Бумажная луна
Шрифт:
— Ребята не видят бревно. Дайте мне весло, и я удержу лодку, — тихо сказал Бен.
Питер, кивнув, протянул ему свое весло и начал снимать рубашку и ботинки. У Дженис перехватило дыхание. Она даже не знала, умеет ли Питер плавать.
Он нырнул в воду и в несколько сильных бросков достиг бревна. Сердце ее снова замерло в тревожном волнении, но тут она увидела, как муж ухватился за бревно и поволок его в сторону от мальчиков. В любую секунду Питера могло снести течением на середину реки, но, кроме нее, казалось, никто не беспокоился об этом. Девочки прыгали, кричали и радостно визжали, а Дженис видела только мокрые волосы и
Мануэль с Беном пытались подгрести поближе к мальчикам, которые, похоже, уже выбивались из сил. Дженис перегнулась через борт и тянула к ним руки.
Направив бревно за лодку, Питер отпустил его и, преодолевая течение, поплыл назад. Одна детская головка скрылась под водой, и крик Дженис прежде других криков достиг его ушей. Наполовину свесившись с лодки, она тянулась к маленькому Монтейну, который, выныривая, отчаянно ловил ртом воздух. Питер, выругавшись, поплыл быстрее.
Схватив мальчика за волосы как раз перед очередным погружением, он вытянул его из воды и передал в руки Дженис. Она поддержала мальчика и с помощью остальных втащила в лодку.
Питер убедился, что двое ребят держатся на воде, и, ухватившись за борт, залез в лодку.
Дженис тут же оставила мальчика Алисии и опустилась на корточки перед Питером, вытирая своим носовым платком его мокрое лицо.
— Я боялась, что ты не умеешь плавать, — пробормотала она.
Тяжело дыша, Питер развалился в лодке. Под жаркими лучами солнца капли влаги на его груди превращались в пар, но внутри его все кипело от радостного волнения: Дженис за него боялась!
— Я что, дурак? Если бы я не умел плавать, я не прыгнул бы в лодку.
— И не схватил бы почти необъезженного жеребца, если бы не умел ездить верхом. Ты прав, — она промокнула его лицо мокрым батистовым платочком, — но я привыкла всегда беспокоиться.
— А я стал еще одним объектом твоего беспокойства. — Питер добавил еще один штрих к портрету этой женщины, которую называл своей женой. — Наверное, вряд ли тебя это успокоит, если я скажу, что тебе больше не о чем беспокоиться. Теперь обо всем буду заботиться я.
— Боюсь, мы с тобой по-разному понимаем слово «забота». А менять меня уже слишком поздно, — неохотно призналась она.
Питер опустил ей голову, и их губы встретились. После короткого сопротивления она согласилась на поцелуй, к радостному ликованию зрителей. Отпустив ее, он прошептал так, чтобы слышала только она:
— Это никогда не поздно, миссис Маллони.
Вспыхнув, Дженис отвернулась к детям и принялась бранить мальчишек.
Глава 20
После этого день пошел веселее. Дженис не привыкла ни дня сидеть без дела — не говоря уж про несколько дней. И сейчас она собирала и разбирала корзинки для пикника, сняв туфли, заходила в воду, чтобы помочь мальчикам вытягивать рыбу, следила за девочками, чтобы они не намокли и не испачкались. Но это было более развлечением, чем работой, и очень скоро она уже просто сидела на берегу и смеялась над детскими шалостями.
В одно из таких мгновений Питер присел на камень рядом с ней.
— Мне нравится слушать твой смех, — тихо сказал он, поправляя на ней широкополую шляпу, чтобы лучше закрыть от солнца ее быстро покрасневший нос. — Тебе надо почаще смеяться.
— Ха! И кто бы это говорил? — Дженис ехидно ухмыльнулась.
Она никогда в жизни не подтрунивала над мужчинами. Но Питер так на нее смотрел, что это вышло само собой. Праздные дни быстро испортили ее. А может, в этом виноват ее муж? Вчера вечером она даже хихикала над ним, когда Тайлер застал их целующимися в галерее. И ведь она действительно сама целовала Питера! Причем в мыслях зашла намного дальше, чем просто поцелуи, пока наконец не опомнилась. Нет, сейчас она не потеряет голову! Хотя на этом крохотном островке, полном детей, не о чем беспокоиться — здесь она в безопасности.
— А я смеюсь, — возразил он, — все время смеюсь.
— Вы нагло лжете, Питер Алоизис Маллони! Когда мы с вами познакомились, вы даже не улыбались. С тех пор я припоминаю только один случай, когда вы смеялись.
— Гм-м-м. — Он подпер кулаком подбородок, обдумывая ее слова. — Тебя послушать, так я просто какой-то напыщенный бирюк.
— Вот-вот, и всегда был таким. Я помню, как ходила к магазину встречать свою сестру, которая там работала, а ты обычно или строго решал споры между продавцами, или с важным видом провожал какую-нибудь старую леди до ее экипажа. У тебя всегда был такой вид, как будто ты сделан из стали.
Он взглянул на нее с веселым недоверием:
— Но ты все равно вышла за меня замуж? Что же тогда можно сказать о тебе?
— Боюсь, что не очень много, — охотно признала Дженис. — Я была напугана грозящими мне неприятностями и ухватилась за легкую возможность избежать их. Не сказать что я горжусь собой за это.
Питер помрачнел:
— Ты в самом деле так сильно меня презираешь?
Если бы она сейчас не видела его лица, то ответила бы утвердительно. Дженис говорила шутя, но ей вспоминались и другие картины ее катлервильского прошлого. Ей вспоминалось, как, до нитки промокшая, она стояла под проливным дождем у дверей дорогого магазина Маллони и ждала, когда выйдет сестра, чтобы проводить ее домой. Зайти внутрь она боялась. А мимо в элегантном экипаже проезжал Питер, и его модный цилиндр был совершенно сухим, потому что кучер держал над ним зонтик. Тогда он даже не знал о ее существовании.
Были и другие вещи, за которые он заслуживал презрения: развалюхи-дома, которые его семья отказывалась ремонтировать; сборщик квартирной платы, который бил женщин; низкая заработная плата, ужасающие условия труда… Этот список при желании можно было продолжать до бесконечности. Но у Дженис уже не было такого желания. Тот Питер Маллони, которого она презирала в Катлервиле, не бросился бы в грязную бурлящую реку спасать малознакомого мальчика. Этого человека, за которого она вышла замуж, Дженис совсем не знала.
— Я не настолько хорошо тебя знаю, чтобы презирать, — наконец ответила она.
— Но ведь ты жила в Катлервиле, твоя сестра работала в магазине Маллони. Ты жила в домах, принадлежавших моему отцу, правда? Даже моя невеста возненавидела меня, узнав про эти дома, а ведь ей не пришлось жить в них.
Дженис уловила в этих словах оттенок горечи и с любопытством взглянула на Питера:
— Ты ее сильно любил? Поэтому и уехал из города?
Питер поднял плоский камешек и зашвырнул его в реку. Один из мальчиков в восторге закричал, увидев, как камешек запрыгал по воде, и попытался повторить то же самое. В нескольких ярдах от них разгорелось соревнование по метанию камней в воду, но Питер не обратил на это внимания, поглощенный разговором.