Бумер-2
Шрифт:
С этими утверждениями было трудно спорить, только насчет груздя и кузова не совсем понятно. Но Шубин все-таки выложил свой последний козырь:
— Я знаю, что это люди Гребня, — сказал он. — При первой встрече парни строго наказали, что теперь я должен платить именно Гребню.
— Заплатишь на том свете, — капитан убрал протокол в папку. — Он уж года два как откинулся, твой Гребень. Сидел где-то под Интой. И подох от пищевого отравления. Воображение у тебя того… Дай бог всякому. Тебе бы это… Фантастические романы писать. Когда опубликуешь,
— Но морды их я запомнил. Может, какие фотографии у вас посмотреть?
— Морды у них у всех одинаковые — бандитские, — сказал, как отрезал Старостин. — Ладно, будут новости, я с тобой свяжусь. И сам позванивай. Ну, если будет свободное время. И желание.
— Свободного времени у меня теперь много, — проворчал Шубин. — Больше, чем требуется. Черт бы вас всех поимел…
— Поеду, — сказал Старостин и добавил. — Волка ноги кормят.
— Вот именно: волка, — прошептал под нос Шубин.
Капитан забрался в кабину, кинул картуз на заднее сидение и приказал водителю трогать.
Постный в сопровождении своего водилы и собутыльника Васьки Сорокина по прозвищу Сорока появился около десяти.
После бурной ночи хозяин выглядел изрядно помятым и усталым, под глазами залегли тени, а кожа лица сделалась желтой, будто Постный только что выписался из инфекционной больницы, где лечился от гепатита. Сорока, пробухавший с хозяином до утра, выглядел не лучше. Помятая отечная морда и узкие щелочки красных глаз.
Желабовский, положив газету на стул, поднялся и вежливо поздоровался. Сорока даже не посмотрел в его сторону. Хозяин буркнул что-то сквозь зубы, остановился, смерил своего бойца взглядом, и тихо сказал:
— Проходи в кабинет. Поговорим.
Постный, пропустив вперед посетителя, вошел следом, рухнул в кресло и нацедил из бутылки стакан минеральной воды. Жлоб ждал, когда хозяин, теперь уже бывший хозяин, утолит похмельную жажду и сможет шевелить своим поганым языком. Постный налил второй стакан, сделал глоток и откинулся на спинку кресла. Жлоб гадал про себя, чем сейчас занят Сорокин: треплется с секретарем или спустился вниз и торчит во дворе.
— Ты чего это так вырядился? — спросил Постный. — Жениться собрался, да? А дуру, которая за тебя пойдет, еще не нашел. Не родилась такая, да?
Жлоб молча проглотил оскорбление. Это не впервой, успел научиться и привыкнуть.
— Я что тебе сказал вчера? — Постный стукнул ребром ладони по столу. — У тебя как с головой?
— Нормально, — ответил Жлоб. — Котелок варит.
Он переминался с ноги на ногу посередине кабинета. На языке вертелись самые грязные ругательства и оскорбления. Но Жлоб давно усвоил правило: сначала надо стрелять и только потом трепаться. А не наоборот.
— Тогда почему ты не сжег машину? Вместе с Кубой?
— Ну, я решил, что его лучше похоронить по-человечески. Вырыл могилу, завернул его в брезент…
— Он, видите ли, решил, — Постный дернулся так, что вода из стакана выплеснулась на рубашку. — Кто
Жлоб лишь пожал плечами, у него было свое мнение на этот счет, но высказывать его вслух, спорить с этой скотиной, как-то не хотелось.
— Не согласен? — переспросил Постный. — А напрасно. Думать и принимать решения ты не способен. Нет такой физической возможности. Ты должен был выполнить мою команду. А вместо этого белым дням приезжаешь в мой автоцентр на паленой тачке. Номера, марку и цвет этой колымаги наверняка уже пробили менты. А ты приперся на ней прямо ко мне. И еще поставил ее у административного корпуса. Возле парадного подъезда. Это как понимать?
— У меня другой тачки нет, — ответил Жлоб. — На эту у меня доверенность. Если бы я ее сжег, на чем бы я к вам приехал?
Минуту Постный хранил угрюмое молчание. Он думал о том, что за свою тридцатипятилетнюю жизнь вдоволь навидался полных дураков, тупиц и кретинов, но Жлоб среди тех персонажей совершенно особый экземпляр. Его интеллектуальный коэффициент трудно высчитать, потому что еще не придуман такой тест, потому что интеллект отсутствует, как таковой. Если сделать Жлобу трепанацию черепа, то обнаружится, что мозг его не больше грецкого ореха. И этот орех давно сгнил, или, покрывшись плесенью, превратился в поганую труху. Лучше с неодушевленным предметом общаться, чем с этим Жлобом.
— Ладно, — сказал Постный, понимая, что дальнейший разговор не имеет перспективы. — Оставишь тачку здесь. А лучше так: выезжай с административной территории через ворота, отгони «опель» в пятый бокс к Тимофеичу. Пусть в лапшу ее порежет, автогеном. Нет, лучше я ему сам позвоню. А тебе, пока на новую тачку не заработаешь, придется на своих двоих передвигаться.
Жлоб криво улыбнулся.
— Ошибаешься, — сказал он. — Я буду передвигаться на твоей «мазде».
— Чего? — Постный подумал, что он ослышался. — Чего ты там бухтишь себе под нос?
— Теперь я буду ездить на твоей тачке, — громко и внятно, делая ударение на каждом слове, заявил Жлоб. — Вот так, придурок. Долбанный мудак.
Постный глотнул воздуха широко открытым ртом. Видно, после ночных похождений у Желабовского начался нервный срыв или он просто с ума спятил. Прямо здесь, в кабинете хозяина. Постный вскочил из-за стола, он хотел крикнуть водилу или позвать охранников. Но ничего не успел сделать. Жлоб уже выхватил из-за пояса пистолет. Не поднимая руки, он дважды выстрелил от бедра, целясь в грудь бывшего хозяина. И не промахнулся. Постного отбросило к стене, он снова упал в кожаное кресло на колесиках. Он был еще жив, когда Жлоб сделал шаг вперед и добил бывшего шефа, пустив пулю между глаз. Рванув дверь на себя, Жлоб вышел в приемную, направив ствол в грудь Сорокина, не успевшего опомниться.