Бумажное сердце
Шрифт:
Мне не нравится говорить об отце, и я предпочитаю называть его по имени, но сейчас… Я почему-то верю Люциферу. Может, это всё-таки правда? Нет, чёрт возьми! Такого просто не может быть!
Из собственных мыслей меня вырвало одно слово, произнесённое странным гостем – «папочка».
– Прости,
– Папочка. – легко повторил мужчина. – Ну, вам, людям, он известен как Бог.
– А ты хочешь быть богом?
– Я и так Владыка Ада, нужно ли мне больше? – с усмешкой спросил Денница. – Вообще, я пришёл ради продолжения истории мистера Спеллфайра. Ты хочешь его услышать?
– Конечно. – ни на секунду не замявшись, ответила я.
– Прекрасно.
Как бы Джонатан ни был привлекателен, как бы он ни был очарователен, его первую рукопись никто не хотел печатать. Произведение получилось небольшим, но дотягивало до звания романа. Очень неплохого романа для начала, я бы сказал.
Это было как раз то сочинение, которое мистер Спеллфайр долгое время ото всех скрывал. Оно казалось Джону слишком личным, чтобы позволить другим читать и критиковать его. Но в один день, решив, что он сможет перерасти собственные «грязные сказки», юный Спеллфайр отважился отнести рукопись в издательство. В нём отчаянно говорил внутренний голос, утверждающий, что Джонатан способен на нечто большее, чем бессмысленные, мерзкие рассказы.
Джонатан собирался оставить след в истории мировой литературы. Юноша был полон уверенности и не собирался отступать.
Прошло три месяца. Юноша потерял счёт отказам за это время. Покидая кабинет очередного издателя, Джонатан спрятал туго перевязанные листы бумаги под куртку и, понуро опустив голову, зашагал в дом родителей, с которыми жил до сих пор.
Лил дождь. Погода грустила вместе с юным писателем. Капли барабанили по крышам домов и машин, сильно пахло сырой землёй и наступающей на пятки осенью. Листья деревьев медленно окрашивались в жёлтый цвет, трава желтела тоже.
Джонатан опустился на ступени лестницы и закрыл лицо руками. В нём бушевал гнев. Мистер Спеллфайр ненавидел всех тех, кто отверг его и его рукопись.
Держа под курткой своё творение, Джонатан чувствовал себя матерью, чьё дитя не принимают. Молодой человек готов был поклясться – он слышит, как в пачке бумаги бьётся самое настоящее сердце! От этого на душе становилось только паршивей – его бедное бумажное сердце разрывалось.
Ровно на следующий день будущий писатель был весел и как никогда уверен в себе. Даже родители, привыкшие ко всякой перемене настроения младшего сына, удивились, но от расспросов воздержались. Джон выпорхнул из дома и полетел навстречу с человеком, имевшим значительную власть в литературном мире. Юноша взял с собой все те «сказки», которые имели наибольшее количество отзывов у читательских сердец.
Конец ознакомительного фрагмента.