Бунин. Жизнеописание
Шрифт:
Побегали по городу, были в Пратере… Из Вены мы направились в Инсбрук, где уже было совсем холодно… Но живительный воздух совершенно опьянял нас, и холод был приятен. Мы часто вспоминали этот уютный тирольский городок, залитый солнцем, окруженный горами, где так весело раздавались звонкие шаги.
В Италию мы спустились по Бреннен-Пассу, в солнечно ослепительный день. Ян мечтал пожить в какой-нибудь тирольской деревушке с каменными хижинами, куда по вечерам возвращаются овечьи стада с подвешенными колокольцами. И воскликнул: „Как было бы это хорошо!..“ Начал говорить, что ему так надоели любители Италии, которые стали бредить треченто, кватроченто, что „я вот-вот возненавижу Фра-Анджелико, Джотто и даже и самое Беатриче вместе с Данте…“» [382] .
382
Там
5/18 марта 1909 года Бунин сообщал А. Е. Грузинскому: «Были мы в Вене — слякоть, были в Инсбруке — очаровательно: солнце, чисто, свежо, горы, как серебро, но можно ходить в летнем пальто. Теперь пишу вам из Боцена, со знаменитого Brennen-Pass. День сегодня был редкостный. Вечером надеемся быть в Вероне» [383] .
Из Вероны Бунин и Вера Николаевна поехали в Венецию. Бегло осмотрев город, уехали в Рим, затем — в Неаполь. «Остановились мы, — пишет Вера Николаевна, — на набережной, в гостинице „Виктория“. И пробыли в ней трое суток… Наутро мы поднялись на Вомеро, откуда открывается один из широчайших видов мира (Ян всегда в новом городе прежде всего искал самое высокое место). А на второе утро мы отправились в сторону Позилиппо, шли долго апельсиновыми и лимонными садами…
383
РГАЛИ, ф. 126, on. 1, ед. хр. 126, л. 5.
О Капри ничего не было говорено, мы только смотрели на него с нашего балкона, и я, восхищаясь его тонкими очертаниями, спросила: поедем ли мы туда? Ян ответил неопределенно. О Горьком мы тоже не говорили, слишком в те дни было много нового, необычайного… На третий день нашего пребывания в этом городе песен и мандолин… утром мы съездили в Сорренто и чуть не сняли комнаты. Вернувшись, пошли завтракать в „Шато д’Ово“ (Яичный замок), ели фрутги ди маре, лангусту, запивая все холодным белым вином.
За завтраком я спросила о Горьком, увидимся ли мы с ним. Ян опять ответил неопределенно…
После обильного итальянского завтрака мы вернулись в отель, легли отдохнуть и проспали почти до обеда.
Войдя в столовую, мы увидели, что за столиком, где мы эти дни обедали, сидели англичане. Ян рассердился и заявил, что обедать не будет и завтра же покидает отель. Метрдотель очень извинялся, предлагал другой стол, начал называть его „принчипэ“, но Ян остался неумолим.
Мы отправились к Воронцам, друзьям Буниных по харьковской жизни, которые поселились на Вомеро. И мы опять полюбовались широким видом, но уже при вечернем освещении.
Воронцы были эмигранты после 1905 года, осели в Неаполе из-за климата, вели тихую, скромную жизнь. Они обрадовались Яну, ласково приняли и меня. Весь вечер прошел в оживленных воспоминаниях о прошлой, почти нищенской жизни, когда приходилось, по словам хозяйки, делить „каждую фасоль пополам“, но все же тогда было необыкновенно весело, безмятежно. С Горьким они не были знакомы, но говорили, что его дом поставлен на широкую ногу.
