Бумер-2
Шрифт:
— А-а-а-а… Отпусти. Больно…
Кучушев кое-как освободился от тисков, сжимающих кадык, и отдышался.
— Ты что, совсем… Так ведь убить можно. Невзначай.
— И я сделаю это, — кивнул Жлоб. — Если еще раз скажешь «нет», считай, что ты уже дуба врезал.
— Все, что я могу, это немного облегчить его страдания, — замялся Кучушев. — У меня в заначке есть морфин. Твой друг после укола, по крайней мере, не впадет в болевой шок…
— И хрена ты мнешься, как целка перед абортом? — крикнул Жлоб. — Тащи сюда свой морфин. Тут человек помирает, а он, падла, бодягу разводит.
Кучушев
— Уезжайте, пожалуйста, — прошептал он. — Прошу вас. У меня трехлетняя внучка в доме. И родни полно. Больше ничем не могу помочь.
— Может, давай его хоть на сидение положим. Чего он там валяется на полу машины. Как собака дохлая.
— Пусть лежит, как ему удобно и где удобно, — ответил Кучушев и прижал ладони к груди. — Уезжай.
— Уеду, — мрачно пообещал Жлоб. — Но еще вернусь. Рассчитаться с тобой за оказанную помощь.
— Погоди, погоди…
Но Жлоб уже не слушал. Смачно плюнув под ноги, он сел за руль и огни «опеля» исчезли в темноте.
И опять ночная дорога, свет фар, выхватывающий из темноты заборы, стволы деревьев и неровное полотно асфальта. Ладони потели от волнения, и руль был скользким, будто его мылом натерли. Жлоб гнал машину в обратном направлении, путь через лес казался бесконечным, сзади тихо стонал Куба. Видно, морфин, который вколол Кучушев, был левым, бодяжным или это вовсе не наркотик. Врач наверняка уколол Кубу грошовым анальгином, лишь бы отвязались. Скот, крохобор паршивый. А еще людей лечит. Впрочем, лечит — это совсем не то слово. Помогает пациентам поскорее прибраться, — так будет правильнее.
Жлоб остановил машину, когда стоны прекратились. Зажег верхний свет, и заглянул за кресло. На полу неподвижно лежал Куба, похожий на обгоревшее бревно. Ясно, теперь спешить уже некуда. Почувствовав позывы тошноты, Жлоб вылез из машины, перевел дух и выкурил сигарету. Из дорожных канав поднимался туман, в лесу чирикнула бессонная птичка, облака разошлись, на сером небе появилась мелкая россыпь звезд. Жизнь продолжалась, но не для Кубы.
Жлоб набрал номер Постникова, в трубке слышались женские голоса и звон бутылок. Постный не сразу вспомнил, с какой целью звонит один из его бойцов.
— Умер, говоришь? — переспросил он. — М-да… Черт побери. Как некстати вся эта муйня. Поручи вам работу, саму простую, самую легкую, вы обязательно обосретесь. И еще этот трупешкик. Тоже мне, подарок. А что, Кучушев не мог помочь?
— Сказал, что не мог, — голос Жлоба дрожал от волнения и злости. — А так хрен его знает. Может, возиться не захотел.
— Чего? — переспросил Постный. — Нет, это я не тебе. А ты давай… Наливай. Девчонки уже заждались. Легли и просят.
Снова послышался звон бутылок и чье-то ржание.
— Слышь, Игорь, ты вечно звонишь не ко времени, — сказал Постный. — Всю дорогу у тебя одни проблемы. Вечно так: дай тебе говна, дай ложку. Ничего сам решить не можешь. Ладно… Так ты говоришь: Куба того… Откинулся?
— Вот именно: того, — подтвердил Жлоб и всхлипнул, готовый заплакать. — Умер, да… Мертвее не бывает. И я
— Машина на кого зарегистрирована? На Кубу? И хорошо. Отгони «опель» подальше, посади покойника за руль, залей салон бензином. И дальше по программе. Пусть менты потом разбираются. Хотя тут и разбираться нечего: несчастный случай. Все, действуй. Думаю, что спичку ты сможешь зажечь и без посторонней помощи.
Послышались короткие гудки, Жлоб убрал телефон и не мог пересилить отвращение и страх, залезть в машину, пока не нашел в багажнике бутылку с питьевой водой и армейскую фляжку с водкой. Он сделал пару жадных глотков, сел за руль и погнал дальше, чувствуя, что голова идет кругом, и в таком состоянии он едва ли далеко уедет.
В половине девятого кто-то затопал на крыльце, потом на всю катушку заиграл радиоприемник, послышалась возня на кухне. Это явилась хозяйка и принялась собирать на стол. Кот лежал на спине, вдыхая запах сена, тушеного мяса и гречневой каши, доходивший сюда из кухни. От этих запахов разыгрался какой-то волчий, звериный аппетит. Кот вытащил из рюкзака пару яиц, ломти хлеба и пластиковую бутылку с водой. Жаль, что не догадался взять соли. Но и так сойдет.
За окном быстро стемнело, непогожий день превратился в ненастный вечер. Кот не рискнул зажигать фонарь, в сумерках издали виден даже слабый свет на чердаке. Утолив голод, он снова лег на сено, закрыл глаза и стал слушать, как по железной крыше стучит дождик. Стрелки часов подобрались к десяти вечера, Кот стал беспокоиться, что попусту будет караулить кума, а он не явится ни сегодня, ни завтра. Но в сенях затопали сапоги, послышался мужской голос. Слов Кот не разбирал, но теперь ясно главное: тот, кого он ждал, все же вернулся.
Чугур зашел в сени, скинул дождевик и китель. В спальне он переоделся в спортивный костюм, наскоро поужинал и стал собирать дорожную сумку.
— Ты чего так поздно? — спросила Бударина.
— Поздно? Это еще рано, — отозвался Чугур, укладывая полотенце и бритвенные принадлежности. — Все разъехались. На юга задницы греть. А те, кто остался, тупее сибирского валенка. На хозяйстве вместо себя оставить некого. Дела в Москве займут дней пять, не меньше. Значит, неделю меня не будет.
— А как же деньги? Ты ведь говорил, надо в банке заказывать? Заранее?
— Я сегодня пять раз звонил в эту фирму по продаже недвижимости. Все уточнял… Короче, чемодан с налом туда тащить не надо. Можно в Москве с книжки снять. А еще лучше оформить перевод. Со счета на счет. Как только деньги переведут, можешь сходить к своей подруге Тоське. И сказать до свидания. И деньги, что ей в долг давала, не забудь потребовать. А иначе это сделаю сам.
Кум перенес дорожную сумку из спальни в горницу. В Москве он остановится у одного старого приятеля Антона Васильевича Кленова, с которым вместе служили еще на севере. Теперь Антон перебрался в Москву, нашел теплое место в охранной структуре одной крупной строительной фирмы. И в хрен не дует. Знай себе купоны стрижет, шастает по бабам и квасит. Но челюсть у Кленова отвалится, когда он узнает, по какому делу приехал в столицу бывший сослуживец.