Бумажное сердце
Шрифт:
Я начну с момента, когда светловолосый мальчишка даже не задумывался о карьере именитого писателя. Он был как все остальные дети: иногда капризничал, много бегал, громко кричал от радости и страха, до потемнения в глазах любил сладости и был необычайно любознательным.
Мистер Спеллфайр начал проявлять интерес к написанию различных историй ещё в школьные годы. Сидя где-нибудь в самом углу класса, пока все более-менее общительные детишки, в том числе подростки, страдающие невероятным количеством проблем с кожей и самооценкой, резвились на
– Именно так, просто и без какого-либо намёка на что-то невероятное, начинаются по-настоящему захватывающие истории, верно? – спросил Люцифер. На его губах играет лёгкая улыбка.
– Думаю, да. – заворожённо кивнула я.
Мистер Спеллфайр учился. Со временем он стал безошибочно и точно разделять своё творчество на то, что можно выгодно продать и показать другим, и то, что писалось исключительно «в стол», доставляя эстетическое удовольствие лишь своему создателю.
Сочинения второго типа нельзя назвать плохими, вовсе нет. Наоборот, я назвал бы их… интересными. В них и глубокие мысли, и по-взрослому мудрые решения, и нежные человеческие чувства представлены на редкость ярко, живо. Джонатан прекрасно осознавал – такое продаётся плохо. Поэтому, будущий писатель развлекал себя и читателей – коих с каждым днём становилось всё больше – написанием незамысловатых сюжетов, вертящихся вокруг пятого из семь смертных грехов – похоти.
С грамматикой – вот беда! – у Джонатана всегда наблюдались некоторые проблемы. Его нельзя назвать безнадёжным невеждой, мистер Спеллфайр не делал особенно грубых ошибок в своих рукописях, но вполне мог переделать малоизвестное ему слово на собственный лад. Юный Джонатан и сам знал о своей неграмотности, потому, ещё со времён школьной скамьи, стал завязывать полезные знакомства и тесные дружеские отношения с нужными людьми. Его друзья и приятели в большинстве своём люди, чью грамотность высоко ценили учителя и общество, знающее в этом толк.
В четырнадцать лет лицо юного Джона обезобразили всевозможные подростковые проблемы с кожей. Он ничем не отличался от сверстников в этом плане – постоянно стесняющийся своего внешнего вида, неловкий, неуклюжий, но в то же время с ярко выраженной склонностью к здоровому бунтарству. Щёки его вечно были нездорово-бледными, подбородок и крылья носа осаждали бесчисленные ярко-красные воспаления, а широкий лоб – сколько бы парень не умывался – всегда блестел, словно начищенный медный чайник.
К семнадцати же годам «гадкий утёнок», худощавый подросток с угловатыми плечами и тоненькими, словно верёвочки, ногами превратился в смазливого юношу. Всего за одно лето Джонатан вырос практически на голову от собственного роста, подтянулся и возмужал. От его бархатистого голоса сверстники моментально теряли головы!
Стоит ли говорить, что, осознав собственное превосходство над ровесниками, мистер Спеллфайр умело этим пользовался? Теперь ему не составляло труда познакомиться с нужным умником или умницей и использовать их грамотность в собственных целях. Видя Джонатана, ровесники готовы были практически на всё. Ими овладевало нечто странное, похожее на гипноз. Эту же «способность» иногда называют дьявольским обаянием.
Я не зря упомянул смертные грехи. Похоть – один из личных «любимых» грехов мистера Спеллфайра. Получив приметную, красивую внешность, будущему писателю не приходилось краснеть и трястись от страха, приглашая первых красавиц на танцы. Спустя короткое время юный Джонатан также осознал свою власть над некоторыми ровесниками мужского пола.
Он не отказывал себе в новых партнёрах. Он не отказывал себе во всеобщем обожании, почитании и любви. Ему приносило небывалое удовольствие само осознание, что о нём грезят так много людей. Мистер Спеллфайр считал это чем-то вроде возмещения за подростковые годы, полные издевательств, отказов и унижения.
Похоть – один из личных «любимых» грехов, который долгое время ходил в фаворитах Джонатана.
На этом Люцифер умолк, переведя задумчивый взгляд на окно. Неожиданно я поняла, что незаметно пролетел весь день – на улице уже темно! Не понимающе всё ещё смотрю в окно. Как это могло случиться? Люцифер, ведь, только начал рассказывать! Я буквально пару минут назад села в кресло и… Надо же, девятый час.
– Что ж, на этом я закончу. – мужчина отодвинул от себя пустую чашку и встал.
– Но история не может так закончиться. – невнятно пролепетала я, не сводя с загадочного гостя глаз.
– Конечно же, она не закончена. – ответил Люцифер. – Я вернусь, – сказал он, – и продолжу. Это будет, скажем… завтра после обеда.
Мужчина ушёл так же быстро, как появился сегодня в магазине.
Не чувствую усталости, как ни странно. Я привела в порядок помещение магазинчика, вымыла чашки и собралась идти домой.
К вечеру ударил мороз, и улицы превратились в один большой сплошной каток. Жалко, у меня нет коньков. Впрочем, я даже кататься на них не умею. Передвигаясь медленно и очень осторожно, спустя полчаса мне удалось добраться домой, не разбив при этом ни нос, ни ладони, ни колени.
У двери встречает любимый кот Лаки. Он приблудился пару месяцев назад и не захотел уходить. Лаки мурлычет и трётся об ноги, не боясь намокнуть из-за налипшего на обувь снега.
Все думы до сих пор вертятся вокруг загадочной персоны Люцифера. Мне всё больше и больше верится, что он настоящий Дьявол. Думаю, никто больше не мог бы так бескомпромиссно завладеть моими мыслями. До сих пор кажется, будто он где-то рядом. По-моему, Люцифер наблюдает за мной каким-то совершенно немыслимым образом.
Нужно просто лечь спать и не забивать голову небылицами. Я так и сделала, однако, ровно в два часа после полуночи проснулась от звука открывшейся двери и отодвинувшегося стула. Мне это точно не показалось, я уверена! Лаки как спал, свернувшись клубочком у изножья кровати, так и продолжает видеть сны, даже ухом не повёл.
Наверное, всё же показалось. Не мудрено! Сначала в магазин приходит нечеловечески обаятельный мужчина, представляется Падшим Ангелом, а потом ты хочешь, Мэри, чтобы тебе ничего не мерещилось? Вряд ли такое бывает.