На следующее утро в 9 часов мы отправились на Капри. Пароходик был крохотный. Погода тихая, и мы шли, как по озеру, наслаждаясь всем, что дает Неаполитанский залив людям, попавшим туда в первый раз. И действительно, не знали, куда глядеть: на Везувий ли, грозно царивший над беззаботными неаполитанцами, на поднимающийся ли амфитеатром город с его апельсиновыми и лимонными садами на окраине, на высокие манящие Аббруцкие горы, или на выступающий из воды остров Иския, с его очаровательными очертаниями, где некогда жил, страдал от любви опростившийся Ламартин; но вот и Капри, где живет изгнанник, наш русский писатель, который с гимназических лет занимал мое воображение своими романтическими босяками…
Пароходик остановился, и нам пришлось
На Капри прибыли 12 марта 1909 года. В этот день Вера Николаевна писала Н. А. Муромцеву: «Дорогой папа, сегодня приехали на Капри… Устроились, кажется, в хорошем отеле по совету Горьких» [385] .
Горький писал Е. П. Пешковой 16 (29) марта: «Прибыл Бунин… Очень радует меня серьезным своим отношением к литературе и слову» [386] .
384
ЛН. Кн. 2. С. 208–209. — Описание Капри дано в рассказе Бунина «Остров сирен».
385
Музей Тургенева.
386
Архив А. М. Горького. Письма Е. П. Пешковой. М., 1966. С. 64.
О пребывании на Капри Вера Николаевна рассказывает:
«Очутились мы на нем в одну из самых счастливых весен, во всяком случае, моих. Ян, как я уже писала, не любил предварительных планов; он намечал страну, останавливался там, где его что-либо привлекало, пропуская иной раз то, что все осматривают, и обращая внимание на то, что большинство не видит…
Отправились пешком в город. Дороги вились среди апельсиновых садов, открывая при каждом повороте все более и более широкий вид.
— Знаешь, зайдем к Горьким, — неожиданно предложил Ян, — они посоветуют, где нам устроиться, и мы можем некоторое время отдохнуть, мне здесь нравится.
Я с радостью согласилась» [387] .
Их встретила дочь Марии Федоровны Андреевой — пятнадцатилетняя Катя Желябужская со своей компаньонкой. «От них мы узнали, — продолжает Вера Николаевна, — что Горькие через полчаса отправляются в Неаполь…
Ян позвонил… Вдруг я услышала грудной знакомый голос:
— Иван Алексеевич, какими судьбами?
На стеклянной веранде, выходившей в римский сад, в сером костюме и маленькой синей шляпке стояла мало изменившаяся Марья Федоровна, как всегда элегантная. Мы с ней познакомились. В этот момент из боковой двери вышел в черной широкополой шляпе Горький. Он радостно поздоровался с Яном и приветливо познакомился со мной.
387
ЛН. Кн. 2. С. 209.
Нас сразу они забросали вопросами, на которые мы не успевали отвечать… Марья Федоровна посоветовала отель „Пагано“. Затем нас стали уговаривать пожить на Капри подольше.
— Катя все устроит. Хозяева „Пагано“ — наши друзья. Мы всего на три дня в Неаполь. Вернемся и тогда уговорим вас остаться здесь…
— А какие тут звездные ночи, черт возьми! Право, хорошо, что вы приехали, поедем рыбу ловить! — говорил Алексей Максимович, тряся руку Яна, а потом мою около фюникюлера…
Вернулись Горькие, но не одни, с ними прибыли Луначарские. Кроме того, у них гостила дочь проф. Боткина, которую они звали „Малей“…
Как раз подошли домашние праздники: 16 марта старого стиля день рождения Алексея Максимовича, а 17 марта его именины. И мы попраздновали. Впрочем, все наше пребывание, особенно первые недели, было сплошным праздником. Хотя мы платили в „Пагано“ за полный пансион, но редко там питались. Почти каждое утро получали записочку, что нас просят к завтраку, а затем придумывалась все новая и новая прогулка. На возвратном пути нас опять не отпускали, так как нужно было закончить спор, дослушать рассказ или обсудить „животрепещущий вопрос“.