотел ее.
Когда они мыли посуду, раздался громкий стук в дверь. Дженис торопливо пошла открывать, на ходу вытирая руки об полотенце. Увидев шерифа, она облегченно вздохнула. Пауэл снял шляпу.
— Входите, шериф! Как вы здорово разделались с этими хулиганами! А мистер Маллони решил, что на нас напали.
Она отступила, давая Пауэлу пройти, но он остался на пороге.
— Джэсон открутил бы мне башку, случись с вами что-нибудь, мисс Харрисон. Я только зашел посмотреть, все ли у вас в порядке. Утром я пришлю кого-нибудь, чтобы вставили новое стекло. — Он посмотрел на Маллони, который стоял, привалившись к косяку и скрестив на груди руки. — Вам сегодня придется ночевать на открытом воздухе, Маллони. Тюрьма переполнена.
— Я так и думал, — кивнул Питер. — Не возражаете, если я лягу поблизости от дома мисс Харрисон? Похоже, здесь небезопасно оставаться одной.
Шериф нахмурился:
— Все эти годы ей ничто не грозило. Думаю, что и сейчас нет повода для страхов. Хардингу не понравится, если вы заведете шашни с учительницей.
Дженис сердито подняла брови: они разговаривали так, будто ее здесь не было!
— Хочу вам напомнить, джентльмены, что я стою здесь и все слышу. Я взрослая женщина и сама могу сказать мистеру Маллони, хочу я или нет, чтобы он ночевал в моем дворе. Так что, шериф, идите и занимайтесь своими делами, а за меня не беспокойтесь. — Взглянув на Маллони, она постаралась унять дрожь: ей почудился хищный блеск в его глазах. — А вы, мистер Маллони, если хотите, можете раскатать свою походную постель в сарае. Кажется, будет дождь.
Мужчины переглянулись, и Дженис мысленно выругалась: точно великовозрастные мальчишки перед дракой! Она решительно начала закрывать дверь перед носом у шерифа, не давая ему больше сказать ни слова.
— Спокойной ночи, мистер Пауэл, увидимся утром, а вы можете идти, мистер Маллони. Обед окончен.
Он выпрямился, но с места не двинулся, возвышаясь над ней на целую голову. У Дженис не было желания подходить к нему ближе.
— А что, Хардинг всегда так печется о своих учителях, что даже поручает шерифу присматривать за ними? Или это только вы пробуждаете в банкире его лучшие инстинкты?
Дженис очень не понравился намек, прозвучавший в вопросе, и, не удостаивая его ответом, она указала на дверь:
— Спокойной ночи, мистер Маллони.
Он как-то загадочно посмотрел на нее, повернулся и вышел.
В эту ночь Дженис, зная, что
Когда первые тяжелые капли дождя ударили по жестяной крыше, Дженис почувствовала укор совести. Ее сарай протекал. Надо было посоветовать Питеру поискать более подходящее место для ночлега.
Дождь лил все сильнее, и вскоре Дженис услышала шаги на заднем крыльце: Маллони двигает оловянным ведром и шваброй в поисках сухого уголка. Надо бы выйти и предложить ему лечь на кухне, но она ни за что не сделает этого. Все эти годы Дженис ревностно оберегала свою репутацию и не позволит Питеру Маллони из-за дождя подпортить ее«за одну ночь.
К утру она со страхом поняла, что ее решимость во что бы то ни стало спасти свою репутацию не так и сильна, как ей хотелось бы. Всю ночь Дженис не могла заснуть. Не сказать чтобы ее мучила совесть, нет. Пожив в домах Маллони, в которых зимой низкие окна заносило сугробами снега, а летом и осенью стены зарастали плесенью, Дженис не испытывала к нему ни капли жалости. Просто ей было очень жарко в ночной рубашке, снять которую она почему-то не решалась.
Одеваясь, она слышала, как Питер взял ведро и пошел на колонку, а потом плескался в холодной воде. Можно было бы предложить теплой воды для умывания, но тогда стало бы ясно, что Дженис за ним следила, а этого ей не хотелось. То, что он стоит на ее крыльце, возможно, полуголый, и бреется, почему-то казалось Дженис слишком интимным. Она решила, что лучше не вмешиваться.
Маллони внес на кухню дрова и склонился над поленницей, слегка задев ее юбки. Не поднимая глаз, она выдавила «доброе утро». Взгляд Дженис невольно упал на его мускулистые плечи, обтянутые темной рубашкой, и она поспешно отвела глаза.
— Испекутся ли когда-нибудь эти оладьи? — задала она довольно глупый вопрос, потому что оладьи были уже готовы.
— Я готов пасть ниц и молить Бога о том, чтобы они поскорей испеклись. Могу я чем-то помочь?
Дженис раздражало присутствие на кухне постороннего. Здесь был свой привычный порядок, и она быстро и ловко управлялась со всеми делами. Передать часть их в чужие руки было нелегко. И все же лучше пусть Маллони крутится по кухне, чем сидит за столом и пялится на нее.
— Достаньте посуду и накройте на стол. И принесите сироп из кладовки. Через минуту завтрак будет готов.
Ей казалось несколько необычным, что мужчина помогает в таких делах: даже после смерти мамы ее отец редко заглядывал на кухню. Чтобы мужчина накрывал на стол? О таком она не могла даже помыслить. Краем глаза Дженис наблюдала, как Маллони старательно, но не слишком уверенно раскладывает столовые приборы, и не сдержала улыбки, увидев, что он расставил тарелки в линию по одну сторону стола и накрыл их салфеткой.